Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту - Цицерон Марк Туллий

7. После того как я это написал, от имени Куриона меня известили, что он едет ко мне. Он приехал в кумскую усадьбу накануне вечером, то есть в иды. Итак, если его слова прибавят что-нибудь в таком роде, что тебе об этом будет нужно написать, я это добавлю к этому письму.

8. Курион проехал мимо моей усадьбы и велел меня известить, что он скоро прибудет, помчался в Путеолы, чтобы произнести там речь на народной сходке. Произнес речь, возвратился, пробыл у меня очень долго. О, омерзение! Ты знаешь этого человека; ничего не скрыл; прежде всего самое достоверное — это то, что все, кто был осужден на основании Помпеева закона1806, восстанавливаются в правах; поэтому он воспользуется в Сицилии1807 их содействием; что касается Испании, он не сомневался в том, что они окажутся у Цезаря; оттуда он поведет войско, где бы Помпей ни был; гибель его и будет концом войны; пока еще ничего не произошло, кроме того, что Цезарь, вне себя от гнева, хотел убить народного трибуна Метелла1808; если бы это произошло, произошла бы большая резня; есть очень много советчиков, стоящих за резню, но сам он не жесток — не по склонности или от природы, а потому, что считает мягкость угодной народу; так что, если он утратит расположение народа, то станет жестоким; он встревожен, так как понимает, что повредил себе в мнении народа своим отношением к казначейству; поэтому, хотя он и очень твердо решил произнести речь на народной сходке до своего отъезда, он на это не осмелился и выехал в сильной тревоге.

9. Когда же я стал его спрашивать, что он предвидит, какой исход, какой государственный строй, он открыто признался, что не остается никакой надежды. Он боялся флота Помпея: если этот флот выйдет, то он покинет Сицилию. «Что, — говорю, — означают эти твои шесть связок? Если от сената, то почему они увиты лаврами? Если от него1809, то почему шесть1810?». — «Я пожелал, — говорит, — на основании вырванного постановления сената, ибо иначе не было возможности». А он1811 теперь ненавидит сенат гораздо сильнее. — «От меня, — говорит, — все будет исходить». — «Но почему шесть!». — «Потому что двенадцати я не хотел, а ведь можно было».

10. Тогда я: «Как я хотел бы, — говорю, — попросить его о том, чего, по слухам, добился Филипп1812! Но я побоялся, так как он от меня ничего не мог добиться1813». — «Он тебе, — говорит, — охотно позволил бы; но считай, что ты уже добился; я же ему напишу, как ты сам захочешь, что мы друг с другом об этом говорили. Но какое имеет для него значение, где ты находишься, раз ты не приходишь в сенат? Более того, именно теперь ты менее всего нанес бы вреда его делу, если бы тебя не было в Италии». — На это я — что стремлюсь удалиться в уединенное место, особенно потому, что при мне ликторы. Он похвалил решение. «Так как же! — говорю, — ведь мой путь в Грецию лежит через твою провинцию1814, раз у Верхнего моря солдаты». — «Что для меня, — говорит, — более желанно?». На этот счет многое было сказано очень благожелательно. Таким образом, вышло вот что: я могу отплыть не только безопасно, но и открыто.

11. Остальное он отложил на следующий день; я напишу тебе, если из этого будет что-либо, достойное письма. Но есть вопросы, которые я упустил из виду: намерен ли он дожидаться междувластия1815 или же, как он говорил, ему предлагают консульство, но он его не хочет на ближайший год? Есть и другое, что выспрошу. В заключение он клялся — это он обычно делает без всякого труда, — что Цезарь мне лучший друг «Сомневаюсь, право», — говорю. «Долабелла мне писал». — «Скажи, что». Он утверждал, будто бы он написал, что тот1816 выражает величайшую благодарность за то, что он желает моего приезда под Рим1817, и не только одобряет это, но даже радуется. Что еще нужно? Я успокоился: ведь устранено то предположение о семейной беде1818 и о словах Гирция. Как я желаю, чтобы он1819 был достоин нас, и как сам себя склоняю предполагать то, что говорит в его пользу. Но нужна ли была встреча с Гирцием? Конечно, что-то есть, но хотелось бы, чтобы в возможно меньшей степени. И все-таки удивляюсь, что он еще не возвратился. Но это мы увидим.

12. Поручи Оппиям1820 платить Теренции; ведь теперь есть одна опасность для Рима. Мне же помогай советом — пешком ли в Регий или же прямо отсюда на корабль и прочее, раз я задерживаюсь. Как только увижу Куриона, у меня тотчас же будет, о чем тебе писать. Что касается Тирона, прошу тебя, старайся, как ты и поступаешь, чтобы я знал, что с ним.

CCCLXXXI. От Марка Целия Руфа Цицерону, в Кумы

[Att., X, 9a; Fam., VIII, 16]

Интимилий (?) или в пути в Испанию, 16 апреля (?) 49 г.

Целий Цицерону привет.

1. Убитый твоим письмом, в котором ты дал понять, что думаешь об одном только печальном, но не написал подробно, в чем именно дело, однако не преминул открыть, каково то, о чем ты думаешь, пишу тебе отсюда это письмо. Во имя твоей судьбы, Цицерон, во имя детей молю и заклинаю не принимать каких-либо решений, тяжких для твоей жизни и здоровья. Привожу в свидетели богов и людей и нашу дружбу, что я предсказал тебе и вполне обдуманно посоветовал, а после того как встретился с Цезарем и узнал его намерения, о том, какова будет достигнутая победа, известил тебя. Если ты полагаешь, что у Цезаря будет один и тот же образ действий и при освобождении противников и при установлении условий, ты заблуждаешься; он помышляет и даже говорит только о жестоких и лютых мерах; он уехал разгневанным на сенат, эти запреты1821 его вовсе раздражили; клянусь, возможности упросить его не будет.

2. Поэтому, если ты себе дорог сам, если тебе дорог единственный сын, если тебе дорог дом, если тебе дороги твои сохранившиеся надежды, если я, если твой зять, честнейший муж, судьбу которых ты не должен желать испортить, что-либо значим в твоих глазах, не допускай, чтобы мы были принуждены возненавидеть или оставить то дело, в победе которого наше спасение, или возымели нечестивые желания, направленные против твоего спасения. Наконец, подумай об одном: неприязнь, которая была связана с тем твоим колебанием1822, ты навлек на себя. То, что ты теперь действуешь против Цезаря, победителя, на которого ты отказался напасть при неопределенном положении, и присоединяешься к тем, обращенным в бегство1823, за которыми ты отказался последовать, когда они сопротивлялись, — верх глупости. Смотри, как бы, стыдясь быть недостаточно сторонником лучших1824, ты не оказался недостаточно расчетливым в выборе того, что является наилучшим.

3. Если я не могу убедить тебя во всем, хотя бы подожди, пока не будет известно, каково наше положение в Испаниях1825, которые, как я предвещаю тебе, с прибытием Цезаря станут нашими. Какая надежда будет у тех после потери Испаний, не знаю; далее, что тебе за смысл присоединяться к находящимся в безнадежном положении, — клянусь богом верности, не придумаю.