Барышня ищет работу - Салма Кальк

— он обрадовался. То есть, навестили-то Ангелину, у той горели глаза — это означало, что её увлекло что-то новое, но тут Митя сказал — разузнает.

А Авенир больше не был моим преподавателем. И я встречалась с ним пару-тройку раз в неделю с совершенно спокойной совестью. Я не стала обсуждать то, что случайно услышала — это ж надо будет сказать, откуда знаю. И он тоже молчал.

Значит — живём дальше и смотрим, что будет.

40. Пристроили Юру

40. Пристроили Юру

— Оль, слышь, что творится-то, — Митя Ряхин бесцеремонно взял меня за рукав и отвёл к окну в коридоре.

Мы вышли с лекции профессора Конева — я посещала лекции по специальности у всех трёх курсов, если они не совпадали, а они чаше всего не совпадали. Я втянулась в плотное расписание, практика у меня снова чередовалась — второй курс, третий, четвёртый. А теорию хватала всю, на какую успевала.

Но, скажем, анатомию у профессора Валентинова, тоже некроманта, нужно было не просто хватать, а вот прямо чтоб от зубов отскакивало. Он очень чётко и точно рассказывал и показывал нам организм человека, плюс — как этот организм реагирует на разные магические и физические воздействия, чтобы потом на практике в больнице мы сами говорили — что такое да откуда взялось. И кроме установления причины смерти путём осмотра мы учились проводить посмертный допрос. В идеале все эти действия следовало производить в комплексе, плюс ещё осмотр медика, но и Валентинов, и Аркадий Петрович утверждали, что в жизни идеал недостижим. Потому что мало специалистов, и нужно делать всё для того, чтобы стало больше.

Пока же… мой первый посмертный допрос был в присутствии рыдающей супруги умершего. Точнее, покончившего с собой — предположительно от того, что разорён.

— Пускай скажет, где ключ от шкатулки! Она заколдована, её ни топором не разрубить, ни каким другим инструментом не открыть! А то молодец такой — раз, и на тот свет, а на что я детей поднимать буду? На что учить? Из чего приданое давать?

Правда, поднятый покаялся, что деньги почти все вложил в убыточное предприятие, а ключ от шкатулки лежит в секретере, но там почти ничего нет, и о том, что есть, нельзя говорить никому, потому что кредиторы отберут, и тогда совсем всё. Радостная вдовица убежала искать ключ в секретере, а я отправила её супруга обратно и перевела дух.

— Молодец, Ольга, справилась, — кивал Аркадий Петрович.

Вообще меня нередко похваливали, это было приятно. Я очевидно втянулась, и даже научилась находить некий интерес и удовольствие в том, что делаю такое, на что у большинства людей не хватит магической силы и бесстрашия. А я говорила себе, что раз у меня здесь такая судьба, то нужно хватать и держать, и стараться.

Конечно, учись я, как все, у меня было бы больше времени и сил для того, чтобы гулять, читать, ходить куда-нибудь. Но — и так тоже неплохо. Если у меня потом будут выходные, то буду навещать здешних знакомцев, вот.

А пока — Митя.

— И что творится? Расскажешь — узнаю.

— А Юрка наш рассказал, я за что купил, за то и продаю.

— Так, и что же он рассказал?

Юрку нашего научили слушать всех, кого неугомонная Ангелина собирала во флигеле вдовы Капитоновой. Туда заглядывали и студенты — просто потрындеть о высоком и не просто, а обсудить работу о развитии капитализма в России, и что они там ещё обсуждают, эти люди. И рабочие — в редкие выходные. И свободные-обеспеченные, вроде самой Ангелины и её приятеля Франца, вернувшегося в Москву осенью, как и обещал. Правда, Ангелина в личных делах дала ему отставку, потому что оказалось, что с Митей Ряхиным он и рядом не стоял, но как я понимаю, имени счастливого соперника он не знал, и слава богу, потому что кто знает, что бы выдумал. А так — меньше знает, крепче спит.

Так вот, эти милые во всех отношениях люди говорили-говорили, и договорились. До очередной бомбы, которая приблизит не то диктатуру пролетариата, не то ещё что-то, столь же устрашающее. Юра все их беседы прилежно слушал, а потом пересказывал Мите, а тот догадался — мне рассказал. Будто я знаю, что с ними всеми делать!

— Ладно, я поняла. Ты не хочешь рассказать Пуговкину? Любому?

— Да я не знаю, как лучше-то! Они ж спросят, ей-богу спросят — а что ты, Митька, там делал, что о таких вещах знаешь? А я что, скажу им, что у меня там Юрка да полюбовница?

— О Юре знает Авенир, и я думаю, не только он, — если, помнится, о моём первом визите в тот дом Афанасий Александрович узнал, то почему ему не знать и обо всём прочем? — И можно прямо сказать — вот, услышал, рассказал.

— Да Леопёрдовну, дурищу, надо как-то спасти, её ж тоже в околоток поволокут.

— Она говорит, её отец всегда выкупает.

Митя задумался.

— Это тот самый Леопёрд, да? А как ты думаешь, он почему так зовется — потому что правда как тот кот пятнистый?

— Да бог его знает, мы не представлены. Но может Ангелину просто забрать оттуда, и вызвать полицию?

— Да она ж тот флигель снимает. С неё, вроде как, и спрос.

— Ладно, я бы послушала Юру.

— Пошли сегодня, послушаешь.

— Договорились. А там и решим.

Мы сговорились, что я приду к Ангелине вроде как в гости, вместе с Марьяной, и оставлю их болтать, а сама в соседней комнате позову Юру и спрошу, что и как. И разошлись до вечера.

Марьяна легко согласилась навестить Ангелину — развеяться и развлечься, а то у них там по теории магии прямо зверство какое-то было. Я сомневалась, что профессор Рассказов способен зверствовать, но — вдруг? Вообще мне ему тоже вторую часть предмета сдать бы, для диплома, надо постараться. Но это потом, а сегодня идём в гости.

В те гости прихватили мёда, и варенья сливового — Марьяна из дому привезла, и мы постепенно подъедали её запасы. Пили чай, болтали об учёбе и о мужчинах, а потом я выскользнула в меньшую комнату и позвала Юру. Капнула кровью возле печки — там не видно, он и