Крах всего святого - Илья В. Попов

Сзади раздался свист, ругань и вопли: «Лови его!», «Сбежал!», «Северин с нас шкуру спустит!», — оглянувшись, Этьен увидал, как Бурый вместе с седлом рухнул наземь, Кол поднялся с земли, тыча в след мальчика пальцем, а Лягва пытался в спешке завязать подпругу, пока скула его медленно наливалась синим цветом. В лицо Этьену до слез из глаз бил ветер, сердце казалось, вот-вот выскочит наружу, но в голове билась лишь одна мысль — у него получилось! Он свободен! Свободен!

Едва поляна превратилась в точку, Этьен перешел с галопа на трусцу и пустил коня на восток, дабы схитрить и запутать преследователей — естественно они решат, будто он поехал прямиком в лагерь Раймунда, так что, доехав до какого-то ручья, он переправился на другую сторону, и поехал обратно — дабы пропустить погоню вперед — а потом сова направил коня на север.

Практически к вечеру он, усталый и вымотанный, но донельзя счастливый, заприметил вдалеке дым и, подъехав поближе, увидал довольно большой постоялый двор о двух этажах. Отдав лошадь конюшему — пареньку, что был еще младше Этьена — он кинул ему последнюю монетку и юркнул вовнутрь. Широкий зал с низким потолком был почти полон — прямо у входа сидел пузатый монах с выбритым затылком, который с аппетитом поглощал лепешки, макая их в мед; чуть поодаль от него сидело несколько немолодых мужчин, обсуждающих цены на шелка; у самой печи уткнувшись лбом в стол храпел тощий старик, а меж столами сновало несколько собак, подъедающих упавшие на пол объедки. От запаха сдобного хлеба и звука скворчащего мяса, истекающего жиром на вертелах, рот Этьена наполнился слюной, но он пытался не обращать внимания на голод — все равно у него не хватило бы и на черствую краюху, так что он попросту присел за самый дальний стол, надеясь, что сможет чуть подремать и согреться, пока его не выгонят.

Окидывая взглядом помещение, Этьен вдруг заприметил Посвященную — он сразу же узнал жрицу по выбившемуся из-под одежды серебряному медальону — молодую девушку с длинной черной косой, которая сидела за столом рядом с мрачным парнем с обрубком вместо уха, что-то тихо ему рассказывая; когда его спутница умолкла, тот лишь пожал плечами и припал к кружке, но через миг вдруг замер и повернул голову к Этьену, точно почуяв на себе его взгляд; а тот лишь уткнул глаза в пол, делая вид, что ему как никогда интересно как выглядят его стертые башмаки.

Уютное тепло его разморило, низкий ровный гул, висевший под потолком, убаюкал, и он уже было придремал, как вдруг стукнула дверь — и с Этьена тут же слетели последние остатки сна, когда он увидал Лягву, Бурого и низкорослого мужчину со сбитым носом, которые, войдя в трактир, принялись озираться по сторонам, внимательно вглядываясь в лица.

Глава 21

Что-то идет не так. Состояние мое становится все тревожней, да и сны несут скорее усталость и тревогу, нежели покой. Но я как одержимый снова и снова застываю у зеркала, вглядываясь в темную поверхность и слушая его шепот; и пускай иногда я не вижу ничего — даже собственного отражения — но, тем не менее, не могу оторвать глаз, нередко засыпая прямо стоя на ногах.

Сегодня погиб еще один рабочий и, похоже, для многих это стало последней каплей — еще несколько мужчин попросту сбежали, оставив даже инструменты, а среди прочих едва не вспыхнул бунт; они уже почти единогласно решили покинуть замок и уплыть назад в город, но мне кое-как удалось сдержать настроения недовольных, пообещав засыпать их всех золотом, если они останутся хотя бы до конца месяца. Но боюсь, мера эта окажет воздействие лишь на время.

Я не знаю, почему я так держусь за это место — в принципе, мне ничто не мешает забрать зеркало с собой, но… я будто бы нутром чувствую связь с этими развалинами. Я знаю не умом, но душою, что мне нужно еще чуть-чуть времени. Буквально несколько дней — и я узнаю нечто такое… чего, быть может, не знает ни один из живущих на земле.

Но даю себе слово — еще одна смерть и я собственными руками уничтожу этот предмет.

Клянусь.

Из дневника Мартина Отеса

Амадиу въехал в Мьезу после полудня, почти к вечеру, и, едва спешившись, сразу же двинулся к городской ратуше, дабы переговорить с Аваром, а заодно, быть может, и застать кого-нибудь из городского совета. Великий магистр пока что и сам с трудом понимал, какое именно зло таится в том замке, но был уверен — сила эта невероятно могущественна, и не приведи бог представить, если она вдруг попадет не в те руки. К его неудовольствию на воротах его встретили лишь городские стражи и собиратель пошлины, мимо коего он даже не сбавил шаг — то ли Жерм, Рене и Марселон не слишком то и спешили, то ли подмога из Алого Оплота попросту запаздывала.

Пробиваясь сквозь торговую площадь, Амадиу вдруг заметил средь толпы алые плащи с вышитыми на них гербами ордена. Двое Мечей — высокий мужчина средних лет и молодой парень с ярким разноцветным плюмажем на шлеме — в компании нескольких юных дев спорили о чем-то с пузатым торговцем около прилавка с медальонами, браслетами, серьгами и прочими украшениями. Амадиу, не мешкая, направился прямо к братьям, активно расчищая путь локтями, не обращая ни малейшего внимания на крики и ругань в спину, а подойдя поближе, смог уловить конец фразы старшего Меча:

— … ты хоть знаешь, кто мы такие? — сквозь зубы произнес он, меряя купца презрительным взглядом. — Да ты спасибо должен сказать, что мы вообще на твои побрякушки взгляд уронили. Смотри, как бы тебе твой гонор дороже не обошелся.

— Платите или проходите мимо, — мужчина скрестил толстые руки на груди и поджал губы. — А иначе будете с дубинками цеховых разговаривать. Я не для того плачу властям, чтобы мне всякие проходимцы угрожали.

— Ты кого проходимцами назвал? — сплюнул на прилавок второй Меч и кивнул за спину, где, сбившись в стайку, о чем-то шептались барышни в цветастых платьях. — Наши спутницы хотят подарки и они их получат, даже если придется платить сталью.

Произнеся эти слова, он наполовину вытащил кинжал из висящих на поясе ножен, сверкнув обнаженным лезвием; мужчина же нахмурился и сделал шаг назад, запустив руку под