Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме того, герой, сломавший дом в «Балладе о детстве», назван метростроевцем, то есть, по сути, шахтером. И этот образ иногда применяют к себе лирический герой или лирическое мы Высоцкого (вспомним, например, «Гими шахтеров» и стихотворение «Осторожно! Гризли!»: «Мне б по моим мечтам — в каменоломню: / Так много сил, что всё перетаскаю!»).
В «Песне завистника» герой завидует роскоши своего соседа: «У него на окнах
— плюш и шелк». Сравним это с черновиком «Песни попугая»: «Царь русский пришел в соболях и бобрах, / Сказал вместо “здравствуйте”: “Попка — дурак!”» (АР-1-138), и с «Балладой о манекенах», где манекены «живут, как в башнях из брони, / В воздушных тюлях и газах» /4; 368/. Это черновик, а в основной редакции сказано: «Вон тот кретин в халате / Смеется над тобой <…> Ее, закутанный в меха, / Ласкает томный манекен»[773], - что вновь напоминает «Песню завистника»: «Баба его шастает в халате». Впервые же все эти мотивы возникли в исполнявшейся Высоцким песне на стихи В. Дыховичного: «Получил завмагазина / Триста метров крепдешина, / Был он жуткий жулик и прохвост: / Сто он метров раздарил, / Тридцать метров разбазарил, / Остальное всё домой принес» (фактически речь идет о той же Марусе Пересветовой: «Спекулянтка была номер перший»).
И вполне закономерно, что в «Случае» (1971) у лирического героя происходит столкновение с одним из богатых людей: «Вот он — надменный, словно Ришелье, / Как благородный папа в старом скетче, — / Но это был директор ателье, / И не был засекреченный ракетчик». А в черновиках об этом человеке говорится как о закройщике: «Я тост ехидный предложил ему, / Просил закройщик: “Вы бы, что ли, спели!”» /3; 350/. Позднее эта ситуация повторится в «Смотринах»: «Он захотел, чтоб я попел, — / Зря, что ль, поили?!».
Еще в двух произведениях у лирического героя возникает конфликт с богато одетым противником: «Который в фетрах, давай на спор: / Я — на сто метров, а ты — в упор» /1; 141/ (фетр — это тонкий войлок, изготовленный из пуха), «И фуфайка на нем, и хозяйка при нем, / Потому я и псами облаян» /4; 202/. Поэтому и в «Путешествии в прошлое», оказавшись в богатом доме («Только помню, что стены с обоями»), он начинает крушить всё подряд.
Помимо «Получил завмагазина…», Высоцкий исполнял еще одну песню на стихи В. Дыховичного — «Может, для веселья, для острастки…». В ней фигурирует «добрый молодец», который «заведовал Главбазой», — то есть тот же завмагазина, получивший «триста метров крепдешина»; тот же завмагом в стихотворении Высоцкого, написанном еще в 1958 году: «Толпится народ у отдела “Рыбсбыт”, / Живых судаков поджидая, / Завмагом, качаясь, в прилавке стоит, / Торжественно всем заявляя: / “Товарищи, проходите, не толпитесь! / Есть в любом количестве!” / “А где?” / “У Черного моря”» /1; 310/; тот же завмагазином в стихотворении «Мы воспитаны в презренье к воровству…» (1972): «Куда идем, чему завидуем подчас? / Свобода слова вся пропахла нафталином. / Я кончил, всё. Когда я говорил: “У нас”, - / Имел себя в виду, а я — завмагазином»[774] [775]- тот же завзалом в черновиках песни «А люди все роптали и роптали…» (1966): «И им завзалом, чтобы не ругаться, / Сказал: “Прошу без шума, дорогие! / Те, кто едят, ведь это — иностранцы! / А вы, прошу прощенья, кто такие?”» /1; 496/ (этот вопрос в том же 1966 году встретится в «Парусе»: «Кто вы такие? / Вас здесь не ждут»); и тот же завцеха в «Диалоге у телевизора» (1973): «Ой, Вань, умру от акробатиков! / Смотри, как вертится, нахал! / Завцеха наш, товарищ Сатюков, / Недавно в клубе так скакал». У последней цитаты имеется равноправный вариант исполнения: «Завклуба наш, товарищ Сатюков, / Недавно в цехе так скакал». Все это говорит о взаимозаменяемости клуба и цеха, о том, что не столь важно, где «скакал» «товарищ Сатюков»: важно только, что он — «зав», то есть главный558, и что он «скакал». Последний мотив у Высоцкого довольно часто встречается применительно к представителям власти — например, в черновиках «Баллады о манекенах»: «А он — исчадье века! — / Гляди, пустился в пляс / В обличье человека, / Но — много веселее нас!» /4; 370/; в «Песне-сказке про нечисть»: «Танцевали на гробах — богохульники» (АР-11-6); и в черновиках «Набата»: «Всех нас зовут зазывалы из пекла / Выпить на празднике пыли и пепла, / Потанцевать с одноглазым циклопом, / Понаблюдать за Всемирным Потопом» /3; 408/.
Кстати говоря, реплика Зины: «Ой, Вань, гляди, какие карлики! / В джерси одеты, не в шевьот, — / На нашей пятой швейной фабрике / Такое вряд ли кто пошьет», — объясняется тем, что возглавляет эту фабрику тот самый «жулик и прохвост», который получил триста метров крепдешина и всё разбазарил, и тот же директор ателье, «надменный, словно Ришелье», из песни «Случай».
***
Продолжим разбор «Смотрин».
Слова напившегося соседа («Сосед орет, что он — народ, / Что основной закон блюдет…») напоминают высказывания советских чиновников, которые всегда отождествляли себя с народом: «Ну вот, мы вас тут, конечно, послушали, поговорили, но решать-то будет кто? Решать в нашей стране должен народ. А народ — это кто? Это партия. А партия кто? Это мы. Мы — партия. Значит, мы и будем решать, я вот буду решать. Понятно?»[776].
Отметим заодно важную параллель с «Аэрофлотом» (1978), где герой говорит о своем начальнике Е.Б. Изотове: «Мол, кто не ест, тот и не пьет. / Мол, выпьем, братья!» (АР-3-66) = «Он атеист, но знает: люди — братья» (АР-7-127). При этом и сосед, и начальник одинаково обращаются к лирическому герою: «Он заорал: “Играй, пострел^. / Зря, что ль, поили?!» (АР-3-66) = «Эх, — говорит, — салагаХ / У них и то в Чикаго / Три дня назад авария была!». Кроме того, атрибутом роскоши соседа и Аэрофлота выступает икра: «Там кормят черною икрой, / Там кормят нынче
