Анастас Микоян - Андрей Викторович Рубанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весной 1956 года Микоян менее чем за три недели объехал весь азиатский тыл Советского Союза и отовсюду привёз уверения либо в твёрдой поддержке, либо в нейтралитете. Теперь Кремль был спокоен за восточные рубежи, а значит, ресурсы, деньги, лучших специалистов можно было бросить на решение проблем западных рубежей.
Характерна в этой связи судьба генерала Василия Маргелова, который в 1953 году командовал дивизией в дальневосточном Приморье, а к 1956 году уже создал ультрасовременные воздушно-десантные войска, готовые в течение считаных часов захватить любую европейскую страну.
Итак, Микоян весь июнь 1956 года возил Тито по передовым колхозам Ставрополья и Кубани, в июле полетел в Венгрию и добился отставки «венгерского Сталина» — 1-го секретаря ЦК Венгерской партии трудящихся Матьяша Ракоши — и на время снял напряжение.
Затем из Пекина ему прислали приглашение на очередной, VIII съезд КПК.
4
Сентябрь 1956-го. Микоян оказывает Мао услугу: миссия в Пхеньяне
Съезды китайских коммунистов имели мало общего с советскими партийными съездами. В КПК официальные собрания сочетались с неофициальными, могли проводиться в течение нескольких месяцев. Такую практику в КПК считали наиболее рациональной. Иной коммунист, избранный делегатом в отдалённой провинции, просто не имел ни средств, ни времени для поездки в Пекин, но отнюдь не тяготился этим обстоятельством. Мероприятия в рамках VIII съезда начались в конце августа, тогда как официальное начало съезда, в том числе с участием иностранных гостей, назначили на 15 сентября.
От КПСС гостем съезда был Микоян. Это был его четвёртый визит в Китай, и, вероятно, наиболее важный, не считая первого, в Сибайпо, зимой 1949-го. 16 сентября 1956 года Мао Цзэдун фактически попросил Микояна об услуге, и Микоян эту услугу оказал и потом не удостоился от Мао никакой благодарности. Эпизод мы опишем на основании исследований историка Игоря Селиванова, тщательно изучившего тему.
В тот денья, едва прилетев, Микоян переговорил с Мао, и возник вопрос об отношениях китайских коммунистов с товарищем Ким Ир Сеном, амбициозным и строптивым лидером Северной Кореи. Он, как и маршал Тито, решил проводить самостоятельный курс, не вступая в вассальные отношения ни с Москвой, ни с Пекином. 17 сентября Микоян зачитал на заседании съезда КПК официальный доклад (выступал более часа), а на следующий день продолжалось обсуждение корейского вопроса, и Мао предложил Микояну отправиться в Пхеньян и попробовать повлиять на Ким Ир Сена.
Претензии Ким Ир Сена на роль независимого лидера основывались на традиционной самобытности корейской цивилизации, недоверии «корейских корейцев» к «китайским корейцам» и «советским корейцам», а также, разумеется, на самолюбии и амбициях. В некоторой степени товарищ Ким шёл по пути товарища Мао. Точно так же как Мао, он понимал, что своим становлением обязан помощи союзников. Северная Корея, отстоявшая себя в ходе войны Севера и Юга, во многом была обязана помощи китайских солдат и советников, и советских лётчиков, но теперь товарищ Ким желал забыть о помощи китайцев и русских, и сосредоточить все силы на укреплении единоличной власти по классической сталинской модели.
Сталину ведь никто не помогал. У Сталина не было союзников, кураторов, спонсоров и советчиков. Сталин всё делал сам. И Мао хотел, чтоб о нём думали так же. И Ким Ир Сен хотел.
Меж тем в распоряжении лидера Северной Кореи находился немалый человеческий ресурс, 10 миллионов граждан, трудолюбивых, терпеливых, упорных крестьян и рыбаков. В Южной Корее, для сравнения, проживало вдвое больше, свыше 21 миллиона, на 1955 год. При этом, конечно, из всех стран региона Северная Корея была наименее велика по численности: даже в Северном Вьетнаме, вотчине Хо Ши Мина, население составляло до 15 миллионов. Компартия Северной Кореи не прислала делегатов на ХХ съезд, так же как и компартия Югославии. В 1955 году Ким Ир Сен впервые провозгласил так называемые «идеи чучхе», концепции опоры исключительно на собственные силы, и эта парадигма нашла в сердцах северных корейцев живой отклик, подогревала самолюбие сильного и исключительно живучего народа. Корейцы, в отличие от сопредельных народов, схожих по формальным расовым признакам — китайцев, вьетнамцев и японцев, — никогда не боялись расселяться на север. Широко известно, что в Приморском крае в 1937 году проживало свыше ста тысяч корейцев: почти все они были в том году депортированы в Казахстан по приказу Сталина.
В своих дальнейших расчётах Сталин в основном отдавал предпочтение взаимодействию с огромным Китаем, а интересами соседних сильных азиатских этносов, корейского и вьетнамского, откровенно пренебрегал; для него 30-миллионный корейский народ значил много меньше, чем сопоставимый по численности польский, живущий в центре Европы. В итоге товарищ Ким Ир Сен, человек большого ума и крепкого характера, понял, что Сталин намерен превратить Корею в разменную монету для геополитического торга с Мао.
Хрущёв и Микоян хотели быть более гибкими и благоразумными. Задуманная Сталиным великая коммунистическая империя от Берлина до Ханоя трещала по швам, на её содержание требовались невообразимые средства, добываемые исключительно за счёт граждан Советского Союза. Дальше так продолжаться не могло. Хрущёв полагал, что бывшие вассалы сталинской империи должны были, с одной стороны, остаться в орбите влияния Москвы, с другой стороны, перейти хотя бы на частичную самоокупаемость. Но вассальные элиты — от Будапешта и Варшавы до Ханоя и Пхеньяна — восприняли это иначе. Если вы нас не содержите, тогда вы нам и не приказываете. Сталинское лоскутное одеяло расползлось. Отовсюду в Кремль пришли сигналы, что правила игры изменились. Вассалы поднялись против сюзерена, каждый расчертил свой путь, в Польше, Венгрии, Китае, Северной Корее. В Кремле к такому были не готовы. Раньше из Москвы высылали только суровые инструкции, а теперь надо было успокаивать, уговаривать, маневрировать. Вся сталинская дипломатическая школа основывалась на диктате, на отрицании любого компромисса, что, собственно, привело к вырождению сталинской дипломатии как переговорного искусства. Теперь следовало создавать дипломатию заново, и Микоян пошёл ледоколом в этом процессе.
Забегая чуть вперёд, скажем, что ничего у них тогда не получилось. Постепенно Хрущёв вошёл во вкус зарубежных поездок, ему нравились почёт, эскорты, торжественные приёмы, коктейли, сияние фотовспышек. Показное, фальшивое уважение он принимал за настоящее. Он месяцами ездил из страны в страну, повсюду выпивая и закусывая, он решил, что заменит собой весь советский МИД. Когда его смещали, ему поставили в упрёк прежде всего бесконечные зарубежные турне.
Но это будет потом, а пока 19 сентября 1956 года Микоян вылетел из Пекина в Пхеньян. Обсуждая с Микояном миссию в Пхельяне, Мао сказал про Ким Ир Сена: «Я не хочу его свергнуть, я хочу ему помочь». Далее сообщил, что очень недоволен тем, что Ким исключил из партии и изгнал из своей страны многих советников, этнических корейцев, работавших в КПК и направленных для помощи ближайшим соседям. Министра
