Анастас Микоян - Андрей Викторович Рубанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На волне очевидного дипломатического успеха в Карачи 25 марта Микоян полетел в Индию. Но там разговор был совсем другой.
Лидер Индийского национального конгресса (ИНК) Джавахарлал Неру возглавлял не просто страну, а огромную самобытную цивилизацию с тысячелетней историей, с уникальным укладом (в Индии одних только официальных языков — 22). Масштаб, географическое положение, богатство ресурсов, стремление к самостоятельности объединяло Индию и Россию, до сих пор объединяют и в будущем будут объединять, хотя, разумеется, форматы союза и сотрудничества могут быть совершенно разными. Можно много критиковать Хрущёва за всевозможные ошибки, но всё же именно он заложил основы решительного сближения двух огромных суперэтносов.
Следует сказать, что британцы были так напуганы сближением Индии и России, что попытались исправить свою ошибку в 1990-е годы, и в рамках политики мультикультурализма открыли свободную эмиграцию индусов в Альбион. Сейчас индийская община в Англии огромна, многократно превосходит такую же общину в России. Этнические индусы занимают руководящие посты в британском правительстве. Но крепких связей России и Индии это не отменило; скорее, наоборот.
У Микояна состоялось несколько бесед с Неру, но тот очень спокойно отнёсся к теме Пакистана и Кашмира. И СССР, и Индия проводили самостоятельный курс и в рамках глобальной игры могли вступать в какие угодно союзы. Наиболее примечательный диалог между Неру и Микояном касался результатов ХХ съезда и критики Сталина. Жёсткий авторитарный лидер, подобный Сталину, в Индии появиться не мог. Учитель Ганди был антиподом Сталина. Один объединил страну силой принуждения, другой — принципиальным отказом от такового.
В целом Анастас Микоян не был главным человеком в формировании отношений СССР и Индии. Но он и не ставил перед собой таких целей. Приехав из Пакистана, он намеревался заверить Неру, что общий курс Кремля неизменен. Индия в безусловном приоритете, а вечеринки в Карачи нужны только для создания политического баланса в регионе. Таков маневр больших держав.
Но Неру больше интересовала ситуация с докладом Хрущёва. Индийский лидер не был знаком с содержанием доклада, лишь читал о нём в западной прессе. Впервые Микоян рискнул изложить подробности политическому деятелю из хоть и дружественной, но всё же капиталистической страны. Он сильно рисковал: каждая его откровенная фраза могла просочиться в печать и вызвать скандал. Неру, конечно, до такой подставы никогда бы не унизился, но всё же возможность утечки, пусть и гипотетически, но существовала. Тем не менее ни один вопрос Неру Микоян не оставил без подробного ответа.
Из Дели Микоян 30 марта переместился в Бирму, страну с причудливой экономической и политической системой, сочетавшей элементы капитализма и социализма. Ранее в Бирме уже побывали Хрущёв и Булганин. Приезд Микояна должен был закрепить наметившееся сближение. В Рангуне состоялись переговоры с бирманским премьером У Ну. Тот, между прочим, попросил прислать из СССР специалистов, инженеров, и пожаловался, что ранее такие специалисты приезжали из США, но «оставили после себя плохое впечатление». Микоян пообещал оказать помощь, и в итоге было подписано торговое соглашение, согласно которому СССР превращался в крупнейшего покупателя бирманского риса, взамен обязавшись поставить промышленное оборудование. Также в качестве подарка Микоян от лица руководства своей страны обещал построить в Рангуне госпиталь, театр и стадион.
Следующий перелёт — 2 апреля — из Рангуна в Ханой, столицу Демократической Республики Вьетнам. Здесь вовсю гремела аграрная реформа, изъятие земель у помещиков и коллективизация, проводимая классическими сталинскими методами: руководил 1-й секретарь ЦК Партии трудящихся Вьетнама Чыонг Тинь, а общие установки давал председатель ЦК ПТВ Хо Ши Мин, неоднократно бывавший в СССР и лично знакомый со Сталиным.
Рвение коммунистов Северного Вьетнама в деле построения справедливого общества было очень велико и подогревалось присутствием большого количества китайских советников. Аграрная реформа, начатая в 1953 году, вылилась в массовые репрессии в отношении помещиков, зажиточных крестьян и вообще всех, кто пытался возражать, а тем более противодействовать. Десятки тысяч людей были помещены в «лагеря по перевоспитанию». Репрессии коснулись каждого второго члена ПТВ. Результат — такой же, как и в СССР: нехватка продовольствия, голод. Только что назначенный посол Михаил Зимянин увидел, что дело идёт к бунту, и стал посылать в Москву тревожные сообщения. Микоян прибыл в Ханой с чётко определённой целью: разобраться в ситуации и умерить активность реформаторов. Зимянина он сначала посчитал паникёром и резко отчитал уже на аэродроме, но затем выслушал и снял все претензии: Зимянин оказался прав.
Для страховки Микоян попросил поддержки у китайцев, и из Пекина оперативно прибыл член Политбюро КПК и 1-й заместитель премьера Госсовета КНР Чэнь Юнь, курировавший вьетнамское направление. В следующие три дня они вдвоём участвовали в пяти заседаниях Политбюро ПТВ, активно рекомендуя Хо Ши Мину, Во Нгуен Зиапу и другим вождям не форсировать социалистические преобразования, исключить перегибы. Наиболее важным было третье по счёту заседание: Хо Ши Мин прямо высказал претензии. Почему критика Сталина не была согласована с лидерами дружественных партий других стран, в том числе Северного Вьетнама? Почему критика звучит только теперь, если о преступлениях было давно известно? Наконец, почему копию доклада Хрущёва в Ханое получили с большим опозданием? Это был очень серьёзный упрёк. В буржуазном Южном Вьетнаме журналисты узнали о докладе раньше, чем в Ханое, и теперь высмеивали северных соседей, которых Москва не удосужилась вовремя информировать.
Теперь Хо Ши Мин получил копию доклада на русском языке, но не знал, стоит ли переводить текст на вьетнамский и раздать хотя бы членам ЦК ПТВ. Микоян такую рекомендацию дал, за задержку с пересылкой текста доклада извинился, но главное предупредил, что, если вьетнамские коммунисты не откажутся от сталинских методов, Москва их поддерживать не сможет.
Хо Ши Мин действительно, резко смягчил режим, а позднее даже убрал Чыонг Тиня с поста 1-го секретаря (и сам занял его место). При этом публично критиковать Сталина так и не решился. Впрочем, от него этого и не требовали.
На официальных, протокольных фотографиях, запечатлевших эпизоды азиатского турне, Микоян выглядит очень необычно: белый пиджак и галстук-бабочка. Он похож скорее на эстрадного артиста. Безусловно, то был продуманный имидж, призванный показать всему миру, что советские лидеры перестали быть монстрами военного коммунизма в наглухо застёгнутых френчах.
Из Ханоя в Пекин Микоян отправился 6 апреля. В тот же день состоялись переговоры с Мао. Тот был доволен визитом старого знакомого, сходу раскритиковал Сталина, припомнил все обиды, недостаточную помощь со стороны Москвы во второй половине 1930-х, и признался, что визит в Москву в декабре 1949 года и личное общение
