Возвращение домой - Александра Турлякова

Он медленно открыл глаза и долго лежал, не моргая, глядя в потолок. Хорошо было так лежать, ни о чём не думая, видя только дощатый потолок из плотно по-догнанных досок, гладких, но не крашенных, таких гладких, что захотелось вдруг коснуться их рукой, проверить наощупь. И не удержался — попытался поднять ле-вую руку, дотянуться, ведь доски эти, казалось, были перед самыми глазами… Все-го лишь чуть-чуть шевельнулся, а от боли всё перед глазами и поплыло, и потолок этот закачался…

Джейк закрыл глаза, губу чуть ли не до крови закусил, пытаясь заглушить стон, рвущийся из охрипшего горла.

И боль эта… Боль была такая, словно грудную клетку в нескольких местах про-ткнули раскалённым штырём. Боль принесла воспоминания: картинка из одного и того же повторяющегося кошмара яркой вспышкой встала перед глазами. И он вдруг прошептал слово, само всплывшее в памяти, но совершенно ничего не знача-щее для него: никаких чувств, никаких воспоминаний:

— Капитан!..

А ещё эта боль вернула ощущение мира вокруг; Джейк неожиданно почувствовал, что лежит в кровати, укрытый до подбородка чем-то тёплым, но тяжесть одеяла совсем не ощущалась. Приятная прохлада студила лоб, до Джейка не сразу дошло, что кровать стоит у открытого окна. Какое-то время он тупо, ничего не соображая, смотрел на лёгкую занавесочку, подрагивающую на сквозняке. Дышал он очень осторожно, в четверть лёгких, и при каждом вдохе чувствовал, что грудь сдавливает тугой обруч, но так и не понял, что это всего лишь повязка. Всё его внимание и все немногие мысли привлекло осознание того, что рядом находится кто-то ещё, какой-то человек. Джейк чувствовал его присутствие. А потом к нему кто-то подошёл, прохладная ладонь коснулась лба, потом — лёгкое прикосновение подушечек паль-цев к виску, к щеке и вдоль — до подбородка. Прикосновение, наполненное заботой и нежностью, как к чему-то очень хрупкому.

— Опять, наверное, болит… — чей-то голос шелестел над ухом. "Да нет же, нет! — готов был закричать Джейк, — Я живой! Я слышу вас… И понимаю всё!" Но губы лишь дрогнули беззвучно, последние силы ушли на то, чтобы снова открыть глаза.

Склонившееся лицо. Женщина! Немолодая уже, если судить по морщинкам во-круг добро улыбающихся медово-карих глаз. Она заговорила о чём-то на гриффит-ском, необычно растягивая гласные и почти полностью проглатывая окончания слов. Странное произношение. Джейк сумел различить лишь одно слово: "деточка", которое когда-то очень давно слышал много раз.

А потом его почти силой напоили каким-то резко пахнущим отваром. Из-за силь-ной слабости Джейк даже сопротивляться не мог, только всё пытался дать понять, что он не голоден и пить тоже не хочет. А после питья слабость навалилась с новой силой, а уж ей-то Джейк сопротивляться не мог, а засыпая, разобрал ещё на гриф-фитском:

— Ну теперь-то уж точно выберется… Я про это сразу сказала… Хоть и человек, а живучий, как каркус… — На этом слове он и уснул…

Явь и сон, с вечно повторяющимся кошмаром, смешались в одну бесконечную пелену. Он уже не мог сам ни в чём разобраться: где же реальность, а где — про-должение кошмара? Кошмар этот был, как стереофильм: он прокручивался перед глазами во всех своих раздирающих душу подробностях. Бесконечная лента со склеенным началом и концом. Одно и то же до бесконечности, стоило лишь глаза закрыть…

На этот раз сознание возвращалось медленно, он очень долго лежал, не чувствуя ни тела, ни мыслей, никаких ощущений.

Неимоверным усилием воли сумел сжать пальцы правой руки в кулак — тело по-виновалось, а ощущение покорности собственного тела порадовало так, как радует любого здорового человека пробуждение после долгого сна. Он и сделал то, что делают все в такой момент: потянулся разнежено со счастливой улыбкой и вдохнул полной грудью — и закашлялся!

Боль — резкая, неожиданная, а оттого ошеломляющая, — как чья-то жёсткая рука перехватила горло, тяжело навалилась на грудь.

Откуда?! Почему?! Он испугался этой боли, испугался потому, что никак не мог объяснить себе её причину. Лежал, боясь шевельнуться, почти не дыша, и вспоми-нал, вспоминал с таким напряжением и отчаянием, что даже устал. А вспомнить ничего не мог, кроме того сна, мучившего его всё это время: тоннель, низкий пото-лок, стены, удерживаемые распорками, опять огонь, огненный хаос — и смерть, своя и одновременно чужая. Сон, не имеющий звуков, но оставляющий воспоминание о боли, о боли, от которой даже наяву не избавиться.

Второе, о чём он подумал: "Где я?"

Конечно, если лежать вот так, на спине, ничего не узнаешь и не увидишь. И спро-сить некого. На этот раз Джейк был один, он это сразу почувствовал. А ведь сейчас, когда мысли наиболее ясные, когда сознание чёткое, и даже есть силы на то, чтобы говорить, рядом, как на зло, никого нет. Никого, чтобы спросить хотя бы, где я. Где? Что это за комната с дощатым потолком? Сейчас так уже не делают! Кстати, а сейчас — это когда? И откуда он знает, что делают, а что — нет?..

Всё! Нужно что-то делать! Искать ответы на все эти вопросы. Действовать в кон-це концов. И Джейк решительно поднялся и сел. И чуть сознание не потерял!

Всё тело, минуту назад казавшееся здоровым, сильным, послушным, сейчас отка-зывалось повиноваться. Голова казалась неправдоподобно тяжёлой и сама клони-лась на грудь. Перед глазами всё плыло и качалось. Вся эта цветная вышивка на одеяле, сползшем с груди, с плеч до пояса. Джейк несколько раз моргнул, сглотнул, пытаясь унять подкативший к горлу комок чего-то неприятного, тошнотворного. Несколько секунд (а может, и минут?) он тупо сидел, склонив голову, и не сразу заметил повязку — широкий бинт в несколько рядов, туго стянувший рёбра, не дающий дышать в полную силу.

Что бы это всё могло значить? Шутка, розыгрыш? Чей и зачем?

Он покачал головой, устало и медленно, туда-сюда, пытаясь встряхнуться, вспом-нить хоть что-то, но боль в груди, не отпускающая ни на минуту, и сейчас мешала сосредоточиться. Но ведь всему этому должно быть какое-то объяснение?! И эти декорации вокруг!

Он обвёл глазами комнату, больным, но по-прежнему цепким взглядом. Нет, это не декорация, совсем не декорация. Гобелены с вышивкой по стенам, ручная рабо-та, сейчас таких не делают; циновочки на полу, стол, лавки — всё из дерева. Никако-го намёка на металл или пластик. Нет стереовизора, домашнего компьютера, кухон-ного меню-комбайна — всего того, что видит с рождения каждый современный че-ловек. Но здесь же! Что за чертовщина!

Медленно и осторожно Джейк опустил ноги, посидел ещё немного, отдыхая, а потом встал, закутавшись в одеяло. Комната крутанулась, сначала резко. Будто весь дом кто-то качнул слева направо. Джейк зажмурился, тоже качнулся, но устоял. Даже сделал шаг вперёд, в сторону распахнутой двери. И так медленно, шаг за ша-гом, добрался-таки, в изнеможении привалился к дверному косяку и снова закрыл глаза. Пол, качаясь, уходил из-под ног; в груди, под сердцем и где-то справа, боль скопилась, затаилась, как опасный зверёк, ждала момента, чтобы ударить сильнее. И Джейк ждал, пока она утихнет, спрячется ещё глубже. Стоял, отдыхал и слушал, как с нехорошим хрипом вырывается воздух из горла. Плохо, как при ранении, когда задето лёгкое. Неужели ранен? Когда? Кем?

Опять напряг мысли, мучил и без того больную тяжёлую голову, но так и не вспомнил ничего дельного, кроме всё того же кошмарного сна. И аж застонал от отчаяния. Нужно найти кого-то, спросить, узнать что к чему.

Почти наощупь двигаясь, переступил порог, остановился на крыльце, глянул вниз, с третьей ступеньки: улица, деревянные домики, заборы из гибких лиан — и ни од-ного человека! Тишина. Такая, словно он один, единственный живой человек в этой незнакомой деревеньке.

Ноги ослабели, задрожали, не выдержав веса тела; Джейк снова качнулся, стал падать назад, но, выбросив руку, схватился за косяк, стал оседать, очнулся через секунду уже сидящим на пороге дома. Одеяло сползло, упало до пола. "Назад нуж-но идти, искать свою одежду, собираться по-человечески, а то ведь как посмеши-ще, — подумал со злостью на самого себя, — Потащился! Хорошо ещё, что никто тебя не видел. Давай, вставай! Иди назад! И приведи себя в порядок!" Прикрикнул на себя, понимая, что вид у него сейчас даже более чем просто нелепый. Но сил не осталось. Он уже не смог бы сейчас подняться, просто не смог, как ни кричи, как ни ругайся. Склонив голову, тяжёлую и ничего не соображающую, он сидел на пороге, привалившись правым плечом к косяку, сидел ни о чём не думая, смотрел, как пе-ред крыльцом по мелкому ярко-жёлтому песку дорожки, наперегонки с солнечными зайчиками, прыгает крошечная нарядная птичка. Длинный хвост с яркими перьями, малиновая грудка, изумрудно-зелёная спинка и "шапочка" и ослепительно белые "щёчки". "Теньк! Те-ньк! Тью-и!" Скок-скок! Прыгала и быстро крутила головкой, настороженно глядя на неподвижно сидящего человека, не чувствовала исходящей от него опасности и, осмелев, взлетела на нижнюю ступеньку.