Операция "Берег" (СИ) - Валин Юрий Павлович

Возвращались в город налегке. Чай в термосах уже кончился, печенье с водой в горло не лезло — опять там першило. Евгений дремал, вполуха слушал, как главная контрразведчица рассказывает радистам и Иванову про деяния отъявленного гада-гауляйтера. И откуда она столько подробностей помнит, вроде бы отошла от дел?

Ровно работал двигатель «Доджа», спереди доносился лязг бронетранспортера, а еще дальше гудело и взрывалось, мерцало над силуэтами окраинных крыш дымное зарево — продолжался штурм.

Следовало думать о деле. Опергруппа вновь что-то нашарила, и опять не совсем то — к главному, к стартовой базе «Кукушки» — возможно и приблизились, но по какой-то крайне мудреной спирали или иной замысловатой геометрической фигуре. Имелось стойкое подозрение, что и сам Кох не знал точку отправки, иначе зачем ему такие сложные маневры совершать, и в поместье непонятно чего ждать. Нет, ждал-то он, скорее всего, проводников, но дождался иного. С одной стороны, логично — верхушка нацистов еще та банка с пауками, подгорает у них и вскипает на фронтах, но за власть борются до последнего. Собственно, там — в Новой Германии, или как там они собираются свою колонию назвать — лишние главари и авторитеты не нужны, там и так их в избытке окажется.

Видимо, малоприятные мысли товарища Землякова все же усыпили. Очнулся — двигатель машины заглушен, радисты исчезли. Катерина стояла у борта, негромко разговаривала с Ивановым.

…— я вообще не замполит и не психолог. Внушать веру в светлое будущее и непременное грядущее счастье не умею. Ты уж извини.

— Да что там… поговорили, чуть полегчало, — пробубнил Иванов.

— Это да. Только вот что, Дмитрий… Дело тонкое, может я и ошибаюсь. Но может, тогда твоя девушка совсем иное пророчила, а? Все же момент был такой… близкий, тесный, насколько я поняла, можно сказать, не только душевный. И мыслям девушек в такие мгновения свойственно на ином сосредотачиваться. Может, ты не совсем ее понял?

Кажется, Иванов порядком смутился.

У машины помолчали, потом Катерина сказала:

— Извини, не в свое дело влезла. Просто я и сама в честные пророчества очень даже верю. Но там проблема — их трудно истолковать. Ладно, бывай здоров. Опять помог, поддержал в деле. Забрала бы тебя в опергруппу, но ты ведь не пойдешь.

— Нет, не пойду. Но спасибо. Будь здорова, Катя.

— Буду. Мне очень надо. Поскольку ждут. Держи на память, подарок.

Иванов рассмеялся:

— Мне? Да куда корявому рядовому солдату такую красу? Я же не казак в кубанке щеголять.

— Да я вот тоже. Вещь удобная, но чувствую себя в сём головном уборе персонажем «Свадьбы в Малиновке»… вырезанным по цензурным соображениям.

— Малиновку знаю. Это же украинский городок? Книга есть про тамошнюю свадьбу?

— Фильм снимают. Доживи, посмотришь, понравится. Там с юмором.

— С юмором, это хорошо. Но кубанка мне как той корове седло.

— Да уж, «корова». Вовсе не тот ты зверь. Бери, на день Победы наденешь. Или подаришь хорошему человеку.

— Вот. Командиру подарю. Не обидишься? Он молодой, ему как раз.

— Можно подумать, ты сильно старый. Дари, мальчишка у вас хороший. Привет экипажу. Скажи, наградные листы ушли, я лично проследила. Дальше, конечно, не от нас зависит, может и завернут.

— Понятное дело. Порадую хлопцев, спасибо.

Ушел Иванов в сторону непрекращающейся и в темноте пальбы. Катерина еще постояла и спросила, не глядя в кузов:

— Проснулся? Пошли, на пару часов нормально вырубимся. Надо передохнуть, завтра продолжим.

— Угу. Слушай, а что у Митрича там на жизненном пути было? Он же точно не «прыгун»? Определенно здешний.

— Разное у него было, — неохотно сказала Катерина. — Плохое и хорошее. Но поворачивалось всё не той стороной. Хотя, тут как сказать. Может, и той. Но определенно не «Свадьба в Малиновке», иной жанр. Слушай, Жень, наверное, это тот случай, когда это вообще не наше оперативное дело.

— Я насчет того, что, может, помочь человеку нужно.

— Ну да. Только чем тут поможешь. Митрич — человек-одиночка, из тех, что сами судьбу выбирают. А иначе хоть СВГК[5], хоть весь ЦК привлекай… толку то. Нет, сам он, сам должен.

— Ладно, тут тебе виднее. Пошли спать.

— Это непременно. Но сначала бальзама выпьешь. Отлично от горла помогает, волшебный рецепт. Сейчас Тимка ингредиенты сыщет….

Фигасе волшебство. Пахло вроде неплохо, медом и непонятной ботаникой, а как глотнул… показалось, что горло уже вообще не понадобится — до позвонков прожгло. Истинно — Flammenwerfer.

Так и заснул товарищ Земляков, спаленный бальзамом и изумлением, опять как отключило.

8 апреля 1945 года. Кенигсберг

Итоги дня:

Утром капитулировал прикрывавший дорогу на Пиллау форт № 5 «Король Фридрих Вильгельм III». Чуть позже захвачен двухъярусный мост — при отходе немцами подорвана только верхняя ферма. Днем взят вагоностроительный завод «Штрайнфурт». После полудня советские группировки соединились в районе поселка Растхов, взяв одноименную станцию (в наших документах именовалась станцией Прегель), и в районе Амалиенау. К 18 часам наши дивизии прорвались в юго-восточную часть города, застроенную 5–6 этажными домами, вести штурмовые действия в подобной застройке было особенно непросто.

За день удалось полностью овладеть кварталами севернее Зюдпарка. Здесь немцы сдавались в плен или хаотично отходили на северный берег Прегеля.

К вечеру наши войска вели бой в зоопарке, танки 1-го танкового корпуса достаточно медленно, но неуклонно продвигались по Замиттер-аллее[6] к северному вокзалу. Был очищен район стадиона.

Атакующая центр города 1-я гвардейская стрелковая дивизия полностью выполнить задачу дня не смогла — сопротивление противника на этом направлении оказалось крайне упорным. Помогла 11-я гвардейская, нанесшая фланговый удар вдоль берега реки. К 20 часам удалось взять здание Товарной биржи.

Наша авиация совершила около 6 тысяч самолетовылетов.

К вечеру советскими войсками очищена вся южная часть города. Немцы еще удерживали центр и восточную часть Кёнигсберга…

[1] Влияние вектора «К». Этот район был взят только днем 8 апреля.

[2] Опергруппе очень повезло со столь редкой банной машиной. Возможно, это вообще очень-очень линия «К», поскольку о таких фронтовых машинах почти ничего не известно.

[3] Бергхоф — «горный двор» резиденция Гитлера в Альпах, в долине Берхтесгаден.

[4] По сути, это «младший ефрейтор», самое массовое звание вермахта.

[5] Ставка верховного главнокомандования.

[6] Улица Горького.

Глава 17

17. И лошадь устала

Степями скакать

Разрушенные дома на набережной р. Прегель (остров Ломзе)

9 апреля 1945 года. Кёнигсберг

4:32

Конь был невелик: светленький, наверное, суконный, но может и плюшевый. Вовсе не простенькая качалка, а по-немецки технически оснащенный — на колесиковой базе. Наверное, киндер-хозяин по комнате катался. Хотя нет, маловат скакун, чтоб на нем гарцевать, просто за веревочку возили. Сейчас коник висел в окне, зацепившись задними колесами за разбитую раму. То ли взрывной волной зашвырнуло, то ли сам в ужасе скакнул.

Митрич оторвался от оптического прицела. Светлое пятно в окне как-то беспокоило, хоть и явно же неживое. Но в предрассветной темноте светлое и непонятное порядком отвлекало на себя. Ладно бы нервничал, а то непонятно с чего…

Под танком заворочались и невнятно выругались. Опять Грац весь брезент на себя накрутил, с товарищей стянув. Вот же хитроумный инстинкт у человека…

В часовые Митрич сам вызвался. День вышел беспокойный, с дальними поездками, близкой стрельбой и внезапными рисованиями усов, но имелись догадки, что заснуть не удастся. На душе как-то странно теперь было, непривычно.