Берсеркер - Фред Саберхаген

Вечер пролетел незаметно: все вокруг было новым и интересным для гостей. Наступила глубокая ночь, пламя свечей померкло, а танцоры начали буквально падать от изнеможения. Шонберг наконец заявил, что ему и его спутникам пора возвращаться на корабль.

Андреас взмахнул руками, выражая вежливое неодобрение.

— Для вас уже приготовлены постели. Если хотите, ее разделит с вами одна из этих танцовщиц.

— Изумительное предложение. Но я беспокоюсь о своем корабле.

— Оставайтесь. Проведите ночь под кровом Торуна. Нам с вами нужно о многом поговорить. И кроме того, только представьте, каково будет ночью карабкаться на скалу.

Шонбергу не понадобилось много времени, чтобы обдумать эти доводы.

— Мы с радостью принимаем ваше предложение. Но я прошу прощения, мне нужно наскоро переговорить с людьми, которые остались на корабле.

Шонберг снял с пояса коммуникатор, включил и подождал ответа. Никто не отозвался. Шонберг поднес приборчик поближе к лицу и позвал:

— Суоми!

— Оставайтесь, — повторил Андреас, старательно пытаясь улыбнуться, хотя улыбка придавала его лицу на редкость отвратительное выражение. — Утром я постараюсь устроить вам встречу с этим человеком.

— Вы постараетесь... простите, я не совсем вас понял.

— Видите ли, человек, которого вы оставили охранять ваш корабль, находится уже не там. Мне очень стыдно, но я должен сообщить, что во время последнего поединка этого тура ваш человек вдруг чего-то испугался и убежал прочь. Мне не хотелось беспокоить вас без крайней необходимости, но пока что нам не удалось его отыскать.

Шонберг резко выпрямился и одарил Андреаса самым качественным из своих взглядов финансового магната.

— А что с моим кораблем?

— Мои люди охраняют его для вас. С ним все будет в полном порядке. К кораблю никто не сможет приблизиться иначе как по моему приказу. Так что я вынужден настаивать, чтобы вы остались здесь на ночь. 

 Глава 8

Вскоре после рассвета раб разбудил восьмерых оставшихся в живых участников турнира.

Джайлз Вероломный пробудился мгновенно, от легкого толчка, тут же сбросил плащ и откатился в сторону, потом вспомнил, где находится, и наконец проснулся окончательно. Усевшись, Джайлз протер глаза, потом громко сообщил каждому, кто желал бы это услышать:

— Что-то наш лагерь уменьшается день ото дня.

Хотя большинство товарищей Джайлза уже проснулись, никто из них не спешил ответить на его реплику. Они, как и Джайлз, спали, просто завернувшись в плащи или одеяла, и теперь медленно выпутывались из них, словно насекомые, вылупляющиеся из своих коконов.

Ночью прошел легкий дождик. Утро было пасмурным и унылым. Накануне вечером восемь воинов улеглись спать поближе друг к другу, словно заключив перемирие перед лицом некой внешней опасности. Да к тому же площадка, которую они сейчас занимали, была слишком маленькой по сравнению с первым лагерем, разбитым внизу, на берегу реки.

Встав, Джайлз увидел внизу реку, которая струилась через равнину и исчезала где-то среди полей, теряясь в утреннем тумане. Пашни были разбиты на неровные прямоугольники. На мгновение — всего лишь на мгновение — Джайлзу отчаянно, до боли, захотелось оказаться в далекой родной провинции и размеренно идти за плугом, как он ходил прежде, давным-давно.

Давным-давно.

В нескольких шагах от Джайлза остановился Омир Келсумба, чернокожий гигант, и приготовился облегчить мочевой пузырь, целясь вниз по склону. На этот раз рабы не потрудились вырыть сортир неподалеку от лагеря, поскольку большую их часть по каким-то причинам вчера вечером отправили на другие работы. Омир наконец-то потрудился ответить Джайлзу, бросив через плечо:

— Сегодня вечером нам понадобиться еще меньше места — ну и что из того? Вскоре все мы будем обитать в чертогах Торуна, где хватит места каждому.

  — Хорошо сказано, — одобрительно изрек Фарлей из Эйкоска. Он встал, потянулся, потом наклонился и несколькими умелыми движениями усыпанных веснушками рук скатал плащ. Плащ выглядел таким же дорогим, как и оружие Фарлея.

Теперь уже все воины проснулись и принялись лениво почесываться, потягиваться, отплевываться, сворачивать плащи и одеяла и готовиться переносить лагерь. Фарлей из Эйкоска отправился к алтарю Торуна, дабы выразить свое глубокое почтение. Он опустился на колени и принялся бормотать молитвы, припав лбом к земле. Вскоре к нему присоединился Келсумба, затем — Чарльз Честный, а потом и все прочие, один за другим, пока все не выказали хотя бы минимум благочестия. Впрочем, по загадочному лику небольшого изваяния Торуна нельзя было понять, оказывает ли он предпочтение кому-либо из молящихся.

Похоже, самым голодным сегодня утром был Ванн Кочевник. Он первым отошел от алтаря и направился к костру, где единственный раб готовил утреннюю трапезу, на вид — чрезвычайно простую.

Когда Ванн отошел, Джайлз негромко спросил у Келсумбы:

— Слушай, как тебе этот обычай? Ну, в смысле отрезать уши у побежденного?

Келсумба что-то неразборчиво проворчал в ответ и начал придирчиво осматривать свой топор: а вдруг ночной дождь промочил тщательно промасленную ткань и добрался до стали? Не появилась ли где ржавчина? Все прочее имущество Келсумбы, за исключением топора, было потрепанным и поношенным.

Склонившись над топором, чтобы рассмотреть его поближе, Келсумба наконец откликнулся:

— Похоже, ты мудрый человек. Возможно, ты сможешь дать мне совет. Предположим, я не смогу выиграть турнир. Но даже если случится так, я ведь прошел уже много боев и буду высоко сидеть за столом Торуна. Как ты думаешь, станет ли он прислушиваться ко мне? Если я умру сегодня или завтра, замолвит ли он за меня словечко перед богиней целительства, чтобы она исполнила мою просьбу?

Джайлз тихонько вздохнул.

— Этот вопрос превышает мое разумение, — ответил он. — Но все верят, что у каждого, кто попадает в чертоги Торуна, исцеляются все раны, и старые, и новые, какое бы место за столом он ни занимал.

— О нет, меня привели сюда вовсе не мои раны. — Здоровяк поднял голову и с отсутствующим видом уставился куда-то вдаль. — Там, далеко, у меня есть жена и двое малышей. Оба ребенка слабенькие, они болеют и плохо растут. Окрестные лекари ничем не могут им помочь. Я молился богам, приносил им жертвы, но детям не стало лучше. — Взгляд Келсумбы скользнул по Джайлзу, и чернокожий гигант крепко сжал топорище. — Тогда я решил сам стать богом. Так я точно сумею помочь моим детям, пусть даже для этого мне и придется навсегда расстаться с ними. — Голос Келсумбы взлетел до крика, а взгляд стал взглядом фанатика. — Я убью шесть человек, а если понадобится — то и шестьдесят! Я и тебя убью! Сам Торун не остановит меня!

Джайлз степенно кивнул, выражая согласие и стараясь сохранить на лице бесстрастное выражение. Потом он отвернулся. Когда несколько секунд спустя Джайлз посмотрел на Келсумбу, тот уже полностью утих и спокойно точил свой топор.

Когда Джайлз отпустил замечание насчет манеры отрезать уши у побежденного противника, неподалеку от них стоял Томас Хватала. Возможно, он слышал этот вопрос. Именно Томасу предстояло выступить против Ванна в сегодняшнем туре, но, похоже, его это нисколько не волновало. И вообще сегодня утром Томас выглядел каким-то сонным. Вот и сейчас он зевал, широко разинув рот. Трудно было сказать, кто из оставшихся воинов был крупнее, Келсумба или Хватала. Джад Исаксон, бесспорно, был самым маленьким, а Джайлз ненамного его превосходил. Отметив этот факт, Джайлз еще раз вздохнул.

Завтрак состоял из толстых безвкусных подгорелых лепешек и воды. В первый раз в трапезу вообще не было включено мясо. Когда воины принялись ворчать на прислуживающего им раба, тот невнятными звуками и беспомощными жестами — у бедняги был вырезан язык — пояснил, что ничего больше не доставили и что ему приходится выполнять куда больше работы, чем обычно, потому что всех его товарищей отозвали.

Лерос подтвердил это, с хмурым видом пытаясь прожевать свою порцию подгорелой лепешки.

— Рано утром сюда спустились два жреца, мои друзья, чтобы разбудить меня и выразить сочувствие, потому что сегодня большинство обслуги у нас забрали. Но это еще не извиняет столь скверную трапезу. Да, правда, число ваше уменьшилось, но тем больше возросла слава выживших. Я отправлю жалобу верховному жрецу. Я уверен, что сегодня днем нас ждет гораздо лучшее обслуживание и пища.

Покончив с завтраком, каким бы он ни был, Лерос отдал приказ отправляться в путь, и небольшой отряд стал подниматься в гору. Далеко впереди по дороге натужно, со скрипом полз обоз телег, груженных провиантом для города. Другой, состоящий из пустых телег, с грохотом резво спускался вниз. Чарльзу Честному, который оказался впереди, пришлось потянуться к мечу, и лишь после этого угрюмый возница, сидевший на первой из спускающихся телег, взял в сторону, давая пройти героям.