Берсеркер - Фред Саберхаген

Рана подстегнула чернокожего воина, и теперь уже Сосиасу пришлось отпрыгивать назад. Впрочем, Рахим двигался с поразительной скоростью, и его брюшко подпрыгивало в такт этой смертельной пляске. Взлетал и обрушивался топор, потом снова взлетал и снова обрушивался. Келсумба действовал своим оружием с той же скоростью и с такой же точностью, с какой другие люди действуют мечом, — но никакой, даже самый прочный меч не выдержал бы прямого столкновения с этим топором. По кругу зрителей пробежал восхищенный и испуганный шепот.

Сосиас попытался еще раз дотянуться до бедра противника или, возможно, только сделал вид. На этот раз ответный удар пришелся чуть ближе к его телу, но все же Сосиас каким-то чудом ухитрился своевременно прервать собственную атаку и ускользнул прочь целым и невредимым. В левой руке у Рахима появился спрятанный до сих пор нож, но ему никак не удавалось подойти к противнику достаточно близко, чтобы пустить это оружие в ход.

Просто ждать и уворачиваться от топора было бы самоубийством. Сосиас попытался снова перейти в атаку, и тут-то огромный топор добрался до него, попросту смахнув толстяку лицо. Томас Хватала, который стоял метрах в десяти от этого места, опираясь на копье, почувствовал, как на его руку упали капли теплой крови.

— Томас Хватала и Ванн Кочевник!

Ванн, держа меч с кажущейся неуклюжестью, встал лицом к Томасу. Тот поигрывал копьем, делая пробные выпады. Ванн не стал тратить силы на попытки обрубить наконечник копья — оно достаточно хорошо себя зарекомендовало, и его обитое металлом древко выдержало уже несколько боев. Сперва поединок развивался достаточно неспешно. Оба воина действовали осторожно, проделывали множество финтов и не спешили на самом деле переходить в атаку.

Через некоторое время для опытного зрителя — а других здесь и не было — стало ясно, что Ванн не может до конца избавиться от привычки в промежутках между обменом ударами держать меч неуклюже, кое-как. Да, несомненно, при необходимости Ванн с поразительной скоростью возвращался к правильной хватке, но доли секунды, потраченные на это движение, были непозволительной роскошью в состязаниях такого класса. Эта кошмарная манера держать меч не была для Ванна чем-то естественным, как для Келсумбы — привычка словно баюкать свой топор. Она явно была выработана нарочно, чтобы сбивать противника с толку. Но сейчас эта привычка была абсолютно бесполезной, и Ванн это вполне осознавал. Он и не хотел пускать ее в ход, но нервы и мышцы не могли так быстро перестроиться и продолжали действовать привычным образом.

После нескольких повторений Томас заметил этот недочет противника и подловил момент, когда меч неловко повис после удара по нижнему уровню. Со звуком, напоминающим удар дубинки, копье пробило истрепанную рубашку Ванна и его торс — чуть выше пояса. Когда Ванн увидел фонтан собственной крови, на лице его на миг появилось какое-то нелепое выражение горя, а потом лицо Ванна Кочевника навсегда перестало что-либо выражать.

Когда Фарлей из Эйкоска в компании с тремя другими выжившими воинами отошел от залитого кровью ринга и снова принялся неспешно подниматься в гору, его преследовало странное чувство — что боги забыли о последних уцелевших участниках турнира. На очередном повороте дороги Фарлей на мгновение обернулся и увидел четыре окоченевших тела — сегодняшние жертвы. Они лежали рядом с рингом, и вокруг суетилась одна-единственная фигурка. Одетый в серое раб с колотушкой на поясе только-только начал копать невзрачную яму, которая должна была стать последним пристанищем для героев. Шагавший рядом с Фарлеем Исаксон тоже оглянулся. Похоже, и его что-то беспокоило. Фарлей чуть было не попытался высказать тревожившие его мысли вслух, но все-таки промолчал. Он не был уверен в том, как остальные отнесутся к его словам.

В нескольких шагах впереди шел Омир Келсумба. Его огромный топор был вычищен и зачехлен и выглядел сейчас совершенно невинно, словно какой-нибудь рабочий инструмент лесоруба. Келсумба легко мерил казавшийся бесконечным склон огромными шагами. Его мысли сейчас витали далеко. Он думал о своих больных детях и о жене. Когда-нибудь, если он выиграет турнир, ему, возможно, удастся вернуться и посмотреть на свою семью — проплыть по небу с ночным ветерком или прийти, приняв облик случайного путника. Всем известно, что боги проделывают такие вещи, а когда он выиграет турнир, он станет почти что богом.

Раньше Келсумба время от времени испытывал по этому поводу сомнения, но сейчас он снова был убежден, что непременно выиграет. Он делается все сильнее с каждой победой. Он чувствует, как в нем поднимается богоподобная сила. С тех пор как он, Омир Келсумба, достиг полной зрелости, ни один человек не мог сравняться с ним в силе, и ни один не сможет. Когда турнир завершится, он станет богом, а боги могут не только убивать, но и исцелять. Когда он займет свое место по правую руку от Торуна, богиня целительства не сможет отказать ему в просьбе и непременно вылечит его детей. Детям бога никогда не придется умирать в жалкой лачуге из-за злой судьбы или каких-то мерзких болезней.

Вплотную за Келсумбой шагал Томас Хватала, но он и не подозревал о мыслях гиганта. Несмотря на свою бурную жизнь — Хватала успел побывать бандитом, солдатом, телохранителем и охотником на преступников (за это неплохо платили), — Томас до сих пор иногда испытывал приступы острого, почти парализующего страха перед ранами или смертью. Ему требовалось стальное самообладание, чтобы не выказать свой страх, не позволить другим заметить его. Сейчас прямо перед Хваталой болталось широкое лезвие топора Келсумбы, и Томас не смел взглянуть на этот топор. Томас был достаточно опытен в обращении с данной разновидностью страха и знал, что все будет в порядке, если ему хватит сил обуздать свой страх до того момента, как придет пора выходить на ринг и становиться лицом к лицу с противником. Тогда все будет в порядке. Тогда уже просто некогда будет бояться. Тогда никто не сможет его победить. А теперь, по дороге наверх, Томас мрачно воевал с расшалившимися нервами и старался ни о чем не думать.

Дорога привела небольшой отряд к двум сторожевым башням. Часовые степенно отсалютовали проходящим воинам.

— Частный парк богов, — довольно громко пробормотал Томас, оглядываясь по сторонам. Теперь дорога стала широкой. Ее окаймляли пешеходные дорожки из гравия, а сразу за дорожками земля была засажена какими-то вьющимися растениями: сплошной зеленый покров так и манил прилечь и отдохнуть.

— Да, — донесся у него из-за спины благоговейный голос Фарлея из Эйкоска. — Наверное, мы можем увидеть среди этих деревьев самого Торуна.

Никто не ответил. Вскоре Йелгир, жрец, сопровождающий воинов, подал знак остановиться и отвел их в сторону от дороги. Земля здесь была мягче, чем прежде, а площадка — еще меньше. Ночью все было спокойно, как в могиле, — ну или почти так же спокойно.

 Глава 9

После пира Шонберг, Афина, де ла Торре и Челеста вернулись в свои уютные комнаты, но их неотступно сопровождала охрана, и все их заявления, что они — свободные люди, были пропущены мимо ушей. Охранники не рукоприкладствовали, но всех пришельцев тщательно обыскали и отобрали у них коммуникаторы.

С чужаками никто не разговаривал; Андреас ушел, а прочие просто не желали отвечать на их протесты и вопросы.

За время, пока их вели из Храма в жилой корпус, гостям удалось обменяться несколькими словами.

— Чего бы они ни хотели, они поставят нас в известность лишь тогда, когда все будет готово. А до тех пор нам очень важно сохранить твердость духа, — посоветовал своим спутникам Шонберг.

— Можете рассчитывать на нашу поддержку, Оскар, — отозвалась Афина. На ее лице была написана решимость. А вот Челеста и де ла Торре выглядели испуганными.

Шонберг ободряюще подмигнул Челесте. Потом их решительно развели по разным комнатам. Шонберг услышал, как дверь его комнаты заперли сперва на замок, потом еще и на засов. Приставленные к нему слуги исчезли, а выглянув через решетку, Шонберг увидел, что под дверью стоит часовой. Шонберг растянулся на роскошной кровати и старался что-нибудь придумать. Через некоторое время он поднялся и попытался связаться с Афиной, выстукивая на разделяющей их комнаты стене послания азбукой Морзе, но ответа не было. Возможно, кладка была слишком толстой.

К собственному удивлению, Шонберг спал хорошо и, проснувшись рано утром, почувствовал себя вполне отдохнувшим. Потом пришли несколько солдат, чтобы отвести его на беседу с Андреасом. Шонберг охотно отправился с ними. Они снова вошли в Храм через другую боковую дверь, снова немного спустились вниз и оказались в небольшом помещении с голыми каменными стенами, напоминающем не то келью, не то тюремную камеру. Слабый утренний свет проникал лишь через единственное, высоко расположенное окошко. Андреас сидел за столом. Сопровождающие Шонберга солдаты отдали честь и вышли, и Шонберг со старым верховным жрецом остались одни. Андреас был вдвое худее, чем Шонберг, и биологически намного старше, но он носил за поясом отороченного пурпуром одеяния кинжал и, казалось, не испытывал ни малейшей неуверенности, оказавшись наедине с человеком, который стал его врагом, хотя Шонберг и был значительно сильнее.