Серая Мышка. Первый том о приключениях подполковника Натальи Крупиной - Василий Лягоскин

– Карандаш есть? – ответил вопросом на вопрос Топор.

Вместо ответа Крючкин подал ему на стол папку. Под кожаной крышкой в ней были сложены толстой стопкой чистые листы бумаги; в специальных гнездах – как патроны в газырях горцев – торчали авторучки, карандаши и фломастеры. Топор выбрал темно-серый фломастер и стал пририсовывать заместителю министра шевелюру. «Непотопляемый», в жизни успевший обзавестись обширной лысиной, сейчас с помощью Топора стал обладателем шикарной прически.

– Узнаешь? – наконец закончил Некрасов.

Крюк всмотрелся, помедлил, но все-таки покачал головой.

– Велосипедика помнишь?

Крюк вспомнил, и поразился удивительному сходству двух людей, стоящих на разных краях социальной лестницы – заместителя российского министра и некогда скандально известного гомосексуалиста. Велосипедик был волосат; по крайней мере, на голове. Потому он когда-то и превратился из волосатого педика в Велосипедика.

Крюк с Топором переглянулись и расхохотались в полный голос. А кто им мог запретить сделать это, хотя на часах шел уже третий час ночи? Ближайший сосед находился в трехстах метрах от этого особняка, и тоже никогда не ложился спать рано.

Одна часть операции уже прорисовывалась. Другая тоже только что родилась в изощренном мозгу Крюка.

Хозяин остался у камина – подгонять друг к другу детали плана. А Топор поспешил на улицу – в промозглую тьму, где его ждал теплый уютный салон «Мерседеса» с водителем и двумя бойцами. Автомобиль мягко тронулся с места и помчался к Москве, где в баре «Голубая мечта» проводил (или проводила) все свободные вечера Велосипедик.

Он и сейчас был у барной стойки. Накрашенный, нарумяненный, с длинными поредевшими волосами, уложенными по последней моде – но один. Толстый слой румян, яркая губная помада и накладные ресницы плохо скрывали его возраст. Желающих порезвиться с такой «красоткой» этим вечером в баре не наблюдалось. Потому он и обрадовался Некрасову, как родному. Топор знал Велосипедика, этого стареющего представителя древнейшей профессии нетрадиционной ориентации, очень много лет. Не как клиент – как бывший покровитель. Раньше, когда «Голубая мечта» была просто «Мечтой», обычной общепитовской кафешкой, Велосипедик жил и промышлял в другом районе. Там, где все держал Крюк; через Топора, конечно.

Велосипедик действительно обрадовался Топору. Наверное, он уже не первый вечер сидел вот так, в одиночестве. Но Некрасов любезностями обмениваться не стал. Тем более – ударяться в воспоминания. Потому что время поджимало. За ночь ему надо было сделать очень многое.

– Дело есть на тыщу баксов, – сразу взял он быка, то есть Велосипедика, за рога.

Тот поперхнулся коктейлем. Глаза старого гомосексуалиста повеселели. Он знал, что Топор словами и обещаниями не разбрасывается. Велосипедик стряхнул с лица выражение томности. Сейчас он – сотри с лица слои «штукатурки» – был бы похож на обычного мужика средних лет, потрепанного жизнью.

– Срочно нужно кино. Из вашей жизни – минут на десять-пятнадцать.

– Артистов много? – деловито поинтересовался Велосипедик.

– Ты и пара ребят – покрепче и пострашнее.

– Есть такие, – улыбнулся волосатый постоялец «Голубой мечты».

Он встал, поискал кого-то глазами, и радостно закричал:

– Женечка, Николаша! Идите сюда, дело есть.

к столику подошли два качка. Здоровенные, нахальные; с голодным блеском в глазах.

Топор достал пухлый бумажник и вынул из него десять стодолларовых бумажек. Две стопки по пятьсот долларов легли на стойку. Глаза Женечки и Николаши блеснули еще жаднее, но сами они не двинулись с места. Каким бы маленьким не был их жизненный опыт, он подсказывал им, что эти деньги надо еще заработать.

Некрасов быстро объяснил парням, какая работа их ждет. Женечка согласился сразу. Николаша сначала посмотрел на Велосипедика, чуть заметно поморщился и тоже кивнул.

У Крюка был человек – мастер на все руки, а главное – надежный. К нему и повез Топор актеров одной роли. Человек жил в просторной квартире на шестом этаже дома, занимавшего полквартала. В большую, почти пустую комнату, Топор пустил только хозяина квартиры и Велосипедика. Пожилой гомик был усажен на стул, а человек стал внимательно изучать фотографию «непотопляемого». Наконец он молча кивнул, вернул фотографию Топору и вышел из комнаты.

– Сейчас тебя постригут и переоденут.

– Постригут?! – ужаснулся Велосипедик.

– Надо, Леша, – вспомнил его имя Топор.

Леша поник плечами. Он был уже не рад неожиданному приработку, однако перечить Топору не посмел. Человек вернулся очень быстро. В руках он держал одежду и комплект парикмахерских принадлежностей. Уже через двадцать минут Некрасов одобрительно кивнул – перед ним сидел не Велосипедик, а чисто вымытый, одетый в привычную тройку заместитель министра, который осторожно поглаживал свежеобретенную лысину.

Человек не дал ему полюбоваться в зеркало; он вышел по кивку Топора, за видеокамерой. Следом вышел и сам Некрасов, подхвативший все лишнее. В комнате остался только лысый «актер», тоскливо ожидавший своего выхода на сцену. А Женечка с Николашей ожидали того же в соседней комнате. Ждали с довольными физиономиями – они получили по полтысячи баксов только за то, что прокатились на «Мерседесе» по улицам ночной Москвы. Топор успел достать еще раз пухлый бумажник, и помахать перед парнями его содержимым.

– После съемок, мужики, еще по тыще. Только надо постараться. Значит так, – начал он тоном бывалого кинорежиссера, – нужна сцена грубого насилия. Чем грубее, тем лучше. Только без мордобоя. Морда у актера должна быть чистой; она еще пригодится.

– Понятно, – дружно закивали Женечка с Николашей.

– Тогда начали, – Топор подтолкнул их в спину – в комнату, в которую они не решались войти.

Велосипедик имел уже достаточно испуганный вид. Когда же Женечка смахнул его могучей рукой со стула на пол, он скорчил лицо так выразительно, что стоящий в коридоре Топор понял – через мгновение он заплачет. Однако накачанные «артисты» не дали Леше сосредоточиться на своем бедственном положении. Один из них стал грубо – с вырыванием пуговиц – стаскивать брюки с Лже"непотопляемого». Другой расстегивал свои. Скорчившаяся на полу жалкая фигура вряд ли смогла бы возбудить обычных парней. Однако Женечка с Николашей обычными не были, иначе зачем бы они отирались в «Голубой мечте»?

Топор поморщился, когда они достали свои «реквизиты» – уже готовые к съемкам – но не отвернулся. А человек с видеокамерой оставался невозмутимым. Топор предположил, что он видел и более душераздирающие картины. Он сновал с камерой по комнате, перебегая от головы Велосипедика, где пристроился Женечка, к задней его части, где с энтузиазмом трудился Николаша.

Велосипедик, или Леша, начал шумно дышать. Извращенное естество победило испуг; теперь он получал наслаждение.

Некрасов в один момент понял, что отснятого материала уже больше, чем достаточно, но не остановил съемки – пусть Велосипедик получит кайф. В последний раз в своей никчемной жизни. Наконец все трое кончили – почти одновременно. Закончили бурно, с рычанием и всхлипами. Некрасов вошел в комнату с аплодисментами.

– То что надо! – воскликнул он, оттопыривая большой палец правой руки, – все заслужили премиальные.

– Премиальные! – взревели Женечка с Николашей, перестав поправлять одежду.

– Сейчас принесу ведомость, – окончательно сразил их Топор, и вышел вместе с человеком их комнаты.

«Ведомость» у него была весьма своеобразная; она состояла из двух частей – пистолета и длинного глушителя к нему. Он докрутил глушитель, дослал патрон в патронник и опять шагнул на «съемочную площадку». Женечка и Николаша успели испугаться, поняв, какие свинцовые премиальные приготовил для них наниматель. Сухо треснули четыре выстрела. Парни упали рядом с Велосипедиком, который только теперь открыл глаза. Он, наверное, так и не понял последних слов Некрасова:

– Прости, Леша, но таковы правила игры.

Для старого знакомого Топор не пожалел трех патронов. Два бойца и человек в другой комнате, конечно, слышали совсем негромкие хлопки выстрелов. Но никто из них не посмел даже заглянуть сюда без разрешения. Некрасов позвал их, убедившись, что никто из «актеров» не дышит. Теперь пришел черед потрудиться бойцам. Они привычно упаковали трупы в длинные черные пакеты. Казалось, вынести незаметно эти зловещие кули с шестого этажа жилого дома было совершенно невозможно. Однако технология тайного спуска криминального груза была проста и давно отработана группой Топора.

Окна комнаты, где лежали три готовых к транспортировке трупа, выходили на заброшенный пустырь. По проекту здесь давно должен был разбит сквер с тенистыми деревьями, чистыми дорожками и крашеными лавочками. Пока же густая растительность росла тут сама, без всякого плана; и особенно густо – как раз под нужным окном. Хозяин квартиры уже спускался на лифте в подземный гараж, где его всегда ждал микроавтобус с мощным фордовским двигателем. Топор с бойцами вышли позже – ровно на столько, чтобы успеть сбросить мешки со страшным содержимым в них, в густые кусты, да еще пошутить насчет сохранности груза. Так что к кустам они добрались одновременно – тройка Топора, обогнувшая дом с одной стороны, и негромко фырчащий «Форд» с другой.