Нити Жизни (СИ) - Луч Мария

Кам неподвижно стоял в центре площади с безразличным видом, но люди все же держались на приличном расстоянии от мужчины, в чьем спокойствии сквозила угроза. Нэвлис отметил, что шаман безоружен и одет в простую походную одежду серого цвета с множеством карманов. На род его занятий отдаленно намекало только металлическое кольцо в носу и резной деревянный футляр для варгана, висящий на шее.

– И что тебе не сиделось в Калари, Кам? – резко и без приветствия начал Нэвлис, вольготно устроившись в кресле.

Толпа затихла.

– Долгая история, господин, давай сразу к делу, – не пожелал откровенничать Кам.

– Мы для того и собрались, чтобы узнать тебя поближе. Рассказывай, где родился, когда переболел, – отмел возражения Нэвлис.

Он много слышал о том, как шаманская болезнь настигала человека. Снаружи это выглядело как беспричинное недомогание – у кого недельная горячка, а у кого многомесячное оцепенение. Но сам больной в бреду видел, как на его теле пируют духи, разрывая на части и поглощая. Затем они притягивали откуда-то новые куски мяса и конечности, чтобы собрать бедолагу заново в улучшенном виде. По окончании инициации новоиспеченному шаману являлся амагят – дух-покровитель, который выбрал себе этого человека и намеревался помогать ему в делах. От силы амагят зависела и сила собеседника духов.

Кам вздохнул и скучающим голосом перебрал факты:

– Родился в Калари, отец – приезжий офицер, мать – коренная. Переболел в десять лет. В семье признают лишь Небесных родителей, поэтому мне отдали в наследство чум моего прадеда-оленевода и попросили из дому. Сперва жил со своей амагят в каньоне на плато Сандаасо, потом вернулся в город и скрытно применял дар для себя самого, но в пятнадцать все же прошел Три пользы и начал практику. Лет пять все были довольны, да и я не жаловался. А уехал из-за девушки.

– Поплыл! Я так и подумал, что тут в любви дело! – хлопнул рука об руку Сармик и с видом знатока взглянул на Нэвлиса. – Эх, Лис, надо было нам ставки делать.

– Я о тебе наслышан, хранитель бестий, – тихо проговорил Кам, исподлобья взглянув на шамана с двумя косами. – Но я не враг тебе, мы в одном стане, так что придержи язык.

– Не мешай, Смех, – отмахнулся от Сармика Нэвлис, и ободряюще кивнул Каму.

Тот продолжил:

– Этой зимой в город заезжал шаман из племени орочи, оленевод-кочевник. Она убежала с ним. Но не средний шаман то был, а «последний». Из тех, что без амагят. Ничтожный вещун, предсказатель. Стелил гладко, а может, просто был полоумным. Не стал об него руки марать, а женщину отпустил – сама себя наказала, после поймет. Но погано на душе стало, да и сплетни за спиной досаждали, вот и решил с обжитого места съехать.

– Так ты что, бросил своих подопечных? Жителей Калари без шамана оставил? – сурово спросила Корбу. Высокая, жилистая и морщинистая верховная шаманка в любое время года носила черную шапку, к которой с двух сторон прижимались вороновы крылья.

– Да брось, чтобы от пересудов укрыться, надо было в берлогу переезжать. Я о тебе наслышан уже тоже, – ехидно заметил Сармик и снова развернулся к Нэвлису. – Кам всем раструбил, что девица, мол, шаманства испугалась, вот и выбрала кого безобиднее. А на деле, говорят, скучно ей с ним было, не разжигал огонь в душе и в теле. Подружкам жаловалась, да на других поглядывала, а тут приехал красавчик полоумный – так сразу и ускакала, едва поманил. То есть и не в шаманстве дело-то было! Ой, не в нем!

Сармик запрокинул голову и так весело расхохотался, что и Нэвлис не удержался от улыбки. Кам сжал челюсть и поднес к губам варган, намереваясь проучить наглеца, но Корбу сама отвесила Сармику смачный подзатыльник. Весельчак примирительно поднял руки, а Кам ответил на вопрос Корбу:

– Ты забыла, Верховная, что в Калари есть еще средняя шаманка. Теперь она небось пирует там – все подношения в одни руки.

– А не переехать ли мне теперь в Калари? – сразу задумался Сармик.

– Вали, – доброжелательно кивнул Нэвлис. – Одной бедой меньше. А то вместе с Камом вас станет пятеро и город точно разорвет от шаманских войн.

Впрочем, чему удивляться. Это в древности один шаман приходился на пять-шесть стойбищ, и то они прытко перемещались, чтобы указать сопернику его место. А с тех пор, как предок короля Тортура отправил своих людей обживать и изучать богатую землю, вся жизнь закипела вокруг Талви и Калари. Конечно, и шаманы осели поблизости. Там, где они могли за свое уникальное ремесло получать славу и богатые подношения. Потому и бились так ярко и часто, что искры летели— каждый видел себя единственным объектом почитания. Нэвлис рассудил уже не одну ссору между ними, то запугивая участников изгнанием из города, то задабривая подарками и расположением. Отправить хотя бы Сармика в Калари пришлось бы весьма кстати. Но Сармик уже бросил раздумывать о переезде и принялся подначивать Кама:

– А правда, что как баба от тебя сбежала, ты ушел в тундру и чье-то стадо оленей замертво положил? По-моему, врут. Ты парень тяжелый, конечно. Сядешь на ездового самца, так он и хребет под тобой сломает. Но чтобы стадо… Докажешь?

Кам только закатил глаза и объяснил для Нэвлиса и Корбу:

– Было такое, но я владельцу ущерб возместил. А стадо положил криком. Мой амагят – дух Звука Эхта.

На этих словах толпа выплюнула в центр девушку, которая поддерживала под руку кругленькую старушку с палочкой. Девушка сложила руки над головой в знак почтения Первому Кругу и звонко обратилась к Каму:

– Дух Звука, говоришь? Так принеси первую пользу, шаман! Уже два года мы всей семьей срываем глотки в попытках докричаться до бабули.

Люди одобрительно рассмеялись. Бабуля даже глазом не моргнула, только укоризненно посмотрела на внучку. Нэвлис кивнул, разрешая испытуемому действовать. Кам привычно поднес к губам варган и ударил по язычку, одновременно затянув песню без слов. Звук его глубокого низкого голоса немедленно унес слушателей в первобытные времена. Гласные из открытого рта чередовались с мычанием сквозь сжатые губы. Дикое начало завибрировало внутри Нэвлиса – сердце забилось в ритм со звоном варгана, по телу пробежала горячая волна. Казалось, что его наполняет звериная сила, и, вместе с окончанием песни, он сам, как и каждый стоящий на площади, будет готов ожесточенно преследовать зверя, отчаянно убегать от опасности или безудержно сношаться. Кам замолчал. Его зрачки потемнели, лицо приобрело отстраненное выражение. Звучным голосом он позвал:

– Эй, Хозяйка Звука, иномирная супруга, сделай милость, покажись этим людям!

Эхта предстала перед зачарованными людьми. В воздухе появились бесцветные очертания миниатюрной девушки в платье. От ее головы лучами солнца отходили семь длинных кос. Нэвлиса мигом сразил ее нежный облик, но вскоре он разглядел, что падающие со лба нити бисерного украшения плохо скрывают пустые глазницы, мило вздернутый носик не имеет ноздрей, а руки – кистей. Иномирная девушка танцующим шагом приблизилась по воздуху к Каму и легонько приложилась к его губам. Шаман серьезно кивнул и наклонился к уху глухой бабули, будто собрался поделиться с ней тайной. Бабуля настороженно замерла. Ее внучка тоже оставалась на месте, опасливо глядя на Кама, и не без причины. В следующий миг он издал невозможно пронзительный звук, который заставил пожилую женщину зайцем отпрыгнуть от него на несколько шагов. И не только ее. Нэвлис почти свалился с кресла, зажав уши руками. Люди тоже шарахнулись в стороны, стекла в театре треснули. Дух Звука исчезла. Кам заулыбался. Нэвлис по губам увидел, что шаман шепотом спросил что-то у бабули. В ответ она замахнулась на него своей палкой:

– Как я? Да я чуть к предкам не провалилась! Чтоб сихиртя тебя утащили, ирод проклятый! Предупредить же нужно старого человека!

В толпе облегченно засмеялись. Внучка чмокнула в щеку возмущенную бабулю и поклонилась Каму. Шаман улыбался, но его зрачки продолжали оставаться расширенными, и он все еще видел что-то, кроме того, что видели все. Глубоким вибрирующим голосом Кам обратился к Нэвлису: