«Святая инквизиция» в России до 1917 года - А. Булгаков

«…Закон этот имеет в виду собственно немецких баптистов (западно–христианское ответвление от протестантского дерева. — А.Б.), и что под действие его подходят только лица, на законном основании принадлежащие к этой секте, т.е. родившиеся в баптизме или перешедшие в него с соблюдением установленного законом порядка из лютеранства или иных неправославных исповеданий, и что посему с этой сектой нельзя отожествлять ни одну из существующих в России сект, образовавшихся из русских людей; тем не менее русские штундисты вняли советам своих покровителей и, дабы воспользоваться льготами закона 1879 года, стали всюду, где им было нужно, называть себя баптистами. С особой настойчивостью такое стремление штундистов отожествлять себя с баптистами проявилось во время всероссийской народной переписи» [75].

Напрасные попытки: бдительное око священников и миссионеров изобличало коварство российских сектантов; ведь ясно же: религиозное инакомыслие позволительно лишь для иностранцев, русские могут быть только православными.

В этом же Отчете приводятся слова одного из штундистов, сказанные им во время беседы с миссионером:

«Мы не желаем идти за вами; …вы с вашим Христом меняли людей на собак, а мы с нашим Христом желаем быть свободными» [76].

Эти слова потрясают.

К концу столетия поколение, родившееся при крепостном праве, еще было живо; дети и внуки хорошо помнили по семейным преданиям «рабство дикое без чувства, без закона», увы, освящаемое православием. Как мог забыть мужик благословляющее присутствие батюшки, когда его меняли на собак? Чему же удивляться, когда он со сладострастием после 1917 года крушил церкви.

1900 год

Синод донес государю, что на территории его империи действует сильный и коварный враг, какого еще никогда не было. «Никогда наша русская православная церковь не имела такого опасного врага, какого она имеет теперь в лице новейшего рационалистического сектантства, в особенности штунды… В этом сектантстве есть все, что только может придумать своевольная мысль и гордое самомнение, — все, что может породить и воспитать необузданное чувство» [77]. У царя в то время и других проблем хватало, так что лучше, да и проще, назвать этого врага смутным и маловразумительным словом «штунда».

«Описанное религиозное состояние некоторой части современного штундизма является не только результатом отрицательного отношения штундистов к авторитету Божественного Откровения, — оно в значительной степени есть и прямое следствие грубого материалистического направления в жизни сектантов» [78].

«Вследствие того же материалистического направления штундистов, самые излюбленные у них вопросы — вопросы социальные. «Что это за церковь, — сказал один из штундистов миссионеру, — один имеет тысячи десятин, а другой ничего» [79].

1902 год

«О нецеломудрии преосвященный Архангельский сообщает в отчете: обнаружено, что это зло все более увеличивается не только среди городского населения, но и среди сельского, издревле отличавшегося устойчивостью нравственных понятий, и притом с такой силой, что… дети вступают в незаконные соития с 13 лет» [80].

Это признание можно было бы сделать в каком–нибудь ином документе с пометкой «конфиденциально» или «печатанию не подлежит». А здесь — в солидном томе разглашается на всю Россию.

Преосвященный митрополит Киевский:

«По сообщениям благочинных, в воскресенье и праздничные дни храмы Божий пустуют в то время, как базары переполнены народом, с нетерпением ожидающим окончания литургии. С окончанием ее отворяются двери винных лавок, куда и устремляется большинство торгующего люда» [81].

О пьянстве на Руси как извечной причине основных зол сказано уже столько, что неловко и возвращаться к этой теме. Но все же представим себе эту толпу, жаждущую только колокольного звона, возвещающего окончание богослужения: истово крестясь на церкви, толпа без промедления устремляется в винные лавки.

И — по нашей теме:

«Задача противосектантской миссии усложняется, между прочим, тем обстоятельством, что обычно состав миссии оказывается недостаточен сравнительно с количеством сектантов, так что для миссии весьма трудно бывает не только предупреждать появление и развитие сектантства в той или иной местности, но даже следовать за его распространением, которое отличается быстротою и неожиданностию…» [82].

Только нежеланием похристиански разобраться в причинах подобного явления можно объяснить заключение Синода:

«…сектантство нашло самую подходящую почву в равнодушии сибиряков к религиозным вопросам» [83].

1903 год

«Из 1240 браков, расторгнутых в 1903 году, на долю по прелюбодеянию приходится 844, а в 1904 году из 1365 расторгнутых браков на долю по прелюбодеянию приходится 1020» [84].

Эта тема вписывается в один контекст с Отчетом предыдущего года. Разводы были по различным причинам, и об этом свидетельствуют архивные дела Синода: по причине бесплодия (к несчастью, бесплодными тогда считались только женщины), по причине длительного отсутствия одного из супругов (чаще — мужчин, призванных на войну, а в числе погибших не значившихся), по причине отпадения кого–либо из супругов от православия. Но данный отчет говорит совсем о другой причине — нравственной. Причем Синод располагал только теми официальными сведениями, которые были взяты из судебных процессуальных дел.

Не будем забывать, что за нравственное состояние народа несло ответственность православие, ибо оно само возложило ее на себя; более того — ни с кем делиться не хотело. Но опять, конечно же, виноваты были только враги, которые не давали господствующей церкви распространять свое благотворное влияние.

«Тут враги Церкви и государства пользуются невежеством русского человека в теоретическом познании Христова учения; у него слабы еще знания истины православной веры; большинство крестьян еще неграмотно, не умеет как следует прочитать общеупотребительные молитвы, не понимает смысла их, а равно не понимает значения церковных действий, служб, обрядов» [85].

Не хватило времени, прошло всего лишь девять веков с принятия христианства — у невежественного русского народа «слабо еще знание истин православной веры», — а тут эти враги. Во все обозримое известное нам российское время во всех бедах виноваты были кто угодно — евреи, штундисты, «враги народа», — только не мы сами.

1905 год

Каким мерилом измерять духовное состояние в народе, если эта категория нематериальная? Однако Синод имел некую шкалу измерений, и довольно–таки своеобразную.

«Трудно учесть цифрами народное благочестие, но есть один признак, который позволяет, хотя несовершенно, приблизиться к определению молитвенного настроения народа — именно в тревожные 1905 и 1906 г.г.: это подсчет свечного церковного дохода за эти годы. По имеющимся в Контроле при Св. Синоде сведениям, чистой свечной прибыли в 1905 г. получено на 451 369 рублей более, чем в 1904 г.» [86].

Понять то тревожное время можно: шла русско–японская война, с многими жертвами для России, и какая же мать не поставит свечку за здравие и сохранение жизни своего сына, жена — мужа? Однако вряд ли свечная прибыль могла быть показателем благочестия, но мы здесь не судьи, ибо слишком многие дома посетила тогда смерть. После же тех лет отток от церкви еще более усилился.

Была еще одна тревога: уже который год муссировался вопрос о предоставлении народу начал веротерпимости. Готовился проект манифеста, и определенные консервативные круги всерьез были обеспокоены, как бы свободный выбор вероисповедания не внес разброд и в высшие слои правящей элиты.

«Комитет Министров признал необходимым высказать решительное убеждение, что неизменно подлежат сохранению и на будущее время преимущества, главным образом придающие Православной Церкви значение господствующей: принадлежность к ней Государя Императора, свобода привлечения последователей и получение денежных средств для удовлетворения нужд своих из общегосударственных доходов» [87].

Трудно сказать, почему Синод счел необходимым напомнить государю о его принадлежности к православной Церкви, — может быть, императрица–немка давала поводы? Этого мы не знаем.

Ряды православных редели, и — если следовать тексту — для при влечения последователей господствующей Церкви выделялись энные суммы денежных средств из государственной казны.

И наконец — опубликование Манифеста от 17 апреля 1905 г., в силу которого, по крайней мере формально, давалась возможность россиянину самому определять свою вероисповедную принадлежность. И произошло то, что с исторической неизбежностью должно было произойти —