Журнал «Вокруг Света» №05 за 1977 год - Вокруг Света

В табуне всегда только один жеребец — как один хозяин в доме. И порядок в этом доме образцовый. Недисциплинированных кобыл просто не бывает: коли попадется такая, на которую не действуют «меры убеждения», вступают в силу копыта, зубы, наконец, голодный паек... А бывает, прогневается жеребец «а весь табун и в порядке наказания загонит на затоптанный, объеденный участок, сам ходит вокруг, травкой сочной хрупает, а они полдня уныло стоят, положив головы друг другу на шеи. И не взбунтуются, ни-ни — знают, что провинились... И никакой табунщик ничего не изменит. Зато когда молодой жеребец утвердит свою власть, радости его нет конца: от избытка чувств на дыбки становится, копытами в воздухе перебирает...

А они все идут и идут сквозь нас. Вытянутые вперед шеи, мощные крупы — каждая превосходит по весу привычную среднерусскую лошадку. И вместе с тем это не тяжеловозы. Стоящий рядом со мной профессор Иван Александрович Сангин, добрые пятьдесят лет из своих семидесяти посвятивший «башкирке», приговаривает:

— Нет, не тяжеловозы. Скелет у нас — что у донской рысистой, «облегченный» скелет. Это значит — центнер чистого мяса на каждой. И какого мяса! Практически без жира, оплошной белок. Диетическое мясо...

Столетиями совершенствовалась башкирская порода лошадей. Опыт и интуиция помогали башкиру-коневоду культивировать в животных те качества, которые были нужны для жизни в степи. Конь для кочевника — это не только скорость и сила, это одежда, пища, пьянящий напиток в дни радостей и побед...

В совхозе «Ирандыкокий» меня угостили башкирским национальным обедом. И такой обед не может обойтись без конины.

Совхозные лошади живут на воле. Круглый год в степи. Дикие лошади, своеобразные башкирские мустанги. О приближении табуна узнаешь по странному грохоту — будто десяток неумелых пономарей звонит в колокола... В облаке пыли проносится табун. На шеях многих кобылиц — ботала, заменившие в наш рациональный век романтические колокольцы, с помощью которых табунщик в тумане или зимней вьюге разыскивал разбредшихся лошадей. Ботало — обыкновенный алюминиевый рукомойник, подвешенный как колокол, внутри которого бьется язычок — кусок металла.

С одной из кобыл ботало сняли...

Дело чести башкира — разделать тушу в считанные минуты. При этом следует не упустить тысячу мельчайших, но традиционно важных подробностей. Например, тушу следует расположить обязательно головой к востоку, а после разделки немедленно приготовить «азы — колбасу, густо присыпанную солью, которую потом долго варят и подают горячей.

Если бы меня спросили, в чем особенность башкирской кухни, я бы ответил: «Весь обед — в одном котле». Сначала из котла извлекают казы. Затем в глубокие тарелки накладывают горы домашней лапши в форме треугольников и полосок. И заливают жирным бульоном из того же котла. Вот и готов знаменитый бешбармак, известный многим тюркским народам. Потом из бездонного котла появляются эвересты конского мяса. И наконец, как бы подводя черту под всем тоем, — шорпа с курутом, очень твердым творогом из топленого коровьего молока... А в шорпе — бульоне — не найти и крохотного глазка жира, и, может быть, поэтому острее ощущаешь крепость навара. Это яство производит фантастический эффект — вы снова ощущаете себя бодрым, словно только что сели к столу.

Типичный обед скотовода-кочевника из суровых степных краев — ни овощей, ни фруктов, все очень жирно, плотно, все в громадных количествах, из одной посуды, без печений и разносолов. Сегодня уже так не питаются, но прошлое всегда дорого и чем-то близко, поэтому с такой охотой собрались в совхозной столовой люди «тряхнуть стариной».

Праздничная атмосфера за столом рождалась сама по себе, как будто из ничего. Люди спокойно говорили, не перебивая друг друга, проявляя внимание к гостю, давая возможность говорить и хозяину. Роль хозяина исполнял главный бухгалтер совхоза. Стоило появиться очередному блюду, как он неторопливо начинал: «Моя мать (или бабушка) делала это иначе...» И дальше шел рассказ о женщине, которая приготовляла конину, соблюдая все уже забытые обычаи.

Застолье было веселым и добрым. Быть может, еще и потому, что на столе шипел, пенился, лился рекой традиционный кумыс...

Никому не ведомо, когда и где родился этот напиток. 2500 лет назад Геродот, описывая быт кочевников северного Причерноморья, рассказывал, что пьют они «кобылье молоко, приготовленное особым образом». Способ приготовления из этого невкусного и быстро портящегося молока освежающего напитка, который можно сохранять несколько дней, был засекречен. Тайной это оставалось и у башкир почти до нашего времени. Среди многих кумысоделов, виденных мною, была старушка Сагида Фатхулина, которая первая в своем роду обнародовала секрет изготовления кумыса, хотя до нее эту тайну знали и хранили тринадцать поколений, а может, и больше.

А скрывать было что. Французский путешественник Гильом Рубрук, рассказывая о своем «Путешествии в Восточные страны» в 1253—55 годах, так описывает действие кумыса, искажая, впрочем, его название: «Проводник дал нам немного «космоса». Испив его, я сильно вспотел от страха и новизны. Но все же он показался мне очень вкусным. Напиток этот щиплет язык, как терпкое вино, оставляет вкус миндального молока, и внутри вас разливается очень приятное ощущение. Слабые головы от него пьянеют...» «Очень хороший напиток — кобылье молоко, приготовленное таким образом, что его можно принять за белое вино. Здесь его называют «кумез», — утверждает примерно в те же годы венецианец Марко Поло.

Только через 500 с лишним лет европейцы, в том числе и русские, открыли для себя лечебные и питательные свойства «космоса», о которых башкиры знали давным-давно. С. Т. Аксаков, родившийся в Башкирии, так описывал свои детские впечатления: «Весной, как только черноземная степь покроется свежею, ароматною, сочной растительностью, а кобылицы, отощавшие за зиму, нагуляют жир, во всех кошах начинается приготовление кумыса. И все, кто может пить, от грудного младенца до дряхлого старика, пьют допьяна целительный, благодатный, богатырский налиток, и дивно исчезают недуги голодной зимы и даже старости, полнотой одеваются осунувшиеся лица, румянцем покрываются бледные впалые щеки».

— Сперва бидоны с молоком в речку ставлю. Пака замерзнут, собираем в лесу гнилушки. Огонь разведем, бочку эту дымом наполняю, — поясняет сухонькая и очень древняя Сагида Фатхулина. Она почти не знает русского, я немного понимаю по-туркменски, а этот язык — «двоюродный брат» башкирского; так через пень-колоду идет наша беседа. Так постигаю я тайну рождения кумыса.

— А зачем дым в бочку? — стараясь четко произносить окончания, спрашиваю ее.

Кажется, не разобрала. Берет меня за руку, ведет в избушку, громко именуемую цехом, подводит к такой же бочке, накрытой чистой застиранной марлей. В бочке пенится, дозревает кумыс. Сагида легко подталкивает меня, сама склоняется к бочке, показывая, что нужно сделать, — нюхает, блаженно жмурится.

— Чтобы запах приятный был, — единым духом выпаливает она, чрезвычайно довольная своим русским, хотя фраза наполовину состоит из башкирских слов.

Нет, так я ничего не пойму. Здесь почему-то гнилушки, а вчера на другой ферме меня уверяли, что окуривать чиляки — эти самые бочки — следует только, можжевеловыми сучьями.

Не одна неделя пройдет, пока я уясню, что рецептов — «секретов» изготовления кумыса — много, и теперь их не только не скрывают, а, напротив, дарят соседям. Потому что каждый в глубине души уверен, что в его коше издавна был «самый правильный» кумыс.

Тем временем бидоны в реке «замерзли» — охладились. И помощники Сагиды по ее команде сливают молоко в громадный чиляк.

Только на восьмом десятке стала Фатхулина мастером-кумысоделом в родной деревне Исамбетово Баймакского района. До этого всю жизнь ходила в помощниках. Потому-то нынешние «ассистенты» охотно прощают ей властный тон. Самой неловкой минутой в нашем знакомстве была та, когда я спросил, не думает ли она о пенсии. Старушка посмотрела на меня с сожалением, соболезнующе переглянулась с помощниками. Действительно, кто же сам уходит со столь почетной должности? Председателем колхоза могут быть многие, а кумысодела заменить, по общему мнению, невозможно: кумыс будет не тот. И коль пришелся по сердцу односельчанам ее рецепт, быть ей мастером до последних дней или, не приведи аллах, до болезни, да такой, что бышкак уже держать не сможет.

Молоко в чиляке, кур — закваска из старого кумыса — тоже. Наступил момент священнодействия. Сагида надевает передник, убирает волосы под косынку, становится «а приступочку у высокого чиляка, сделанную специально для нее, — ростом, к сожалению, не вышла. В руках у нее дубовый бышкак — многокилограммовая колотушка, которой бьют молоко, пока оно не превратится в кумыс.