Совок 7 (СИ) - Агарев Вадим

— Сергей Егорович, дежурный к вам просил доставить! — кивнул он на вошедших с ним.

— Проходите! — указал я паре на расставленные у стены стулья и жестом отпустил сержанта. — Что у вас случилось? — спросил я, глядя, как рассаживаются посетители.

— Мы изнасилование хотим заявить! — вызывающе глядя на меня, выпалил довольно-таки крепкий на вид мужик.

Полноватый и даже несколько оплывший. Интеллигентного вида, годами далеко за тридцать и с бланшем под левым глазом. Это означало, что посетитель не поладил с правшой. А жаль! Левшей искать легче, их в пять раз меньше правшей.

Смирно сидящая по левую от него руку женщина, примерно того же возраста, спокойно молчала, с любопытством осматривая кабинет.

— Не понял! — не только удивился, но даже немного растерялся я, — Кого изнасиловали? Вас⁈ — уже более внимательно посмотрел я на мужика, который действительно, выглядел и вёл себя, как без должного согласования оттраханный.

— Прекратите издеваться, товарищ лейтенант! Я, между прочим, кандидат исторических наук! Я философию преподаю в ВУЗе! — взвизгнул гражданин, но, со стула при этом он не вскочил. — Вот её, мою супругу изнасиловали! Зинаиду Михайловну Толкунову! — он резко ткнул указательным пальцем в плечо рядом сидящей женщины, которая от этого тычка поморщилась. — А меня избили! — тем же пальцем он уже более осторожно прикоснулся к своему лиловому фингалу.

— Та-а-к! — с видом всё понявшего Шерлока, протянул я, не понимая на самом деле ни бельмеса из услышанного, — А поподробнее можно? Представьтесь для начала, пожалуйста! И документы, если они у вас с собой, будьте добры, предъявите!

Мужик представился. За себя и сразу за свою спутницу. И документы обоих, два паспорта, он достал из внутреннего кармана пиджака, и передал мне. Потом всё также возбуждённо начал своё душещипательное повествование.

Из изложенного гражданином Толкуновым Дмитрием Яковлевичем я усвоил следующее. Живёт семья Толкуновых в однокомнатной квартире обычной панельной девятиэтажки на улице Братьев Картаполовых. Живут вдвоём и бездетно. И к несчастью на самом первом этаже. Именно это роковое обстоятельство, вместе с теплой погодой, которой май-баловник радовал в последнюю неделю горожан, и привело к несчастью.

Сегодняшним ранним утром, часа за полтора до того, как будильник должен был поднять Толкуновых на сборы к трудовым свершениям, к ним в квартиру проник злоумышленник. Проник он, в аккурат, через незапертый балкон, дверь которого, ответственный квартиросъёмщик Толкунов, сам же и приоткрыл перед тем, как лечь спать. Воспользовавшись тем, что в текущем отрезке времени новейшей истории, советские граждане не имели привычки ставить на окна и балконы железные решетки. А на вход в квартиру, в свою очередь, они не ставили железные двери.

Неизвестный Толкуновым до поры злодей, проникнув в комнату, где спали супруги, вместо того, чтобы тихо ретироваться, вдруг возжелал интимной близости с гражданкой Толкуновой. Нимало не смутившись присутствием в широкой супружеской постели её законного мужа. А, возжелав, стал немедленно осуществлять свой не просто аморальный, а, безусловно, преступный умысел. Дмитрий Яковлевич, проснувшийся от возмущенных возгласов супруги и непонятной возни рядом с собой, последовать примеру жены Зинаиды и тоже возмутиться не успел. Поскольку подлец и подонок, как назвал он незваного утреннего визитёра, не вдаваясь в подробности, съездил ему кулаком по физиономии. Натурально по левому глазу. Подавив тем самым волю Толкунова не только к какому-либо сопротивлению, но и к выражению возмущения происходящим непотребством.

— Вы просто его не видели! — горячился разгневанный Дмитрий Яковлевич, — Это был громадный уголовник! Он меня чудом не убил! У меня, я это определённо чувствую, наверняка, сотрясение мозга!

Пора было разводить потерпевшую семью по разным помещениям и вызывать дежурного следователя прокуратуры. Изнасилование, это его подследственность, вот пусть он и мудохается. Осуществить сей логичный и, главное, законный алгоритм своих действий я не успел. В дверь моего кабинета без стука зашел заместитель начальника райотдела по оперативной работе.

— Здравствуй, Сергей Егорович! — впервые за всю мою службу в Октябрьском РОВД, он обратился ко мне по имени-отчеству и даже протянул руку, — Добрый день, товарищи! — не менее доброжелательно поприветствовал он и чету Толкуновых, уважительно повернувшись к ним фасадом.

Почему Захарченко посчитал сегодняшний день для Толкуновых добрым, я так и не понял. Не мог Захарченко не знать, кто они и по какой причине в данный момент времени находятся в кабинете дежурного следователя. Налицо была профессиональная деформация психики заслуженного работника внутренних органов Октябрьского района.

— Могу я вас попросить, товарищи, оставить нас со следователем ненадолго одних? — елейным голосом обратился зам по опер к терпилам. — Буквально на несколько минут!

Оказывается и капитан Захарченко умеет подобострастно улыбаться, и выдавать в эфир просительные интонации! Данное обстоятельство я с удивлением отметил в своём мозгу, наблюдая эту непривычную пантомиму.

Семейство Толкуновых послушно встало и удалилось в коридор. Захарченко подошел к двери и, прижав её плотнее к косяку, провернул торчащий в ней ключ.

— Что делать собираешься? — немигающими удавьими глазами уставился он на меня.

— Ничего не собираюсь делать! — честно ответил я, — Усматриваю в действиях неизвестного преступника состав сто семнадцатой УК. Соответственно, наш дежурный пусть посылает в прокуратуру машину за их следаком! Это их подследственность, вот пусть они и развлекаются! Виталий Николаевич, вы же всё это и без меня хорошо знаете!

— Я, лейтенант, не глупее тебя! — не повышая голоса, раздраженно согласился Захарченко, — И квалификацию преступным деяниям уже давно сам давать умею! Но я тебя прошу, разберись с этой делюгой без привлечения прокуратуры! Месяц заканчивается, а тут этот износ! И без того у нас в райотделе показатели ни к черту! На предпоследнем месте Октябрьский по городу в этом месяце будет! И ваша с Гриненко девяносто три прим, медным тазом накрылась, чтоб ты знал! — с неприкрытым укором и даже обиженно посмотрел он на меня, будто это я затоптал уже раскрытое расстрельное преступление.

Меня это напрягло. Таскаешь этим руководящим товарищам каштаны из огня, а они еще и рожу кривят! Да еще в заведомо чужих грехах беспричинно обвиняют.

— А в чем дело, товарищ капитан? — таким же немигающим взглядом, да еще с недобрым прищуром вгляделся я в глаза Захарченко, — С какого это переляку безупречно раскрытое хищение в особо крупных, да еще и тазом накрылось? Кто-то статью особой тяжести притоптать решил?

— Тихо ты, Корнеев! — оглянулся на дверь капитан, — Чего ты орёшь⁈ Не мы с Дергачевым так решили! Так решили на самом верхнем этаже. Обком партии так решил, Корнеев! — выбросив главный козырь, капитан очевидно полагал, что добил и заткнул меня.

— И что⁈ — включил я непримиримого Павлика Корчагина, переполненного юношеским максимализмом и верой в идеалы. — Вы, Виталий Николаевич, наверняка член партии? Ведь так? — я вылупил честные комсомольские глаза на приунывшего капитана.

Захарченко не стал отмежевываться от руководящей и направляющей КПСС. Он просто молча хлопал глазами. Не встретив возражений, я продолжил вслух развивать свою провокационную демагогию.

— Как честный коммунист, напишите подробное письмо в Центральный Комитет и нашему министру! — я с удовольствием наблюдал, как в панике заметались глаза Захарченко, — Раскройте вышестоящим товарищам глаза на коррупционеров из обкома! Я уверен, что вас услышат и поймут! — продолжал я юродствовать, не выходя из образа честного идиота.

— Блядь! Да, что ж сегодня за день-то такой! — уже с откровенной тоской выразил свою душевную неустроенность зам по опер, уныло глядя на меня. — Корнеев, ну её на х#й, эту твою принципиальность! Ну чего ты передо мной-то придурка разыгрываешь⁈ Ладно, хер с ним, скажу тебе, как есть! Мне через месяц майор подходит и Дергачев еще на прошлой неделе представление на меня отправил. А тут этот износ, сука! Показатели и без того полное говно, и теперь меня обязательно потянут на ковёр! И хер я в спину получу, а не майора! — Захарченко замолк, глядя куда-то в окно. Почти, как это делает Данилин в таких случаях, со мной общаясь.