Мария София: тайны и подвиги наследницы Баварского дома - Лоррэн Кальтенбах

С тех пор как Виктор Эммануил забрал себе все владения королевской четы[96], Святой Отец намерен проявить великодушие: личная охрана, лошади, ливреи, содержание королевской семьи и ее свиты – все это гостеприимство обойдется папской казне в две тысячи пятьсот франков в день.

В Риме большое количество сторонников Бурбонов несут ночной дозор. Так как конвой задержался, многие потеряли терпение и ушли. Однако дипломатический корпус и некоторое количество дам и неаполитанцев все еще были на месте. Примерно в час ночи три почтовые кареты наконец прибыли на площадь Пьяцца дель Квиринале. Из первой вышла королевская чета. Прием был трогательным. Королева-мать, граф и графиня Трапани, дядя и тетя несчастного Франциска II, ждали их тут. Кардинал Антонелли, государственный секретарь Его Святейшества по иностранным делам, приветствует их от имени Святого Отца. Франциск просит разрешения пройти в комнату маленького Дженнаро, его младшего сводного брата. Измученную и непрерывно кашляющую Марию Софию без промедления доставляют в бывшие апартаменты Папы Римского, выходящие на площадь Монте-Кавалло[97]. Бедняжка так много пережила за последние несколько недель в своем каземате.

На следующий день, около четырех часов пополудни, поприветствовать их прибывает Пий IX. Он встречает королей, королев, князей и княжон, кланяющихся ему на пороге большой лестницы. Он по-отцовски поднимает с колен Марию Софию в алом платье и ведет государей на балкон, где их приветствует огромная толпа, кричащая: «Да здравствует Пио Ноно!

Да здравствует Франциск II, король Обеих Сицилий! Да здравствует Мария София, вечная королева!»

«Однажды утром я проснулся и узнал, что я знаменит», – сказал в свое время лорд Байрон. В тот первый день изгнания молодая Виттельсбах тоже открыла для себя, что ее героизм стал огромной сенсацией для всего мира.

Муза легитимизма[98]

В Риме она действительно нашла много своих старых последователей, но также и новых энтузиастов. Сто шестьдесят лет превратили осаду Гаэты в дату, затерявшуюся в потоке событий итальянского объединения. Но весной 1861 года в глазах всего мира она уступает первенство разве что только осаде Севастополя, эпизоду Крымской войны, ужасы которого подробно описал Лев Толстой[99]. Двадцатилетняя героиня только что стала живой легендой!

Все католики и консерваторы Европы воздают ей должное за ее мужество и величие духа. Евгения де Монтихо[100], безутешная оттого, что не смогла помочь ей, отменяет обычные празднества в Компьене, и ей потребуется время, чтобы возобновить прежние пышность и блеск жизни императрицы. Царь Александр II, страстный поклонник Марии Софии, жалует ей императорский и военный орден Святого Георгия[101]. Король Баварии приказывает изобразить ее портрет на фресках в его королевском дворце. Во всем мире общественность запускает подписки для отправки подарков этой молодой женщине, носящей тройной ореол – королевской власти, красоты и несчастья, и прежде всего представительницы слабого пола, которые превозносят Марию Софию как новый образец женственности. Она получает шкатулку с золотом, серебром и драгоценностями от парижских дам; браслет из золота, жемчуга и гранатов от дам из Бордо; серебряную статуэтку Жанны д’Арк от бургундских дам; триптих с изображением Мадонны из Лиона; чеканную шкатулку из Тулузы; небольшой реликварий в виде золотой и серебряной лилии, содержащий частичку мощей святой Радегонды, королевы Франции, от анжуйских дам; корону из золотых листов, переплетенных с бриллиантовыми лилиями, от дам из Неаполя; второй золотой лавровый венок от немецких княжон; диадему в виде башни от английских дам[102]. Американская женщина-скульптор Харриет Хосмер[103] вскоре изваяет ее мраморную статую в натуральную величину. А Мария Луиза Лефевр-Демье по ее подобию смоделирует статуэтку, которая чуть позже окажется в каждой гостиной, в то время как в витринах будет выставлен ее портрет, на котором изображена женщина с великолепными чертами лица, в сапогах со шпорами, фетровой шляпе, с хлыстом в руке, придерживающая свою юбку-амазонку и напоминающая героинь Фронды. Мария София сияет в зените славы, ее фотографии продаются тысячами – гораздо больше, чем портреты Гарибальди! Ее лицо выставлено напоказ и продается, как томики «Бирлишон и Маделонетт»[104], ерничает газета Le Charivari, добавляя, что «триста пятьдесят восемь тысяч девятьсот шестьдесят четыре портрета королевы Неаполя с пятьюдесятью двумя тысячами различных ракурсов» недавно были… извергнуты Везувием[105]!

С каждым днем растет восхищение неотразимой баваркой. Все ее любят и приветствуют. Она конкурирует с Сисси и императрицей Евгенией в заголовках международной прессы. Надо сказать, что она и правда прекрасна, она самая красивая из Виттельсбахов после своей сестры Елизаветы. Это высокая, темноволосая молодая женщина ростом 1 м 70 см, свежая, как цветущая яблоня, редкой красоты. Мужчины, увидев, как она скачет на своем черном коне по улицам Рима с голубой вуалью, которой она любит укутывать голову, все как один влюбляются в нее. По их словам, ей достаточно всего лишь нанести визиты к европейским дворам, чтобы добиться вооруженного вмешательства государей и вернуть свое королевство.

В сравнении с ней ее муж, непочтительно прозванный «Чичилло», «Франческьелло» или «Лаза» (так называл его отец из-за его неумеренной любви к лазаньям), – это маленький, невзрачный человек с размытыми чертами лица, с зыбкой и неопределенной фигурой. Его темные глаза, немного затуманенные, как и его улыбка, несут оттенок грусти. Он выглядит очень молодым, но это болезненная молодость, преждевременно состарившаяся, тусклая и унылая. За ним не известно ни одного, даже невинного, флирта до брака. Его любимым чтением были жития святых, а любимым развлечением – коллекционирование священных изображений. С тех пор как он появился на свет, его жизнь была одной длинной чередой испытаний и невзгод. Его мать Мария Кристина Савойская умерла при родах. Его отец Фердинанд II почти сразу же женился повторно на герцогине Марии Терезе Австрийской, его детство было если не совсем одиноким, то по крайней мере лишенным нежности и сердечной заботы. Надменная, деспотическая и ревнивая женщина, его мачеха, могучая австрийка, пожертвовала бы им ради своих двенадцати детей. В довершение всего в юности молодой человек получил богословское образование, считавшееся необходимым для христианского короля. Вместо того чтобы развить его личность, благородные заповеди религии усугубили его нерешительность и наполнили угрызениями совести[106]; отсюда эта непримиримая мрачность его черт, которая поражает с первого взгляда.

Супругов каждый день видят вместе на улицах и набережных Рима. Увы, они кажутся глубоко наскучившими друг другу. В Корсо Франциск был замечен сидящим в своей карете, прямой и жесткий, как деревяшка, он не говорил и не обращал внимания на свою супругу, которая стояла рядом с ним. Его жена откровенно зевала. В другой вечер, это было на вилле Боргезе, королева полулежала в своей карете, улыбаясь,