Мария София: тайны и подвиги наследницы Баварского дома - Лоррэн Кальтенбах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К тому времени она чувствовала поднимающееся в городе глухое волнение. Во время ее последних поездок в карете неаполитанская улица, обычно выставляющая себя напоказ, была очень сдержанной.
На лестнице, установленной напротив Королевской аптеки[76], она даже заметила двух рабочих, которые, насвистывая и веселясь, тщательно стирали бурбонские лилии, ранее украшавшие аптечную мастерскую[77]. Фракционеры, казалось, сидели в засаде повсюду. Лаццарони[78], представляющие собой особую, не поддающуюся определению фауну столицы, поклоняющиеся святому Януарию, покровителю Неаполя, были равно способны и на героические поступки, и на самые скверные шаги…
Воспользовавшись французским флагом, Александр Дюма, автор романов «Три мушкетера» и «Граф Монте-Кристо», пришвартовал свою шхуну в гавани, чтобы раздать оружие и красные рубашки восставшим. Писатель ликовал, события омолодили его, вернув на тридцать лет назад, в июльские дни 1830 года, когда он сражался против Бурбонов во Франции. Теперь его сиротская вендетта должна была осуществиться против государей Неаполя. В прошлом, по возвращении из египетской кампании, его отец не понаслышке узнал тюрьмы Бурбонов в Таранто. Он вышел оттуда калекой, глухим на одно ухо, с почти потерянным глазом, а затем умер от пережитого в тюрьме жестокого обращения. Его сын-писатель обещал себе поклониться этому ненавистному Неаполю вместе с Гарибальди, который казался ему столь же доблестным, как Арамис, Портос или д’Артаньян.
Мария София ждала мужественных решений. По ее мнению, инстинкт народа диктует ему желать того, кто защитит его от беспорядков, твердо ведя за собой. Франциску следовало подавить повстанцев, но не дай бог, чтобы он превзошел их в жестокости. «Мерзавцы» были тут как тут, они дожидались первых признаков ослабления власти, чтобы водрузить триколор над городом! Но что означала эта геометрическая эмблема, эти «выходки французов»? И чего хорошего можно было ждать от этой «безвкусной кучи цветов»?[79]
Перед лицом грозящей опасности муж вскоре привел ее в ужас своими повадками семинариста, рядящегося в генерала, то говоря о своем падении с некой отстраненностью, то, наоборот, с горечью, то снова с надеждой и кажущейся готовностью приложить усилия для защиты. Зрелище этого аморфного человека, неуверенного ни в чем, вызывало у Марии Софии одновременно и крайнюю степень ужаса, и нечто похожее на жалость. Годом ранее[80] ей уже представился случай обнаружить трусость Франциска. Во дворце Каподимонте паре пришлось столкнуться с гневом полка швейцарской гвардии на службе Неаполя, который боялся роспуска. Молодой Бурбон, охваченный паникой, отправился взывать к небесам в комнате своей покойной матери. Вдовствующая королева Мария Тереза, вторая жена и вдова Фердинанда II, спасалась бегством, как бегут от эшафота. Марии Софии пришлось в одиночку противостоять трем сотням пьяных, громогласных мужчин, осаждающих ворота дворца. Ее муж определенно не был создан для того, чтобы встать лицом к лицу с Историей…
И вот теперь, 5 сентября 1860 года, он узнал, что Гарибальди одерживает одну победу за другой в окрестностях Салерно, менее чем в десяти лье от его дворца. Салерно был одной из трех точек, где Франциск считал, что он еще может собрать некоторые войска. Вокруг него все было в смятении. Армия Бурбонов снова капитулировала со всех сторон. Более двухсот генералов, чиновников и великих сановников смирились и продались захватчикам.
Перед лицом всего этого вероломства король попросил о помощи французскую и английскую эскадры, стоявшие на якоре в заливе. Напрасно. Наполеон III, который публично осуждал Гарибальди, тайно передал Кавуру свое согласие на этот переворот в обмен на Ниццу и Савойю. Англичане также не собирались помогать ему. Они выступали за объединение Италии, видя в этом самый надежный способ вести там торговлю и свести к минимуму влияние Франции на малые государства полуострова. Франц Иосиф также отказался защищать трон своего шурина. Его финансы не позволяли ему бросить свою страну в бой.
Мария София предложила остаться в Неаполе и закрыться в замке Сант-Эльмо на холме Вомеро, чтобы сопротивляться, обстреливая город, как сделал бы ее покойный свекор, «король-бомба». Увы, ее муж слушал только Либорио Романо, своего министра внутренних дел, который уже готовил переход Меццоджорно от Бурбонов к Савойе. По ночам этот Иуда тайно отправлялся на шхуну Александра Дюма, который служил ему посредником в переговорах с Гарибальди. Именно этот Романо посеял противоречия между ней и мужем, заявив о необходимости избежать кровопролития и ужасов войны в столице. Он убедил Франциска II искать убежища на севере, в крепости Гаэта, где он сосредоточил какое-то количество швейцарских гвардейцев и те немногочисленные войска, которые еще оставались ему верны. По его словам, эта крепость, возвышающаяся на скалистом выступе, была неприступна. Она смогла противостоять варварам, лангобардам и сарацинам. Захваченная французами в 1799 году и Жозефом Бонапартом в 1806 году, с тех пор она была расширена и укреплена.
6 сентября 1860 года придворные вместе с роскошными и нарядными лакеями покинули двор[81]. Молодой Бурбон в последний раз принял своих министров, уделив несколько любезных слов каждому из них, а затем, примерно в четыре часа пополудни, он покинул свой дворец по тайной лестнице с Марией Софией и свитой[82], чтобы добраться до моря через королевской док. Он ушел в военной форме и взял с собой только серебряную посуду, несколько картин и драгоценных предметов, а также ряд реликвариев. Королева, в свою очередь, была одета в простое дорожное платье, на голове у нее была большая соломенная шляпа, украшенная цветами. Она оставила весь свой гардероб. Покидая придворных дам, она бросила им: «Torneremo, torneremo presto!»[83]
Они погрузились в «Мессаджеро», небольшое канонерское судно, которым командовал старик, верный покойному королю Фердинанду. Государь приказал остальным фрегатам следовать за ним. А может быть, это была «Парфенопа» под
