Тень шпионажа - Вольфганг Шрайер

Итак, преисполненный усердия, я принялся за работу. Я начал следить за Уолполом по ночам, что мне почему–то не приходило в голову раньше. Я ходил по коридорам отеля до тех пор, пока не вызвал неудовольствия у дежурной по этажу. Потом я уселся поглубже в кресло в холле и стал наблюдать за каждым, кто покидал отель или, напротив, входил в него. Все напрасно. Уолпол никого не принимал и не совершал прогулок при луне. Если он не копался на своем холме, то сидел в «Ледра–палас», видимо, чтобы быть поближе к Элен. На третью ночь я прокрался в бельевую, которая соседствовала с его номером, и приложил ухо к стене, но, кроме его ровного дыхания, ничего не услышал.

В эти дни вся его жизнь проходила у меня на глазах. Несколько раз я следовал за ним на расстоянии по направлению к Акротири. По дороге к раскопу он нигде не останавливался, и это навело меня на мысль, что его «почтовый ящик», о котором упоминал подполковник, по–видимому, находится в одном из конечных пунктов его поездок.

Поскольку отель с уверенностью можно было исключить из числа объектов наблюдения, оставался холм в Акротири. На следующий день, когда Уолпол вернулся домой, я подъехал к холму, поставил свой джип в кустах на берегу озера и лег в засаду. При этом я расположился почти у самого раскопа, считая, что тайник находится где–то здесь, если не в самом раскопе.

Однако никто не пришел. Стояла ясная лунная ночь. Я лежал в тени кипариса и смотрел, как колышется его иссиня–черная тень под порывами ветра. Аэродром светился огнями, лучи прожекторов ощупывали окрестное пространство, а время от времени воздух сотрясал грохот двигателей ночных бомбардировщиков. И ничего больше. К полуночи стало прохладно и я начал мерзнуть в легкой форме. Я сходил к машине, и достал оттуда одеяло. Наверное, я бы уснул, если бы не холод…

Я прислушивался к ночным шорохам. Надо мной в развалинах римской крепости бесшумно носились летучие мыши. Несколько раз глухо ухнул филин, затем жутко прокричала сова. Потрескивали сучья, что–то шуршало в траве. Серебром отливала гладь озера. А вокруг — никого.

Во вторую ночь, которую я провел столь же неуютно, поднялся сильный ветер. Тучи стремительно неслись по небу, отбрасывая на землю громадные скользящие тени, какие раньше я наблюдал лишь на берегу Ла–Манша. Я лежал на вершине холма, любовался игрой облаков и думал об Элен. И снова ничего не случилось.

Постепенно я начал сомневаться в теории подполковника о «почтовом ящике» Уолпола. Под утро я, должно быть, заснул и проснулся лишь на рассвете от слабого шума мотора, который быстро удалялся. В северо–западном направлении, там где находилась Никосия, в первых лучах солнца медленно таяли красные огни. Пожалуй, ничего серьезного это не означало.

На следующий вечер небо было серым. Луна не показывалась из–за туч. Правда, было тепло, но через несколько часов полил дождь. У меня не было с собой ни плаща, ни накидки и потому я промок до нитки. Начиналась осень, а на Кипре она всегда сопровождалась сильными дождями. Была уже среда, 26 сентября. Прошла половина срока, данного мне Тинуэллом на выполнение задания. Проклиная все на свете, я дрожащими руками включил мотор и после полуночи вернулся в отель. Войдя в номер, я растер себя, сменил одежду и поднялся в бар, чтобы выпить виски во избежание воспаления легких.

Каково же было мое удивление, когда я застал там Элен в обществе прекрасного напитана Жако, с которым я был вынужден познакомиться еще и потому, что оба мы принадлежали к одному роду войск. Он беседовал с Элен, склонив свое смуглое лицо слишком близко к ее лицу. То, что рядом с ними, как злая горилла, восседал Натан Уолпол, меня мало утешило.

— Мы положим египетскую армию на лопатки так же элегантно, как алжирских повстанцев, — хвастался капитан на ломаном английском. — Небольшая бомбардировка, несколько десантов в тылу, и все будет кончено, мадемуазель Ругон. Вы еще увидите, как они побегут!

— Смотрите не ошибитесь, — заметила Элен, и я уловил в ее тоне нотки, которые свидетельствовали о том, что беспардонное бахвальство капитана ей наскучило.

— Добрый вечер, — сказал я, остановившись за спиной капитана. — Кажется, здесь слишком крепкое виски, а?

— А, камарад! Мне не верят, что мы победим египтян за один день, если потребуется…

— За один день? Я в этом сильно сомневаюсь.

— Да, за один день. Сами увидите!

На лице Элен появилась насмешливая улыбка.

— Между союзниками, вероятно, имеются разногласия? — съязвила она.

— Верно подмечено, — ответил Жако. — Мы, французы, за проведение молниеносной операции. Вице–адмирал Баржо выступает за быстрые действия. Однако сэр Чарльз Кейтли, британский генерал, очень медлительный человек. Он ученик фельдмаршала Монтгомери, который во время второй мировой войны наломал немало дров из–за своей осторожности… Кейтли испортит нам операцию «Гамилькар», вот увидите…

Болтовня француза раздражала все сильнее, и у меня появилось желание возразить ему. Ситуация складывалась далеко не мирная, каждый отстаивал свою точку зрения, а тут еще вмешался Уолпол.

— У нас в Штатах, — заметил он как бы между прочим, — всем, кто служит в армии, запрещено говорить о служебных делах, Наверное, из–за традиционного страха перед шпионами. И военные стараются держать себя так, чтобы гражданские, как я, например, не участвовали в подобных дебатах.

— Пах! — непроизвольно вырвалось у капитана. — Мы не боимся призраков. Сегодня опытный шпион предпочитает риску чтение хороших журналов. В прессе он может почерпнуть все, что его интересует. Корреспонденты знают сейчас гораздо больше, чем секретные службы. — Он выразительно посмотрел на Элен, словно сделал ей особенно приятный комплимент.

— Мне это безразлично, — проговорила она тихо, не обращая внимания на его последние слова. — Мне безразлично, как будет завоеван Египет: быстро, как желаете этого вы, капитан, или не спеша, как предлагает лейтенант Андерсон. Это ничего не меняет, господа… — Она стремительно поднялась и, сделав несколько шагов к выходу, проговорила: — Спокойной ночи!

Я озадаченно посмотрел на Элен, быстро соскользнул с табурета и последовал за ней. Мне еще раньше, во время нашей дискуссии о театре предстоящих военных действий, бросилось в глаза, что она с трудом сдерживает волнение. Такой раздраженной я ее никогда не видел. Либо она тоже выпила лишнего, либо на нее отрицательно подействовали речи Жако.

Около лифта я догнал ее.

— Что с тобой, Элен? — спросил я. — Тебе, наверное, наскучили эти двое? Жако в самом деле невыносимый трепач.

— Не воображай, что ты лучше его, — выдавила она. — Вы оба хотите одного и того же, только он собирается действовать быстро, а ты медленно, но более расчетливо… Тут вы как–нибудь договоритесь. Сначала операция «Мэджик», потом «Гамилькар». Военная машина работает, не правда ли? А в результате под бомбами погибнут тысячи людей. Вы ведь не шутите!

— Вы, американцы, конечно же, останетесь в стороне! — вскипел я. — Во всяком случае, на этот раз… И будете умывать руки, ожидая конечных результатов!

Я был вне себя. Она здорово обидела меня, сравнив с этим Жако. И это после того, что было между нами и что нас связывало. Пока мы ехали в лифте, я подыскивал слова, которые могли бы побольнее задеть ее самолюбие.

А она вдруг проговорила:

— У тебя, Роджер, ботинки мокрые.

Я ничего не ответил, но перед дверью ее номера меня прорвало:

— Если на Суэцкий канал действительно начнут падать бомбы, некоторые из твоих соотечественников неплохо заработают. Цены стремительно подскочут, особенно на нефть. Жако и я, может, сложим свои косточки… А люди из Штатов, у которых есть небольшие скважины, как, например, у твоего отца, только усмехнутся.

Она растерянно посмотрела на меня, губы у нее задрожали.

— Тебе что, приснилось, будто у нас есть нефтяная скважина? Оставь меня в покое! Я не хочу тебя больше видеть! Боже, до чего же мне все это опротивело! — Она повернулась и, не подав мне руки на прощание, захлопнула дверь и заперла ее на ключ.

* * *

В последующие дни Уолпол из–за дождя сидел в отеле, так что не было смысла наведываться в Акротири и мне. Ведь если «почтовый ящик» существовал не только в воображении Тинуэлла, то его освобождали от содержимого лишь после того, как Уолпол что–нибудь туда клал. В отвратительном настроении я слонялся по отелю или сидел у окна и с тоской глядел, как струйки дождя быстро сбегали по стеклу.

В последний день сентября небо наконец–то прояснилось, солнце прорвалось сквозь тяжелые тучи, медленно уползавшие за горизонт, и вызвало обильные испарения от промокшей земли. Было воскресенье, но Уолпол все–таки поехал к своему раскопу, и вечером я опять залег в засаду. Духота стояла как в оранжерее. Уолпол приказал натянуть над раскопом громадный тент, чтобы ливень, чего доброго, не затопил канаву. Земля вокруг холма стала мягкой, и я без труда обнаружил его следы, следы его людей, и ничего больше. Только на берегу озера, возле римской крепости, виднелись чьи–то чужие отпечатки, однако с помощью карманного фонарика я не мог проследить, куда они вели. Как и прежде, я прождал напрасно.