Тень шпионажа - Вольфганг Шрайер

— В таком случае я хоть выкупаюсь! — воскликнула наша спутница и побежала к машине переодеваться.

— Озеро с другой стороны! — крикнул ей вслед Уолпол.

Когда мы обогнули вершину холма (оба турка тем временем принялись за работу), я увидел не только окруженное карликовыми пиниями, сверкающее голубовато–зеленой гладью озеро, но и на некотором удалении к западу английский военный аэродром Акротири. С места, где мы стояли, хорошо просматривались и длинные серо–желтые ангары, и красно–белые ветровые конусы на метеорологической станции, и выпуклые решетчатые антенны радаров. Рев авиационных двигателей доносился сюда довольно явственно.

— Хотите взглянуть? — спросил Уолпол. В руках у него появился откуда–то сильный полевой бинокль, который он тут же передал мне.

Посмотрев в бинокль, я увидел на ближайшей от нас взлетной полосе эскадрилью легких реактивных бомбардировщиков Б–2, готовую в любую минуту взлететь в воздух. Позади на параллельных полосах стартовали о короткими промежутками три всепогодных истребителя–перехватчика «Джевелин», а в стороне, перед ангарами, стояли несколько четырехмоторных транспортных само–етов «Блэкберн–Беверли». Раскаленный воздух над самой землей дрожал, поэтому картина немного расплывалась, но я без труда мог разобрать буквы и цифры на фюзеляжах…

Во рту у меня сразу пересохло. В самом деле, это был идеальный пост наблюдения, и как раз здесь Уолпол искал кипрские древности. Любопытно, нашел ли он что–нибудь.

— Вам не мешает шум самолетов? — спросил я, чтобы хоть что–нибудь спросить.

— К этому быстро привыкаешь, — спокойно ответил американец.

Один из перехватчиков «Джевелин», фыркая, взмыл ввысь. Я различил сине–бело–красные цвета флага ее величества на концах дельтовидных плоскостей, а ближе к фюзеляжу, который сильно расширяли оба реактивных двигателя, опознавательные знаки. Специалисту этого было вполне достаточно, чтобы определить принадлежность самолета, его тип и назначение. «Впрочем, — подумал я, — кто–нибудь из летчиков уже засек Уолпола во время его наблюдений и наверняка уведомил об этом службу безопасности британских военно–воздушных сил на Ближнем Востоке».

Обыватель даже не подозревает, как много можно увидеть с воздуха. Даже пробная авиасъемка помогает довольно легко раскрыть многие тайны.

Мимо пробежала мисс Ругон и исчезла в зарослях пиний. Она с разбега бросилась в воду, взметнув фонтан ослепительно сверкнувших брызг. Поскольку все мои мысли были заняты серьезными вещами, я лишь мельком взглянул в ее сторону и поэтому не стану сейчас описывать ее фигуру в купальном костюме. Помню только, что это было изумительное зрелище. Во всяком случае, ее пример вдохновил меня. К тому же я ужасно вспотел, под лучами безжалостного светила и потому сказал Уолполу:

— Я тоже захватил плавки и, если вы не возражаете, хотел бы немного освежиться.

Сказал я это просто из вежливости, ведь Уолпол не являлся владельцем водоема, да и вряд ли бы он обиделся, если бы я оставил его на несколько минут наедине с турками. Однако я ошибся: Уолполу это почему–то не понравилось.

— Пожалуй, не стоит, мистер Андерсон, — возразил он, слегка прикусив нижнюю губу. — Я предлагаю поскорее вернуться домой. Как только придет мисс Ругон, мы сразу же поедем, сегодня нам здесь делать нечего.

Вернувшись в отель и удобно расположившись на диване, я мысленно подвел итоги прошедшего дня. Мне было ясно, что больших успехов я не достиг. Я все еще не выяснил, кто такой Натан Уолпол. Я все время колебался, не говоря уже об отсутствии доказательств, с помощью которых его можно было бы изобличить в шпионаже. Да занимался ли он вообще шпионажем? Вызывали подозрения странное расположение раскопа и отличный бинокль. Большинство же фактов свидетельствовало об обратном. На вершине холма Уолпола охватила неподдельная ярость, когда он обнаружил захламленный раскоп. Если бы он копал там только для того, чтобы водить за нос контрразведку, он вряд ли бы так разозлился. А может, он сам и подстроил весь этот спектакль?

Такое предположение натолкнуло меня на мысль, что Уолпол раскрыл меня или, по крайней мере, попытался это сделать. Если это так, тогда он должен был использовать имевшийся в его распоряжении день перед поездкой в Акротири для того, чтобы засыпать раскоп… Вероятно, он боялся, что заложенный им для видимости раскоп подвергнется детальному изучению знатоком, за которого он меня принял. В ближайшие дни он, видимо, кинется на поиски настоящих древностей, чтобы показать их мне в следующий раз прямо на месте. Но в любом случае раскоп служил для него отличным прикрытием.

Неужели сегодня он ломал передо мной комедию? Неужели этот человек умеет так искусно притворяться? Нет, в это я верить не хотел.

Этой версии противоречило еще одно соображение: он не пытался расположить меня к себе и не усыплял мою бдительность предупредительностью, напротив, несколько раз он давал мне почувствовать свою антипатию, причина которой, безусловно, крылась в мисс Ругон. К тому же он помешал мне составить девушке компанию во время купания. Выходит, он был ревнив. В этом не приходилось сомневаться. Однако агент не может позволить себе подобную роскошь, он не имеет права идти на поводу у собственных чувств. В борьбе на тайном фронте это может стоить жизни, и кто об этом забывает, тот либо дурак, либо простой смертный, не имеющий никакого отношения к разведке.

Все это произошло в пятницу, 17 августа. Дальше я стану чаще помечать датами ход событий, чтобы навести в моих записях хоть какой–то порядок…

Конец недели я посвятил наблюдению за слугами Уолпола. Это оказалось довольно тяжелым делом, тем более что мои наблюдения не дали каких–либо ощутимых результатов. Оба слуги плохо говорили по–английски, Уолпол же в свою очередь не владел турецким. Турки, разумеется, жили не в шикарном отеле «Ледра–палас», а в дешевой ночлежке, располагавшейся на краю города. Они привлекались на земляные работы да еще обслуживали «форд». Во всяком случае, я мог убедиться, что между ними и их хозяином нелегальных контактов не было. Кто же тогда был связником Уолпола? Если он действительно шпион, без связника ему просто не обойтись.

В следующий понедельник, около десяти часов утра, убедившись, что американец куда–то уехал, я тайком проник в его номер, что в хороших заведениях сделать не так уж сложно. Как только горничная прибрала его комнату, я просто–напросто улучил подходящий момент, когда портье куда–то отошел, взял нужный мне ключ и прокрался наверх. Через двадцать минут я узнал, что в роскошных апартаментах Уолпола есть все — от крема для бритья до портативной пишущей машинки. Не было лишь того, что интересовало меня, — радиопередатчика.

Я нашел в комнате глиняные вазы, на которых еще сохранились следы земли, античный светильник, обломки какого–то барельефа, маленькие бронзовые статуэтки… По теории, которую я снова мысленно прорабатывал, Уолпол должен был где–то купить эти вещи и опустить в землю, чтобы затем выкопать обратно и показать мне. А может, все это выдумка? И поскольку я не мог судить о подлинности этих вещей, я сунул небольшой кусочек барельефа, отсутствие которого едва ли мог заметить Уолпол, в карман, чтобы эксперты контрразведки проворили, насколько верна моя версия.

Затем я наткнулся на толстую тетрадь, которую археолог запрятал довольно далеко. Она лежала на дне ящика, между шелковыми сорочками, и вряд ли ему придет в голову мысль, что кто–то залезал туда и листал ее. Страницам этой тетради Уолпол доверил тайну своей любви к мисс Ругон. Впрочем, в своих записях он называл ее не иначе как Элен.

При чтении этих излияний я испытывал ужасную неприязнь к автору. Это не было мечтательной исповедью или признанием в стиле влюбленного ученика старших классов, нет, это были деловые записи, в которых он сжато излагал, как развивалась «пагубная страсть» — именно так он называл свои чувства. Мне было противно читать эти записи, но я обязан был выполнить свой долг до конца. Копаться в личных вещах постороннего человека было самым неприятным в моем задании. Я сам себе казался грязным скотом, но все–таки, чтобы закончить это дело, мне пришлось по диагонали прочесть записи. Боже мой, старый Уолпол! Я подозревал его в чем–то подобном, но в таком…

Приведя все в порядок, я закрыл номер и, снова улучив момент, когда за стойкой не было портье, повесил ключ на место. Весь обыск занял не более получаса, чему я был обязан многочисленным тренировкам в период работы в таможне. Но в данном случав мое умение отыскивать различные спрятанные вещи не очень помогло: я не нашел у Уолпола ничего такого, что бы бросало на него тень подозрения. После такой работы у меня рубашка прилипла к телу. Я рывком снял ее, не расстегивая, через голову, встал под душ и смыл с себя все неприятные ощущения. Черт побери, что же будет дальше?