Человек в Высоком Замке - Филип Киндред Дик

— Самому бы вам не догадаться, ведь я ничуть не похож на еврея. Я изменил форму носа и черепа, уменьшил поры, осветлил кожу. Иными словами, избавился от внешних признаков. Даже стал вхож в круги Рейха. Никто не подозревает, что я еврей. И… — сделав паузу, он придвинулся к Лотце вплотную и зашептал: — И я не один. Есть другие. Слышите? Мы не погибли. Мы существуем. Живем невидимками.

— Служба безопасности… — выдавил Лотце, но Бэйнс его перебил:

— Пожалуйста, сообщите — СД проверит мое досье. Но учтите: у меня есть могущественные покровители. Некоторые из них арийцы, другие — евреи, занимающие высокие посты в Берлине. Ваш донос оставят без внимания. А вскоре я сам донесу на вас. И вы окажетесь в камере предварительного заключения. — Он улыбнулся, кивнул и двинулся по проходу вместе с другими пассажирами.

Они спустились по трапу на продуваемое ветром поле. Внизу Бэйнс случайно оказался рядом с Лотце.

— Знаете, мистер Лотце, — произнес он, взяв художника под локоть, — вы мне не понравились. Думаю, что я в любом случае донесу на вас. — Он отпустил руку блондина и ускорил шаг.

На краю поля, у дверей вокзала, толпились встречающие. Ищущие глаза, радостные улыбки, машущие руки. Впереди стоял коренастый японец средних лет в добротном пальто английского покроя, остроносых полуботинках и котелке, рядом — японец помоложе. На пальто коренастого блестел значок Тихоокеанского Торгпредства Имперского правительства. «Мистер Тагоми собственной персоной, — подумал Бэйнс. — Приехал меня встречать».

Шагнув вперед японец громко произнес:

— Герр Бэйнс? Добрый вечер! — и выжидающе вскинул голову.

— Добрый вечер, мистер Тагоми, — Бэйнс протянул руку. Рукопожатия, поклоны. Молодой японец тоже поклонился, приветливо улыбаясь.

— Прохладно на открытом поле, сэр, — сказал Тагоми. — Мы предлагаем воспользоваться вертолетом. Не возражаете, сэр? Или вам необходимо уладить какие-нибудь дела? — Он вопросительно заглянул в глаза Бэйнсу.

— Готов лететь сию секунду, — сказал Бэйнс. — Хотя надо бы зарегистрироваться в гостинице. И багаж…

— Мистер Котомичи обо всем позаботится, — заверил Тагоми. — Багаж выдадут через час, не раньше. Ждать дольше, чем вы летели.

Котомичи улыбнулся и кивнул.

— Прекрасно, — сказал Бэйнс.

— Сэр, у меня для вас подарок, — заявил Тагоми.

— Простите?

— Чтобы у вас сложилось благоприятное впечатление о нашем представительстве… — Он сунул руку в карман пальто и достал маленькую коробку. — Из лучших objects d’art[21] Америки. — И протянул коробочку Бэйнсу. — Наши сотрудники весь день ломали голову, что бы вам подарить. Решили остановиться на этом подлиннике угасающей североамериканской культуры, сохранившем аромат далеких, счастливых дней.

Бэйнс открыл коробочку. В ней на черном бархате лежали наручные часы «Микки-Маус».

Неужто Тагоми захотелось пошутить? Он поднял глаза и увидел серьезное, озабоченное лицо японца. Нет, это не шутка.

— Большое спасибо, — поблагодарил Бэйнс. — Действительно, прекрасная вещь.

— Во всем мире не наберется и десятка настоящих часов «Микки-Маус» выпуска тридцать восьмого года, — произнес Тагоми, внимательно наблюдая за лицом Бэйнса. — Их нет в коллекции ни у одного из моих знакомых.

Они вошли в здание вокзала и стали подниматься по лестнице. Следовавший позади Котомичи произнес:

— Харусаме ни нурецуцу яне но темари кана…

— Что это? — спросил Бэйнс у Тагоми.

— Старинное стихотворение, — пояснил Тагоми. — Хайку[22] середины эпохи Токугава. «Идет весенний дождь, и на крыше мокнет детский мячик».

Глава 4

Уиндэм-Мэтсон проковылял по коридору и скрылся в цехе «Корпорации У-М». Провожая его взглядом, Фрэнк подумал, что его бывший хозяин вовсе не похож на капиталиста. Легче принять его за бродягу, горького пьяницу, которого вымыли, побрили, причесали, одели с иголочки, накачали витаминами, дали пять долларов и велели начать жизнь сызнова. Хозяин всегда прибеднялся, ловчил, суетился, заикался перед каждым встречным и даже старался его ублажить, будто видел в нем возможного врага. Манерой держаться он как бы говорил: «Все норовят меня, бедолагу, обидеть».

На самом деле старина У-Эм был куда солиднее, чем казался с виду. Он контролировал несколько предприятий, играл на бирже, приторговывал недвижимостью.

Фрэнк двинулся за ним следом, отворил большую металлическую дверь и шагнул навстречу грохоту машин, ставшему привычным за многие годы. Его окружили люди и механизмы, сверкала электросварка, в воздухе висела пыль. Фрэнк ускорил шаг, догоняя бывшего хозяина.

— Эй, мистер У-Эм! — позвал он.

Уиндэм-Мэтсон остановился возле человека с волосатыми руками; его звали Эд Мак-Карти, он был мастером цеха. Оба повернулись к Фрэнку.

— Прости, Фрэнк, — произнес Уиндэм-Мэтсон, нервно облизывая губы. — Мне и в голову не приходило, что ты можешь вернуться после всего, что наговорил. Но теперь ничего не поделаешь — твое место занято.

Его черные глаза так и бегали. «Это наследственное, — подумал Фрэнк. — Изворотливость у него в крови».

— Я пришел за своим инструментом, — произнес Фрэнк, с удовольствием слушая свой уверенный голос. — Больше мне ничего не нужно.

— Ну что ж, забирай, — промямлил Уиндэм-Метсон с сожалением. Видимо, он еще не думал о возможности прибрать к рукам инструменты Фрэнка. И — к Мак-Карти: — Кажется, это по твоей части, Эд? Разберись с Фрэнком, ладно? У меня дел по горло. — Он взглянул на карманные часы. — Слушай, Эд, мы с тобой обсудим наши дела после. Мне надо бежать. — Он похлопал Мак-Карти по плечу и, не оглядываясь, затрусил прочь.

Эд Мак-Карти и Фрэнк остались вдвоем.

— Захотел вернуться? — помолчав, спросил Мак-Карти.

— Да, — ответил Фрэнк.

— Ты молодец. Здорово вчера выдал.

— Молодец-то, молодец, — пробормотал Фрэнк, — но где еще найдешь такую работу? — Он чувствовал себя разбитым и беспомощным. — Ты-то меня понимаешь.

Они часто делились друг с другом заботами.

— Чепуха, ты отличный мастер. За станком тебе нет равных. Я видел, как ты за пять минут сработал деталь, да еще успел очистить от заусенцев. Правда, что касается сварки…

— Я и не говорил, что хорошо варю, — перебил Фрэнк.

— А тебе не приходило на ум начать собственное дело?

— Ты о чем? — удивился Фрэнк.

— О ювелирных изделиях.

— О господи!

— Оригинальные украшения. Не на продажу. На заказ. — Мак-Карти отвел его за угол — там было не так шумно. — Тысчонки за две можно снять