Иоанн Безземельный, Эдуард Третий и Ричард Второй глазами Шекспира - Александра Маринина

– И пусть поцелуются, – добавляет эрцгерцог. – Так положено, когда клянутся в любви.

– Ну, анжерцы, теперь открывайте ворота! – провозглашает Филипп. – Вы помогли нам укрепить дружбу, мы больше не воюем. Кстати, а где Констанция? – вдруг спохватывается он. – Если бы она была здесь, вряд ли нам бы удалось так легко договориться о помолвке. Кто знает, где она и принц Артур?

– У вас в шатре, скорбит и сердится, – отвечает дофин Людовик.

Филипп удрученно качает головой.

– Да уж, наш союз ей поперек горла встанет. Мы сюда пришли, чтобы помочь ей сделать Артура королем, а вместо этого договорились и все порешали между собой. Иоанн, как думаешь, чем бы нам утешить вдову?

– Не переживай, я все улажу, – успокаивает его Иоанн. – Артура утвердим герцогом Бретонским, еще подарим ему титул графа Ричмонда и отдадим Анжер в придачу. Констанции пошлем приглашение на свадьбу. Думаю, этого хватит, чтобы заткнуть ее на какое-то время. А теперь пойдем готовиться к торжествам!

Уходят все, кроме Бастарда, который, впав в ярость, произносит очень классный монолог о корысти и соблазне.

– Безумный мир! Безумцы короли! Безумен их союз! – в отчаянии восклицает он. – Иоанн хотел лишить Артура Англии и французских владений, а в итоге эти территории на континенте сам же и отдал, часть – Бланке в качестве приданого, часть – Артуру в утешение. Так стоила ли игра свеч? А король Франции что натворил? Шел на битву, чтобы из благородных побуждений защитить и поддержать Артура, но корысть взяла верх и сбила его с пути истинного. Этот хитрый бес корысти заставляет и королей, и обычных людей изменять своим клятвам, нарушать данное слово. «Корысть, ты совратительница мира!» Мелькнула перед глазами «коварного француза, его от цели доброй отвела, от благородно начатой войны к гнуснейшему, постыднейшему миру». Но почему, собственно, я так ополчился на Корысть? Разве только она одна во всем виновата? А я вам отвечу: мне легко хаять Корысть, потому что я не знал соблазна. Знаете, очень легко сказать «я никогда не возьму взятку», если ее никто и не предлагал. А вот если предложат, если Соблазн станет тебя искушать… Тут еще неизвестно что выйдет.

Смогу ли гордо руку сжать в кулак,

Когда червонцы, ангелы Корысти,

Ладонь мою попробуют ласкать?

– Сытый голодного не разумеет, нищий богатого не поймет, – подводит Бастард итог своим рассуждениям. – Если уж короли пошли на поводу у Корысти, то и мне не грех подумать о Выгоде.

Корысти короли предались ныне, —

Так будь же, Выгода, моей богиней.

Уходит.

Что можно сказать о короле Иоанне по итогу второго акта? Да почти ничего! Он ведет себя в точности так же, как Филипп Французский: оба произносят одинаковые слова и совершают одни и те же поступки. Оба «пугают телом», но предпочитают переговоры, даже на референдум готовы. Однако есть и новое цветовое пятно на холсте. Королева Элеонора потихоньку советует сыну принять предложение о браке Бланки и Людовика и скрепить его щедрым приданым. И Иоанн без малейших возражений следует этому совету, хотя в первом акте пьесы он заявлен как человек, пренебрегающий мнением матери (помните, как Элеонора сетует, что сын ее не послушался и теперь с Францией возникают проблемы?). А дальше происходит поистине удивительное: он объявляет, что отдает за Бланкой солидные территории, являющиеся частью английских владений во Франции. Так отчаянно биться за сохранение своего наследства и вдруг отдать огромный кусок добровольно? На самом деле при обсуждении условий брачного договора «земельное» приданое Бланки Испанской оказалось куда скромнее, но это бог с ним. Забавно другое: для умиротворения Констанции и Артура он предлагает подарить принцу титулы герцога Бретани и графа Ричмонда. Позвольте, друзья мои, а разве Артур Бретонский не является герцогом Бретани по праву рождения? Является. И графом Ричмондом он тоже является, поскольку еще со времен Вильгельма Завоевателя этот титул по традиции автоматом присваивается тому, кто владеет Бретанью. Когда Джеффри женился на Констанции Бретонской, он в соответствующее время и стал хозяином Бретани, а после его гибели титулы и права перешли к сыну Артуру. Правда, пока Артур был маленьким, герцогиней и графиней, а также регентом при малолетнем Артуре числилась его мама, Констанция. Но когда она, презрев требования Ричарда Львиное Сердце, отправила сыночка ко французскому двору, король Филипп в пику англичанам официально признал Артура герцогом Бретонским и графом Ричмондом. Так в чем же «подарочек»? А ни в чем. Король Иоанн предложил королю Филиппу официально согласиться с тем, что Артур имеет право на то, что у него и так есть. И Филипп, прекрасно понимая, что происходит, соглашается. Если со стороны Иоанна это выглядит «аттракционом невиданной щедрости», то поведение Филиппа нельзя назвать иначе как «кидок». Король Франции пообещал Констанции и Артуру помощь в борьбе за трон, но предал их, договорившись с Иоанном, Констанции отжалел утешительный приз в виде приглашения на свадьбу, Артур же не получил вообще ничего.

Такого ли результата ожидала королева Элеонора? Подразумевала ли она под щедрым приданым целых пять провинций? Думаю, что вряд ли. По первому впечатлению выходит, что Иоанн принял совет матери, поскольку сам не смог придумать ничего лучше, но воплотил его все равно по-своему: лживо и в известном смысле жестоко. Признать интеллектуальное превосходство опытной правительницы и сделать в точности так, как она советует, выше его сил. Ну просто нож в сердце! «Я самый умный и знаю, как правильно».

И еще одно забавное наблюдение. Помните, как принцесса Бланка ни с того ни с сего подавала голос в поддержку Бастарда, когда тот начал издеваться над эрцгерцогом? Мне в тот момент показалось, что молодой атлет ей понравился, и словесная поддержка была ничем иным как флиртом с ее стороны. Дальше по ходу действия это никак не отыгрывается. Но у Азимова есть объяснение: если считать, что Шекспир, создавая «Короля Иоанна», опирался на текст «Беспокойного правления…», то мы имеем здесь дело с обычной авторской небрежностью. Оказывается, в «Беспокойном правлении» Бланка была обещана Бастарду! И во время всей сцены принцесса уже рассматривала юношу как своего будущего жениха, потому и влезла со своей репликой. Сам факт «обещания принцессы в жены внебрачному сыну короля» Шекспир убрал, а неуместную реплику пропустил. При таком раскладе становится понятно, почему финальный монолог Бастарда полон праведного негодования. «Таким образом, Бастард, предвкушавший брак с красивой и знатной невестой, тоже оказался обманутым, – пишет Азимов. – Естественно, корыстность двух королей