Три дня и три ночи - Алексей Рубан

Пэйшенс мгновенно занял место подле своей обожаемой. Ничего нового из их текстов я для себя не выношу, что, собственно, и неудивительно, ибо ситуация с этой парочкой мне ясна до мелочей.

Несчастный Прэй, неглупый, но безвольный человек, пополнил собою список жертв нашей широко популярной женщины-вамп. Не знаю уж, чем их там так привлекает Блэйд, но факт остается фактом: подобную стервозу, на счету у которой не один десяток морально высосанных молодых людей, встретить можно нечасто. И это при всем при том, что ни суперэрудицией, ни особой красотой она не отличается. В ней, правда, присутствует некий трудноописуемый шарм, то, от чего обычно теряют головы как подростки в разгаре пубертатного периода, так и солидные дяди с брюшком и залысинами. По счастью, все эти штучки на меня особого действия не оказывают, так что я спокойно добираюсь до своего логова, не обращая никакого внимания на перепалку за стенкой.

Внушительный плевок в открытую форточку достойно венчает собою хаос минувших суток, и я, покряхтывая от наслаждения, принимаю горизонтальную позу. Минуту спустя комнату уже оглашает протяжный храп, как всегда безошибочно выдающий мое вдребезги пьяное состояние. Немногим позже с улицы внутрь влетает мотылек и, сделав пару кругов, садится на ковер, висящий на стенке у изголовья кровати. Снаружи доносится шум дождя, и мы мирно отдыхаем, набираясь сил перед новыми свершениями…

Меня будит кто-то, перелазящий через мое тело, стремясь устроиться на свободном диванном пространстве. За окном все так же темно, и мне остается только гадать, сколько времени прошло с тех пор, как я уснул, и кем является таинственный ночной визитер. Вхожу в роль великого стратега и, когда некто рядом, пошевелившись, случайно задевает меня локтем, выдаю заспанным голосом недовольную тираду.

Короткое “извини”, звучит в ответ тихо, но все же не настолько, чтобы я не смог разобрать тембр… Хотел бы я знать, что это Блэйд понадобилось среди ночи у меня на диване. Мой мозг, работа которого еще в достаточной степени модифицирована влиянием алкогольных паров, все же достаточно быстро находит однозначное объяснение последнему факту, и я, не откладывая дело в долгий ящик, приступаю к решительным действиям. В результате вместо страстного поцелуя мне достается увесистый тычок в бок. “Ну как знаете”, – вяло бормочу я, не способный на более активную реакцию, и переворачиваюсь на другую сторону. Так проходит несколько минут, и, когда я уже готов вновь погрузиться в блаженный мир сновидений, в спину мне вдруг легонько стучат костяшками пальцев, и я с удивлением отмечаю виноватые нотки в неуверенном “ты не спишь?”, раздающемся в тишине. “Не сплю”. -

Ответ мой явно не блещет оригинальностью, но, что поделаешь, активизировать какие-либо мыслительные процессы мне сейчас элементарно лень. “Ты извини, что я с тобой так резко, сама, наверное, виновата… Приперлась к тебе в постель, разлеглась – считай, сама предложила…” “Так, а в чем дело-то, комнат в доме вроде бы хватает?” “Не знаю, как и сказать, мне просто очень не хотелось оставаться одной. Я в детстве темноты жутко боялась, спать без света не могла, ну потом переросла как-то, но все равно до сих пор иногда становится страшно. И тогда, если рядом ночью никого нет, начинаешь сходить с ума и в таком состоянии можешь натворить все что угодно”.

“Ну а как же Прэй, он-то тебе чем не подходит как ночной сторож?” -

Здесь в голосе моем проскальзывает неприкрытая ирония. “Да поругались мы, он и ушел домой, меня оставил. Я спать легла, а уснуть все не могу, ворочаюсь все время, мысли какие-то нездоровые в голову лезут. Потом вот не выдержала и сюда пришла…” Мдааа… Вот оно, значит, как, занятно, занятно… Только что-то слишком уж часто она со всеми ругается. Я еще нахожусь в раздумьях, стоит ли акцентировать на этом внимание, как Блэйд, словно прочитав мои мысли, сама затрагивает возникший у меня вопрос. “Ты думаешь, я стерва, вначале всех посылаю, а потом мучаюсь? Может, оно и правда, но никто почему-то не может понять, что так происходит еще и потому, что я ищу и все никак не могу найти. Попадается все что угодно, кроме того самого одного, и я начинаю злиться на весь свет. На них – за то, что они не такие, какими я хочу их видеть, на себя – за то, что срываю на других свое раздражение… Ругаюсь, истерики закатываю, кругом орут, что я дрянь распоследняя, а жизни-то настоящей как не было, так и нет. Скучно, твою мать…”

Да, такого я не ожидал. Нельзя, конечно, сказать, что этот монолог кардинально изменил мое видение жизни, и все же сложно отрицать, что ей удалось меня тронуть. Сейчас мне совершенно не хочется анализировать сказанные слова, которые на поверку могут оказаться хорошо срежиссированным спектаклем, и поэтому я просто поворачиваюсь и слегка обнимаю худые плечи Блэйд. Так мы долго лежим в темноте, передаем один одному тепло своих тел, и молчим, каждый лелея свое собственное одиночество. Потом как-то совершенно неожиданно для себя я целую Блэйд в губы и на этот раз не получаю отказа. Мы любим друг друга долго и самозабвенно, и есть что-то воистину мистическое в нашем стремлении, почти полностью отрекшись от себя, доставить партнеру удовольствие, ради которого человечество уже многие тысячи лет занимается этим процессом. Но, когда цель оказывается достигнутой и объятия размыкаются, я все же думаю, что очень бы хотел, проснувшись завтрашним утром, обнаружить рядом с собой пустое место…

День третий. Побег

Несмотря на то что в городе почти полночи лил дождь, сегодня о нем напоминают только периодически попадающиеся на пути лужи, которые приходится все время обходить, из-за чего траектория движения превращается в какую-то безумную кривую. Солнце все так же нещадно палит с высоты, на небе нет ни облачка, и после пяти минут, проведенных на улице, хочется поскорее вернуться домой, содрать одежду и до самой ночи не вылезать из ванны, полной холодной воды. Я сижу на ступеньках здания железнодорожного вокзала, смотрю на томящихся от жары прохожих, жду И. Ти. и ем сомнительного вида пирожок, приобретенный в палатке напротив. Так уж вышло, что утром мне не удалось позавтракать, и вовсе не потому, что я постеснялся напрячь Систа по поводу кормежки. Проснувшись около одиннадцати часов, я некоторое время усиленно соображал, где нахожусь, ну а вспомнив обо всех событиях прошлой ночи, скривился почище, чем мой друг Трикстер от своей знаменитой зубной боли. Во всей этой бочке

(так и хочется сказать дерьма) дегтя была лишь одна небольшая капля меда: на кровати я находился один. По всей видимости, Блэйд успела встать задолго до моего пробуждения и умотать куда-то по своим делам. Сей факт несколько примирил меня с действительностью, так как теперь я уже просто не представляю, как с ней общаться. Пускай мы и не давали друг другу никаких обязательств, пускай связь наша была не более чем простой попыткой на время убежать от одиночества, все равно я чувствовал бы себя крайне неуютно, открыв глаза рядом со своей ночной любовью. Проведя в подобных размышлениях еще с четверть часа, я в конце концов кое-как собрался и выполз из комнаты. По дороге на кухню мне попалась Пэйшенс, как-то очень странно на меня посмотревшая. Приблизительно то же самое произошло и со стороны

Систа, варившего в тот момент кофе в огромной медной турке.

Собственно, никто из них не сказал ни слова по поводу дамы, появившейся у меня в разгаре ночи, чтобы разделить со мной постель, и, в принципе, я даже не был уверен, что последнее им было известно.

Вполне возможно, что мой мозг просто-напросто неправильно истолковал взгляды сладкой парочки, но так или иначе у меня совершенно пропало какое бы то ни было желание оставаться в их квартире. Поблагодарив

Систа за ночлег и приятную атмосферу, я попрощался и отправился в сторону вокзала на условленное место встречи с И. Ти. Особого смысла, правда, в этом не присутствовало, так как ни за какой дискетой с рассказами заходить домой я совершенно не собирался, поразмыслив на трезвую голову, что выкидывать деньги на распечатку махровой чуши, которую все равно никто не напечатает, было бы архиглупо. Да и вообще настроение у меня было премерзкое, болела голова, мучила совесть за разговор с Пьюрити, и жутко хотелось забыться и ни о чем не думать. Из-за стекол каждого встречного ларька на меня смотрели батареи пивных бутылок, полных проверенного эликсира от тоски, но неимоверным усилием воли я всякий раз заставлял себя уклоняться от общения с ними. Во-первых, у меня не на шутку разыгралась печень, а во-вторых, я элементарно боялся натворить еще каких-нибудь глупостей, придя в состояние измененного сознания. Потому-то я и дожевываю сейчас свой пирожок всухомятку.

Неплохо было бы, конечно, подняться и сходить за стаканчиком кваса, бочка с которым стоит на привокзальной площади метрах в пятидесяти от меня, но лень пока еще сильнее жажды. Я продолжаю неторопливо двигать челюстями и ждать изменений.