Великая Рыба - Елена Египтянка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что Вы говорите! Стыдно сказать, но я тут чуть не заблудился.
Его бархатный голос звучал завораживающе.
— Ничего удивительного, — ответила Виктория, — ведь это лабиринт.
Она старалась говорить спокойно, но внутри у нее все переворачивалось от волнения.
Густав Девятый удивленно произнес:
— И Вы не боитесь гулять тут, да еще и ночью?
— Я с детства знаю все закоулки, — улыбнулась девушка. — В скульптурах скрыты подсказки! Хотите, покажу Вам, как здесь надо ходить, чтобы не заблудиться?
Она протянула ему руку. Он подошел совсем близко, взял ее ладонь и, не говоря ни слова, поцеловал в губы. Какой это был поцелуй!.. Он не был долгим, но для Виктории это был миг небывалого счастья. Оторвавшись от ее губ и внимательно посмотрев ей в глаза, Густав вкрадчиво произнес:
— Простите, Принцесса. Если я Вас оскорбил, скажите об этом. Можете даже дать мне пощечину — я не обижусь.
«Если я, как положено приличной девушке, скажу, что оскорблена, хоть это и неправда, он больше не подойдет ко мне, а если скажу «нет», он решит, что я дурная», — лихорадочно размышляла Виктория, но слова вырвались сами:
— Мне очень стыдно, потому что я не должна так говорить, но мне был приятен Ваш поцелуй.
Густав Девятый тут же крепко обнял ее и, прижав к себе, вновь прильнул к ее губам. На этот раз поцелуй был долгим и горячим. Виктория, ранее не имевшая опыта в интимных делах, с удивлением ощущала его мягкие губы и страстный язык. Ей казалось, что вот это — верх земного блаженства. Теплые руки Густава внезапно скользнули под ее футболку и уже гладили спину. Виктория обняла его крепче, будто давая понять, как она счастлива и благодарна за те ласки, которые он дает.
— Девочка моя, как же ты свежа и прекрасна, — шептал Густав, скользя губами по ее шее. Руки его продолжали исследовать под футболкой тело Виктории. Они незаметно переместились к груди, опускались всё ниже и уже гладили ее живот. Взявшись за пояс джинсов в том месте, где была застежка, Густав внимательно посмотрел Принцессе в глаза и спросил:
— Ты позволишь?
Будучи в нерешительности, Принцесса медлила с ответом.
— У тебя когда-нибудь был опыт с мужчиной?
Виктория отрицательно покачала головой.
Густав высвободил руки из-под ее футболки, и, обняв, поцеловал в макушку.
— Прости, дитя, — мягко сказал он.
Виктория вновь была в замешательстве: отсутствие опыта его смутило?.. Он считает ее слишком юной? И неужели всё, что было только что, больше не повторится?.. Она посмотрела в его глаза, пытаясь найти ответы. О Боже, как эти глаза были прекрасны!..
«Господи, она влюбилась»… — понял Густав, поймав взгляд Виктории. Этот девичий взгляд, такой нежный и трогательный, испуганный и одновременно желающий…
— Ты хочешь, чтобы это произошло? — осторожно уточнил он.
Виктория несмело улыбнулась.
— У меня действительно нет никакого опыта, — тихо сказала она, — и я боюсь разочаровать Вас или показаться неприличной… Но — да, я хочу этого.
Садовые скамейки, коих в лабиринте было не много, уже слегка отсырели от росы. Казалось, воздух стал ещё более насыщен запахом ночных цветов. Виктория наслаждалась новыми ощущениями и близостью любимого человека, а он — ее юным телом и той любовью, которой было наполнено каждое ее движение, каждый ее взгляд и стон…
Потом они бродили по зеленому лабиринту, то и дело предаваясь объятиям и поцелуям, пока небо не посветлело от первых лучей солнца.
И так было каждую ночь, пока Густав Девятый не уехал.
Но тайная связь продолжалась.
Дипломатические визиты следовали один за другим, становясь всё продолжительнее. С утра проходили деловые встречи, подписывались соглашения, но для Густава и Виктории эти события были необходимой работой, лишь выполнив которую можно было получить заслуженный праздник. Тот, который наступал вечером — только для них двоих.
Они встречались тайком, стараясь никем не быть замеченными. Виктория показала своему гостю самые потаенные места замка. Там они, не обнаруженные никем, уединялись и познавали любовь, в которой Густав был весьма изощрен. Это был абсолютно новый мир для юной принцессы.
Поэтому бывали минуты, когда, ощущая её молодость и наивность, Густав Девятый начинал терзаться сомнениями. «Подумай, что ты делаешь? — говорил он Виктории в такие моменты. — Я старше тебя боле чем на три десятка лет. Беги от меня, пока не поздно!» На что она неизменно отвечала: «А ты не занимайся арифметикой».
«Беда в том, что ты влюблена, — вздыхал Густав Девятый. — Относилась бы ты к нашим отношениям, как к веселому приключению — я бы не переживал».
«Любовь — не беда, а великое счастье», — отвечала на это Виктория. Ну что тут было возразить? Густав вздыхал, мысленно корил себя, что зря всё это начал, но тут же признавал: любовь юной принцессы необычайно приятна и льстит самолюбию!
7
«Три грации»
Минул следующий день, и пришел вечер. Возвращаясь с работы, Данилевский тщательно прошелся по магазинам, выбирая для Ланы вино и пирожные. Она не так уж часто приходила к нему, поэтому каждое такое свидание он старался превратить в праздник, начинающийся с самого изысканного угощения, на которое была способна его фантазия.
Данилевский прибрался в квартире, застелил скатертью маленький столик. Одно омрачало его настроение — Алла опаздывала уже на полчаса. По понятным причинам он не хотел, чтобы жена, пусть и бывшая, ненароком встретилась с Ланой.
В дверь позвонили. «Наконец-то», — облегченно вздохнул Данилевский.
Войдя в прихожую, Алла начала осматриваться вокруг, будто не бывала здесь раньше ни разу. Данилевский, поздоровавшись, тут же протянул ей деньги:
— Вот, держи. Не пригодились.
Он рассчитывал выпроводить ее как можно скорее, но Алла, казалось, так быстро уходить не собиралась. Будто чувствовала, что должен прийти кто-то ещё, и очень хотела этого кого-то увидеть.
— Мы что, так и будем стоять в коридоре? — спросила она.
— Я думал, что ты спешишь.
— Отчего же, — возразила Алла.
— Прости, ведь ты всегда занята. Я уже привык к этому и не хотел тебя задерживать.
— Сашенька, — рассмеялась она, — я занята днем. А сейчас уже вечер.
Она сняла своё элегантное бежевое пальто, не торопясь повесила его на вешалку и прошла в комнату. Данилевский следовал за ней с нарастающим беспокойством. Ему совсем не хотелось, чтобы она увидела накрытый стол — он догадывался, что тогда она просто из вредности будет тянуть время, чтобы посмотреть на ту, для кого этот стол был накрыт.
И он не ошибся.
— Это что, для меня? — Алла указала на столик со скатертью. — Или ты
