Черная Изабэлла (СИ) - Крыж Эллин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да уж! Ты, говорят, только-только разорила и сослала на каторгу графа д`Аннунцио? — лукаво спросил итальянец.
Изабэлла скептически повела бровью:
— Слухи преувеличены. Но в том, что д`Аннунцио вернулся наконец в отчий дом — правда, моя заслуга. Его мать должна быть мне благодарна. А ты откуда узнал?
— Если бы только я! — Танти смеялся. — Никак не пойму, как твой муж может спокойно отпускать тебя на такую работу?!
— Кто сказал, что спокойно, — возразила графиня. — У нас нет особого выбора… Передашь ему, кстати, привет и скажи, что с тобой у меня был чисто сестринский поцелуй.
— Мадонна! Думаешь, я могу хотя бы заикнуться о таком и не вылететь за борт, не успев сказать фразу до половины? Смеешься! Я согласен рисковать жизнью при ограблении еще трех банков, но только не с… Извини, мне надо спешить.
Обняв Изабэллу за плечи, исполнитель роли грабителя, героя-любовника и близкого друга встал и уехал в карете. Графиня осталась сидеть на скамейке.
Через полчаса, пройдя полицейское оцепление, заметив отряды полиции, курсирующие от улицы Святой Катерины до Сант-Антуан, Изабэлла пешком пришла домой.
Оба банка остались без гроша в сейфе. Газеты продолжали обсуждать, что в один и тот же час один негодяй ворвался в здание Первого Национального и удрал, взяв заложницу, а другие трое головорезов ограбили Коммерческий Банк. Один из троих — главарь — ранен, но обанкротившимся гражданам не легче от этого. Денег им все равно не вернуть, да и грабители на свободе.
Изабэлла тем временем вернулась в гостиницу, где ждала ее сестра (с долей Жозе в саквояже). Одно плохо — Жозе, то есть Хосе-Мария, ранен в руку. В правую, навылет. А сегодня вечером у них с Жозефиной обычное выступление. Нужно быть в форме.
Сёстры пожалели, что для Артьенов никто выходной не устроит. Жозе ведь не может закрыться в комнате и никого, кроме жены не впускать. Одна надежда, что как-нибудь отработают сегодняшний вечер. Завтра можно и отпуск просить. Но сегодняшнее алиби необходимо. Без него могут начаться подозрения и прочее. День обязан завершиться удачным вечером. Это понимали все.
* итальянская уменьшительная форма имени Константин.
10. Вечер. Ночь
— На что это похоже! — Жозефина нервно ходила по комнате. — Ты не слушаешь меня, не слушаешь старших, ведешь себя как последний болван, и вот результат: в зеркало посмотри! Тебя просили действовать по плану или просили нарываться на неприятности?! Что же не отвечаешь? Я пойду, скажу директору, что номер отменяется. Буду работать только я.
— Помолчи, женщина, — устало потребовал Хосе. — И сядь, наконец. Нет, я должен переодеться. Дай мне костюм.
— Что-что? Это ты "Качели" собираешься работать в таком виде? У тебя лихорадка, надо лечь в постель. Благодари Бога, что все подобные раны вызывают температуру! Никто ничего не поймет.
Хосе наконец поднял глаза на жену:
— Не получится. Нас вышвырнут из театра, скажут: только эпидемии им не хватало. Мы ведь не сможем вызвать врача. Принеси мне белую рубашку от номера с кинжалами. И синюю куртку-болероф.
— Ни за что. Думаешь, я позволю сбросить меня с пятиметровой высоты, да? Как ты собираешься держать меня на трапеции? Чем?
— Левой. Поддержки переведем на одну руку, кинжалы я могу бросать левой.
Жозефина с чувством сказала:
— Спасибо! На репетиции времени уже нет. Ты собираешься…
— Помолчи. У меня раскалывается голова. Мы должны быть сегодня на сцене, это понятно? Тогда публика действительно ничего не заметит. Даже если я там умру, не обратят внимания. Переоденься к выходу и помоги мне. Надо работать.
— Хосе, я прошу тебя, нет!
— Да! — Он по привычке стукнул кулаком по столу и тут же позеленел от боли. Сказав по-испански всё, что он думает об охране банка и вообще о порядке в Империи, Хосе отхлебнул рома и стал готовиться к выступлению. Как обычно. За время, что осталось до выхода, они с женой обсудили все перемены в двух номерах и сократили их время до крайних возможных пределов. Потом сидели, молча глядя друг на друга.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Когда раздался неумолимый дребезжащий звонок, Жозе улыбнулся жене, положил руку ей на плечо, приказывая встать. Оттененные блестками и краской на веках, серые глаза Жозефины с густыми крашеными ресницами выглядели трагически. Только за порогом комнаты, сжимая свои внутренние чувства и страх в маленький клубок и мысленно смотав его до конца, она положила тревогу и всё ненужное в тайник, оставив для выступления только текст песен, музыку, память всех движений, всех жестов и чувств. Тяжело начать, это словно нырнуть в ледяную воду, а потом всё начнет разворачиваться само собой. Иногда даже сам забываешь, каких усилий требовало всё это. Не расслабляться; спокойно; вперед!.. Не забыть сбросить шаль и надеть ослепительную улыбку. Надо работать…
* * *Врач приехал ночью, после полуночи. Его привезли Изабэлла и Антонио — хозяин казино. Никто не должен был знать об этом визите. Повезло, что друг Антонио оказался в княжестве в этот момент. Нормальный морской врач и не из болтливых.
Доктор сказал, что Хосе — идиот и самоубийца. Но, увы, как всем идиотам, ему везет. Пусть полежит в постели хотя бы дня два-три и пьет каждый час настойку. Не устраивает подобного цирка, как в этот вечер, хотя бы еще с недельку. Лучше — три. И все будет в порядке. Усмехнувшись, Хосе сказал, что за полсуток покоя он может ручаться. А дальше пойдет как пойдет. Махнув на него рукой, врач беседовал с Жозефиной. Ей же передал лекарство и велел проявить характер и заставить мужа пить настойку по часам. Мадам обещала. Она хотела отблагодарить доктора материально, но тот отказался взять деньги, согласившись выпить чашечку кофе.
10(2)Изабэлла предоставила свою карету и кучера в распоряжение врача, пожелала супругам Артьен удачи и один грамм благоразумия, хотя бы один, раз на большее здесь не способны.
Вместе с Антонио Бонито графиня прогуливалась по набережной.
— Тонино, вы, кажется, самый благоразумный из всех нас. Скажите, что мне делать?
— Просто я вас на двадцать лет старше, — мягко ответил синьор Бонито. — Мои глупости приобрели более солидный, тихий характер. А вот вы, синьора, вы можете ругать Танти или нашего андалузского тореадора за рискованные поступки, а сами поступаете точно так же.
— Я?! Разве?
— Будьте уверены, — кивнул Антонио. — Но вы собирались что-то сказать до поездки в Тенао. Эти хлопоты сбили вас с мысли.
— Нет, я помню… — Изабэлла вздохнула: — Мы с Элль уезжаем завтра. Недели на две, с княжеским двором. Я хотела просить вас присмотреть за Элкиными молодцами. А теперь и за Жозе с Жозефиной. Пусть всё будет тихо. Меня беспокоит полиция.
— Есть основания для беспокойства или просто предчувствие?
— Скорее, предчувствие.
— Я вас понимаю, синьора. Хорошо, транспорт оружия мы на время приостановим. Банда нашей Крошки будет только смотреть и слушать. До вашего возвращения — никаких дел.
— Спасибо, Антонио. Впрочем, организуйте на свое усмотрение небольшую заварушку в порту. Не надо чтобы затишье четко связывалось с нашим отъездом. Но, пожалуйста, осторожней.
— Будет сделано, — заверил Антонио.
Некоторое время они шли молча. Гребешки низких волн на море фосфоресцировали в темноте. На берег в теплой ночи накатывались полоски бледно-зеленого света. Терпкий сладкий запах цветущих альбиций* смешивался с соленым дыханием моря.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Синьора Изабэлла, вам никогда не бывает страшно?
— Что?
— Я говорю, испытываете ли вы ужас перед тем, что мы творим или боитесь разоблачения? Потому что мне временами жутко, должен сказать. Я забыл, когда спал целую ночь, не просыпаясь от каждого шороха. А вы?
— Я тоже сплю неспокойно. Но у меня есть сестра. Бессонница для нас золотое время, чтобы поговорить. Мы ведь не успеваем общаться днем. Не до того. А страх… Не знаю… Я тревожусь за всех нас, за себя тоже, но иногда мне неловко, что все дерутся за что-то, они сражаются за свое, а у меня просто такая работа. Я хочу помочь мужу. И вам. Но в такую ночь как сейчас, я не понимаю, что нам за дело до всех тиранов, войн и денег на свете. Не знаю, что я здесь делаю? — она тряхнула головой. — Я знаю, что вы ответите: "За ночью снова наступит день". Да, Тонино, вы правы. Днем сразу всё предстает в другом свете. Всё очень ясно.