Насвистывая в темноте - Лесли Каген

Когда мы закончили помогать, Этель угостила нас сэндвичами с ореховым маслом и зефиром, а потом мы с Тру отправились в зоосад посмотреть, как кормят Сэмпсона, что тоже заведено у нас по средам.

Мы едва вышли из Медовой протоки, обегавшей весь парк, и воздух приятно холодил наши голые ноги. Тру недавно начала курить «L&M», которые стащила из кармана у Холла, когда тот вырубился на диване. И еще она раздобыла где-то маленькую синюю французскую шляпку, объявила, что это берет, и стала носить. Тру сама не своя до всяческих шапочек.

— Я тут подумала, — сказала она, прикуривая сигарету.

— О чем? — Мы сидели на ветках любимого зоосадного дерева, и я завороженно разглядывала Сэмпсона, откусывая по чуть-чуть от сэндвича. Свой бутерброд Тру слопала по дороге.

— Насчет исчезновения Сары Хейнеманн. — Тру затянулась сигаретой и выпустила дымок через нос, как иногда делала мама. Называется «курить по-французски». Она покашляла и повторила трюк снова. — Думаю, Быстрюга Сьюзи права. Наверное, Сару убили и насильничали, точно как Джуни.

Про себя я тоже решила, что Сару убили и насильничали, но не хотела пугать Тру, соглашаясь. И еще подумала, что это дело рук Расмуссена, как и с Джуни. И что это он спихнул Венди с лестницы в погреб Донованов. В ту ночь было так темно и ненастно, что он, скорее всего, до последнего не понимал, что перед ним Венди, а уж потом не бросился вслед и не стал убивать Венди, потому что она монголоид, а монголоид не сможет указать на него в полиции, когда их выстроят у стенки, как всегда делают в фильмах.

Тру сплюнула сигарету на землю и сползла со своей ветки на мою. Ткнула пальцем в Сэмпсона, скроила удивленную мину и крикнула: «Ой, ты посмотри, Салли!» Стоило мне зазеваться, а она хвать у меня из руки полсэндвича и сразу в рот, пока я не успела опомниться.

— Тру!

Ухмыльнувшись, она прошамкала с набитым ртом:

— Помнишь, как Джуни нашли на берегу лагуны?

Я не ответила, потому что жутко разозлилась. Я-то собиралась хорошенько посмаковать остаток сэндвича с ореховым маслом и зефириной.

— Может, это один человек. Сару убил тот же, кто убил Джуни, — сказала Тру, наматывая на палец мою косу, — так она обычно просит у меня прощения. — Если мы отыщем тело Сары, нам наверняка дадут награду и напечатают в газете фотографии, как снимки Мэри Браун в тот раз, когда она звонила пожарным сообщить про пожар, который сама и запалила.

— Это все Расмуссен, Тру. Этот человек — Расмуссен! — Я оттолкнула руку сестры. Как же надоело, что она мне не верит.

Еще несколько человек пришли посмотреть на кормежку Сэмпсона в два часа дня. Две женщины с маленькими детьми, которых я не знала, а еще Арти Бюшам, один из братьев Венди. Арти старше меня на два года, долговязый и с таким громадным кадыком, что, когда говоришь с ним, так и пялишься завороженно на эту штуковину, скачущую вверх-вниз по тощей шее. Еще у Арти заячья губа, досталась ему от рождения. А больше ничего особенного в нем нет, ну разве что чуть косолапит.

Тру соскочила с ветки следом за мной и направилась к клетке Сэмпсона, перед которой застыл Арти. Вообще-то это не совсем клетка, а что-то такое современное, «вольер» называется. Там большие булыжники, и маленький пруд с водой, и какой-то навес в сторонке, чтобы Сэмпсон мог спрятаться от зноя и спокойно перекусить.

— Арти! — позвала Тру.

Ответил он не сразу — наверное, из-за Риза, своего старшего брата и задиры, каких свет не видывал. Риз вечно цеплялся к Арти и в прошлом году на площадке здорово двинул его по голове, стоило Арти выиграть в «Морской бой». Ухо у Арти стало величиной с персик, и теперь до него бывало не так-то просто докричаться.

— Арти-иии! — заорала Тру.

Тот аж подпрыгнул. А как увидел, кто его зовет, лицом сразу стал того же цвета, что орангутанова задница. Арти, по выражению Быстрюги Сьюзи, западает на Тру.

— Как там Венди? — спросила я, подвигаясь к ним.

Арти пожал плечами:

— Наложили ей швы.

Арти всегда был хорошим братом, не то что Риз, который называл Венди не иначе как… идиоткой безмозглой. Риз Бюшам обязательно попадет в ад, я готова поставить на это хоть миллион долларов.

Сэмпсон тихонько ел банан, не бормоча песен; манеры у него куда лучше, чем у мальчишек Бюшамов. Тру протащила нас к ним на ужин пару дней тому назад, заручившись помощью Мими Бюшам, которая училась с ней в одном классе. На ужин у Бюшамов было нечто под названием «трущобное лакомство», его черпали из большой стеклянной миски, и оно даже в подметки не годилось маминой запеканке с тунцом и макаронами. Еще там была большая стопка нарезанного хлеба, и маргарин, и порошковое молоко, которое на вкус совсем как разведенный в воде мел. Риз Бюшам весь ужин пялился на Тру, улыбаясь ей так, будто она была куском вишневого пирога.

Арти спросил этак беззаботно:

— Чем собираешься заняться Четвертого июля, Тру?

Человек, который кормил Сэмпсона, — это вообще-то папа Мэри Браун. По-моему, он мог бы отнести хоть немного еды домой и скормить ее Мэри Браун, чтобы та уже не была самым худым ребенком на свете. Именно из-за него Тру решила, что рандеву с Мэри Браун надо устроить в зоосаде, — в тот день, когда собиралась спихнуть ее в яму из-за спора про Книжного Червя. Так и сказала: «Мистер Браун сам найдет ее, когда придет кормить Сэмпсона, так для семьи будет намного лучше, чем если на нее наткнется кто-то незнакомый, как с Джуни вышло».

Тру может быть очень заботливой, если захочет. Мертвую Джуни нашел один сумасшедший, который вечно ходит в теплой рубахе и громко ругается сам с собой, собирая мусор в парке. Прошлым летом Мэри Браун всем рассказывала, будто этот сумасшедший снял перед нею штаны, да только кто ей поверит.

— Четвертого? — переспросила Тру. — Ну, мы с Салли точно не променяем велосипедный парад на весь чай Китая. — Она подмигнула, и кадык у Арти покатился вниз по шее, так он распереживался.

На конкурсе украшения велосипедов в прошлом году Арти получил второе место после Тру, что принесло ему подписку на журнал под названием «Бойз лайф». Тру вручили новый набор ленточек, которые цепляются на руль велика, а также чек на пять долларов, который можно было обменять на товар в магазине «Файв энд Дайм», потому что спонсором конкурса на украшение велосипедов выступал как раз магазин Кенфилда «Файв энд Дайм… У Нас Найдете Все Необходимое!».

Все потому, что Тру умеет управляться с салфетками «Клинекс». А этим летом она натырила заколок-невидимок для бумажных цветов из «Набора будущего парикмахера» Нелл, который купил Холл, сказав, что это отличное ремесло, ведь волосы есть у всех, как и ноги. На прошлой неделе Холл отвел Нелл в «Школу красоты Ивонны» и записал учиться. Нелл явилась домой с розовой шляпной коробкой, набитой ножницами, и булавками, и расческами, и, конечно же, любимыми игрушками Нелл — щипцами для укладки волос, и бумажками для перманента, и раствором, вонючим почище миллиона дохлых крыс. Даже хуже, чем дыхание доктора Салливана. Это Нелл здорово придумала — попросить Холла записать ее в «Школу красоты», пока тот был навеселе.

Арти потянул себя за больное ухо, что делал довольно часто, потому что мальчишка он нервный и пугливый, что твоя скаковая лошадь.

— Слыхала, что Сара Хейнеманн пропала?

Тру, ухватившись за прутья ограды, смотрела, как мистер Браун бросает Сэмпсону остатки обеда.

— Ага.

— Утром приходили полицейские, просили не забывать запирать двери.

Арти вдруг резко нагнулся и принялся закатывать штанины. Надумал, наверное, охладиться в Медовой протоке — по нашему примеру.

— Вы бы с Салли поосторожнее. Мама говорит, что больше не выпустит сестер из дому поодиночке после того, как зажгутся фонари. Говорит, это опасно. На свободе разгуливает какой-то псих, у которого не все дома.

Я смотрела на Сэмпсона и думала, что с таким нечего было бы бояться. Вон какие большие волосатые ручищи — сразу видно, в жизни не допустит, чтобы с тобой случилось что-то плохое. И тогда, будто догадавшись, о чем я думаю, Сэмпсон посмотрел мне прямо в глаза и взмахнул лапищей. И я помахала в ответ.

— Прекрати, — сказала Тру, дернула мою руку вниз и огляделась по сторонам, не видел ли кто. Французская шляпка сбилась на глаз, и она дернула ее назад на затылок. — Он не здоровается. Он просто горилла и гоняет мух, боже-ты-мой…

— Вот и неправда! — возразила я и потянулась к Сэмпсону над оградой, так мне хотелось погладить его пушистый мех. — Он намного, намного лучше, чем просто горилла. — Я помахала еще раз, и в ответ Сэмпсон подбежал к краю ямы, поглядел мне в глаза и хлопнул себя в грудь, опять и опять. — Он великолепен.

Глава 11

Почти каждую среду нынешнего лета мы с Тру (это имя — сокращение от «Трубача», а вовсе не от «Труди», как все воображают) навещали миссис Галецки. По правде если, то Тру зовут Маргарет, но наш папа (перед тем как погибнуть) назвал ее Юный Трубач, потому что она не заплакала, а загудела, как труба, когда наступила на ржавый гвоздь на заднем дворе у Эмберсонов, после чего ей сделали укол. Так она стала Трубачом, а потом и Тру, для краткости. А я иногда называю ее Тру-Гений, потому что она очень-очень умная, ей еще и семи не было, а она уже знала столицы всех штатов до единого. Так вот, мы с Тру почти каждую среду ходим к миссис Галецки, помогать Этель. Я читаю миссис Галецки книжку, когда Этель усадит ее в кресло-каталку и выкатит на закрытую веранду позади дома, потому что миссис Галецки нравится глядеть на дикую яблоню во дворе. Голова у нее вечно дергается, но ум все равно острый, вовсе не как у нашей бабушки, у которой затвердели артерии, так что она даже заставляла звать себя «Бабуся Мария Антуанетта». Она была мамой моего папы. Оба наших дедушки уже умерли. Наша мама тоже умирает. Мы с Тру ходим навестить нашу другую бабушку на 59-й улице, приносим ей бутылочки с содовой и выжимаем насухо ее нижнее белье и носки дядюшки Пола. Дядюшка Пол повредился умом из-за того, что его мозг здорово пострадал, и ему приходится жить с бабулей, чтобы она могла за ним присматривать. А вот еще одно благое дело: я написала письмо маме. Детей в больницу не пускают, так что мне придется отправить письмо по почте, но у меня нет денег на марку, поэтому письмо я пока не отправила. Письмо мое такое: