Стражи - Кен Бруен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обед подали в столовой. Светлая большая комната, совсем не похожая на ту, в которой нас кормили, когда я учился на полицейского.
Я взял поднос и встал в очередь. Все стояли спокойно и… тихо. Кто-то за моей спиной спросил:
— Новичок?
Я повернулся и увидел человека лет шестидесяти. Он совсем не был похож на… безумного! Хорошо одет, лицо портье. Нос весь в красных прожилках. Когда-то у него была неплохая фигура, но сейчас он казался обрюзгшим.
Я спросил:
— Заметно?
— Вы нервничаете.
— Правда?
Он вытянул руку. Руки у него были как у Лэрри Каннингхема. Большие и крючковатые. Мы пожали друг другу руки. Его пожатие было на удивление мягким.
— Меня зовут Билл Арден, — сказал он.
— Джек Тейлор.
— Привет, Джек Тейлор.
Я добрался уже до места, где выдавали горячие блюда. Раздатчица, толстая крестьянка, спросила:
— Чего тебе положить, лапочка?
Эта «лапочка» согрела мне сердце. Мне захотелось ее обнять.
Билл сказал:
— Здесь вкусные сосиски с капустой.
Я заказал сосиски.
Она спросила:
— Соусом полить, лапочка?
— Пожалуйста.
На десерт давали печеные яблоки и мусс. Причем в огромных количествах. Я взял себе и десерт. Какого черта?! Все равно я не собирался ничего есть.
Билл посоветовал:
— Займи место у окна. Я принесу чай.
Я послушался.
Люди, сидящие за столом, старательно жевали. Ели так, будто их жизнь от этого зависела. Может, так оно и было.
Билл сел и сразу же набросился на еду. Ел как лошадь. Спросил с полным ртом:
— Ты не ешь?
— Нет.
— Тебя возьмут на заметку. Лучше сделай вид.
Куски капусты застряли у него в передних зубах. Я не мог оторвать от них взгляда. Начал машинально ковырять вилкой в своей тарелке.
Билл посоветовал:
— Отодвинь тарелку подальше от себя. Мартышки тебе помогут.
Я так и сделал. Содержимое тарелки исчезло в мгновение ока. Пустую тарелку подвинули назад, ко мне.
Билл сказал:
— Я съем твой десерт. Обожаю сладкое.
Наконец он все доел, откинулся на стуле, расстегнул верхнюю пуговицу на поясе и рыгнул. Вытащил пачку сигарет. Спросил:
— Курить будешь?
— Нет.
Он закурил сам, выпустил облако дыма и заявил:
— Побудешь здесь подольше, тоже закуришь.
— Сомневаюсь.
Тут я заметил, что все, буквально все курят. Даже тетка-раздатчица. Он заметил мой взгляд.
— Тот, у кого есть акции табачной компании, может не волноваться о своем благополучии.
Я не знал, что на это сказать, потому ограничился фразой:
— Это мысль. — Даже сам чувствовал, что мысль эта дерьмовая.
Билл спросил:
— Ты алкаш?
— Не понял?
— Алкоголик? Ты из-за этого здесь, я угадал?
— Наверное.
— Так и знал. Издалека отличаю алкашей. У нас свои собственные антенны. Значит, ты проходишь курс?
— Чего?
— Алкогольный курс. Здесь — лучший в стране. Я тут несколько раз бывал.
— Не обижайся, Билл, но если здесь так хорошо лечат, как вышло, что ты попал сюда… снова?
— Скажу тебе честно, Джек, люблю я выпить. Когда ухожу в запой, то звоню сюда и прошу забронировать мне место. Попадаю сюда два-три раза в год.
— Господи!
— Не кривись, ты сначала попробуй. Там, в мире, как в аду, и приятно знать, что существует этот рай.
Я невольно содрогнулся. Он взглянул на меня. Я сказал:
— И удалиться от мира.
— Здесь тебе вкатят либриум, приведут в норму.
Мимо прошел человек, наткнулся на меня, выпрямился и, шатаясь, пошел к двери. Билл ухмыльнулся:
— Это местная достопримечательность.
— В смысле?
— Этот парень. Посмотри, видишь, он шатается, как будто набрался. Раскачивается под свою внутреннюю музыку, весь день так. Господи, до чего же мне здесь нравится!
Я уже немного устал от Билла. Эти его восторги утомляли. Он спросил:
— Вопросы есть?
— Гмм…
— Я в твоем распоряжении. Здесь нет ничего такого, о чем бы я не знал… И где тут что, могу показать. — И, к моему ужасу, он подмигнул, черт бы его побрал.
Если и доживу до ста лет, что очень сомнительно, то все равно не забуду этого подмигивания. Это что-то ужасное. Стараясь не показать, что я чувствую, сказал:
— Есть у меня один вопрос.
— Что угодно, готов служить.
— Где тут библиотека?
Вопрос его явно поразил. Он минуту размышлял, потом ответил:
— Ты шутишь…
— Послушай, Берт…
— Билл!
— Не важно. Я понимаю, что ты знаешь меня целых десять минут, но спроси себя, серьезно спроси: я похож на шутника?
— Нет.
— Итак… где библиотека?
Он смешался — хотел дать достойный ответ.
— На читателя ты не похож.
Пришла моя очередь рассмеяться. Если вы в дурдоме не рассмеетесь хотя бы один раз, значит, надо усилить дозу лекарств.
— Как, по-твоему, должен выглядеть читатель? — спросил я.
— Черт, откуда мне знать, такой серьезный козел…
— Билл, слушай, Билл, поверь мне на слово, я очень серьезный парень.
Он все еще никак не сдавался. Неудивительно, что из жителей центральной полосы получаются хорошие фермеры. Он затарахтел:
— Но ты же алкаш, сам признался. Откуда у тебя время читать?
— Между запоями. Когда назюзюкаюсь, я читаю.
— Никогда о таком не слышал. Между попойками я лежу в постели и… умираю.
— Я всегда любил читать. Я многое уже потерял, но за чтение еще держусь.
Он снова закурил и пробормотал:
— Тут не любят, когда читают.
— Господи, да мне на это плевать. Билл, так где библиотека?
— На втором этаже. Ты не сможешь пойти сейчас — после обеда ТТ.
— Что такое ТТ?
— Трудовая терапия. Корзинки делаем.
Только этого мне не хватало. Корзинки делать.
Появились медсестры с подносами лекарств. Я получил свой либриум и сказал Биллу:
— Увидимся позже.
— Но сейчас трудовая терапия!
В моем голосе зазвучал металл:
— Моя терапия — книги.
Я слышал, как Билл пробормотал:
— Первый раз вижу такого странного алкаша.
Книги и все, что западнее
Книги в моей жизни были всегда. В моей переменчивой судьбе это единственное, что неизменно. Даже Саттон, ближайший друг, однажды воскликнул: «Что это ты все читаешь, парень, еж твою мышь? Ты же был полицейским, черт побери!»
Вот вам ирландская логика в ее лучшем проявлении.
Я тогда сказал ему то, что потом много раз повторял:
— Чтение приводит меня в восторг.
Он ответил со свойственной ему наглой самоуверенностью:
— Чепуха на постном масле.
Как я уже упоминал, мой отец работал на железной дороге. Он обожал книги про ковбоев. В его кармане всегда лежала потрепанная книжка Зейна Грея. Он начал давать их мне.
Мать говорила: «Ты сделаешь из него хлюпика».
Когда она не слышала, он шептал: «Не обращай внимания на мать. Она хочет, как лучше. Но ты продолжай читать». — «Почему, пап?» Не то чтобы я собирался бросить читать, я уже крепко увяз. «Книги дадут тебе возможность выбирать». — «Что выбирать?»
В его глазах появлялась мечтательность: «Свободу, сынок!»
Когда мне исполнилось десять лет, он подарил мне библиотечный абонемент. Мать — клюшку. Потом она часто пользовалась ею, чтобы выбить из меня дурь. Вообще-то я играл в ирландский хоккей с мячом. Иначе взяли бы меня в полицию? Нигде так не ценят хороших хоккеистов.
Абонемент дал мне путевку в жизнь. В те далекие дни библиотека находилась в здании суда. Суд внизу, книги наверху. Каждый раз, когда я ходил в библиотеку, я с открытым ртом в восторге таращился на полицейских. Две нити в моей судьбе переплелись.
Одно буквально привело к другому. И я так и не смог избавиться от этого влияния, как бы ни складывалась моя жизнь.
Начал я с Роберта Луиса Стивенсона и Ричмала Кромптона. Уверен, что так и читал бы все без разбору хаотично и постепенно это мне надоело бы, если бы не старший библиотекарь Томми Кеннеди. Высокий, худой, не от мира сего. В мои первые визиты в библиотеку он смотрел на выбранные мною книги, хмыкал и записывал их в формуляр.
В один из самых мокрых и темных вторников он подошел ко мне:
— Думается, нам стоит организовать твое чтение.
— Зачем?
— Хочешь, чтобы книги тебе надоели?
— Нет.
Он посоветовал мне почитать Диккенса. Без особых эмоций, осторожно начал знакомить меня с классикой. Каждый раз делал это тактично, так, что мне казалось, будто я сам выбирал эти книги.
Позже, в подростковом возрасте, когда все менялось, он познакомил меня с детективами. И я продолжал читать.
Еще он откладывал книги и потом давал мне целую стопку, где были:
поэзия
философия
и главная приманка —
американские детективы.
Я превратился в библиофила в истинном смысле этого слова. Я не просто любил читать — я обожал книги. Я наслаждался их запахом, переплетом, печатью и ощущением тяжести тома в руке.