Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да никто и не плавает, МЧС запретило появляться на воде. А нам, наверное, Господь помог, назначил время у мамы побывать.
Целую тебя. Мила».Михаил вышел на балкон, ночь бережно обняла Петербург, в глубине неба светились звезды. Он поднял голову, увидев падающую звезду, вспомнил монаха.
– Откуда тот человек мог знать, что в сентябре я не доберусь до маминой могилки. Неужели и вправду люди способны знать о будущем. Неужели есть что-то большее за пределами сознания и времени, а может, это мама оберегает меня и ведет по жизни, помогая обходить препятствия, предупреждая о них заранее.
Конечно, мама! Только бессмертной материнской любви такое по силам.
И впервые Михаил перекрестился не механически, а с какой-то осознанной, великой благодарностью. И поклонился не только небу и всему миру, а чему-то надмирному, для него пока непостижимому, но без сомнения великому, милосердному и спасительному.
2012–2015 гг.Монах
Повесть
Глава первая
Здоровье Анатолия Петровича Докучаева после шестидесяти стало совсем никудышным. Появилась одышка, заболели ноги, стал терять сознание, причем неожиданно. Уже дважды он падал на улице, и после этого появился страх: свалиться вот так где-нибудь в безлюдном месте – и хана, некому спасти, некому помочь. Врачи маленького районного городка, где жил и работал Анатолий Петрович, ощупали его всего, сантиметр за сантиметром, просветили всякими приборами, исписали тонну бумаги, но диагноз так и не сумели поставить.
Вместе с болезнью пришла к Анатолию Петровичу склонность к самоанализу, к уединенным размышлениям: о смысле жизни, о Боге, о вере и неверии, о Вселенной, о месте человека на земле и так далее. Он даже стал записывать свои мысли в толстую амбарную книгу, и это занятие так ему понравилось, что вскоре он уже не мыслил себя без «дневника жизни», как он назвал своего «доверителя», используя юридическую терминологию. Он понимал, что ничего, кроме банальностей, не выдумает, но остановиться не мог, придя к спорному тезису: даже истина не оригинальна, потому что она не предполагает толкований и вариантов. Она всегда единственна.
«…Все мы задумываемся над вечными вопросами жизни: зачем мы приходим в этот мир, что является смыслом нашей жизни? Почему судьба благосклонна к одним, но несправедливо сурово обходится с другими? А может, и нет никакого смысла, все происходит случайно? Миллионы случайностей, на которые невозможно повлиять, определяют всю нашу жизнь, все наши поступки и желания. Говорят, душа бессмертна. Но кто это доказал? Кто может подтвердить? Мы видим, что человек смертен, что рано или поздно всему органическому в мире наступает конец. У человека, кажется, нет никакой возможности выразить теоретически закономерность бессмертия, охарактеризовать Вечность. Только если в богословско-философских категориях.
Если жизнь человеку дарована Богом, то почему люди убивают друг друга? Если Господь дал людям жизнь, то она не может кончиться по велению человека, как вода в кувшине. Только Бог имеет право и возможность распоряжаться человеческой жизнью, имеющей ограниченный земной срок. И что такое время, которое превращает нас из юных и здоровых в беспомощных и больных людей?
Почему природа в своем эволюционном развитии не позаботилась о создании физиологического вечного двигателя. Наоборот, с каждым прожитым днем “болтики” и “гаечки” нашего организма разбалтываются на каменистой дороге жизни…»
Записав очередную порцию «размышлизмов», как в шутку называл Анатолий Петрович свои записки, он бережно укладывал амбарную книгу в ящик письменного стола, который запирал на ключ – до следующего «вдохновения». Думая о своих «болячках», он приходил к неутешительным выводам. Испокон веков человечество боготворило лекарей, конечно, хороших. И сегодня люди этой профессии самые нужные. Они продлевают нам жизнь. Но вот загадка: почему в России хорошие лекари, как правило, – иностранцы? Так повелось еще со времен Петра Алексеевича. И сегодня самые серьезные операции предпочитают делать за границей. На родной земле то врачей толковых не хватает, то лекарств, то медицинского оборудования, то еще каких-то «пустяков». Вроде бы государство и денег на содержание больниц и поликлиник не жалеет, но врачи в основном пишут, а не лечат. Проверят давление, послушают сердце, легкие. Всё занесут в карточку – подробно, обстоятельно, словно для прокурора. А болезнь, что же? Или сама отстанет от больного, или, как говорится, – не судьба. Бывают, конечно, чудеса, когда врач помогает. Бывают. Но редко. На то они и чудеса.
Но если есть деньги, любой слабый здоровьем россиянин мечтает попасть на лечение в другие страны. Чаще всего в Германию. Особенно в нынешние времена, когда многое в российской жизни упростилось. Народная власть, установившаяся, казалось, на века, добровольно сложила с себя ответственные полномочия и ввязалась в новый передел собственности. Всеразрушающий ветер перемен стремительно пронесся над великой страной и опрокинул многие, казалось, незыблемые устои. Запели новые песни, написали новые книги, стали дружить с американцами, а вчерашние союзники стали врагами. Появились новые слова, новые понятия, то, что раньше было стыдным и недопустимым, стало весьма доходным делом. Открылись возможности заработать деньги и ездить в любую страну мира, белый свет повидать, здоровье поправить.
Славится медициной Израиль, маленький клочок земли, известный эпицентр, кажется, всех трагических событий истории со времен Ветхого Завета. Что притягивало людей в пустыню Негев, в предгорья Иудеи и Самарии, известно им одним, но то, что в этой стране всегда прекрасно лечили, это бесспорно. Знали об этом века назад, знают и сейчас.
Жена была непреклонна: Анатолию Петровичу нужно ехать в Израиль, тамошние врачи с болезнями мужа обязательно справятся. Он со своей любимой половинкой спорить не стал. Невозможно спорить с женщиной, с которой прожил вместе пятьдесят лет. Жена за эти годы стала настоящим домашним врачом, лечила детей и внуков, а о лекарствах знала порой больше, чем дорогостоящий профессиональный эскулап.
Февральский Израиль похож на сентябрьскую Рязань или Кострому в щемящую сердце пору нежного бабьего лета. Разноцветная листва еще не покинула деревья, хотя часть ее хрупким шуршащим покрывалом уже опустилась на газоны. Солнце теплое, ласковое, не верится, что на календаре – зима. Русская зима всегда снежная, морозная. А в Израиле в нашем понимании, кажется, вообще не бывает зимы. Только в календаре красуются декабрь, январь, февраль. Может, потому и говорят – земля обетованная? В Сибири Моисей долго бы не походил.
Новых болезней израильские врачи у Анатолия Петровича не нашли, и на
