На Севере дальнем - Николай Шундик

— Ей семь лет. После дороги она немного болела, потому так долго и не выходила на улицу.

— А ты откуда все это узнал? — вдруг во весь голос, совсем игнорируя то, что они тайком подобрались к дому доктора, спросил Петя.

Кэукай протестующе замахал на Петю руками, предлагая хотя бы немножко пригнуться. Но такой уж упрямый человек был этот Петя! Разочарованный в своем друге, который, оказывается, так заинтересовался девчонкой, что даже знает, сколько ей лет, Петя всем своим видом старался показать, что с Кэукаем ему больше не по пути.

—Тоже мне друг — о девчонке сведения собирал! — еще громче сказал он.

—Да тише ты, язык откусил бы, что ли! — досадливо поморщился Кэукай. И вдруг, сделав несколько шагов за угол, таинственно поманил Петю пальцем: — Иди сюда, в окно заглянем. Незаметно заглянем...

Это показалось Пете заманчивым.

— Как невидимки? — спросил он.

— Да, да, — поспешил ответить Кэукай, хотя, как назло, совершенно забыл, что значит русское слово «невидимка».

Затаив дыхание, плотно прижимаясь к стене дома, мальчики начали подкрадываться к окну.

— Э-э-э!.. Совсем зря вы собираетесь в окно смотреть! — неожиданно послышался насмешливый голос Эттая.

Петя и Кэукай, как ошпаренные, мгновенно повернули головы.

— Она там, у нашей яранги, с моей сестренкой играет.

— Кто — она? — смущенно спросил Петя.

— Понятно же, Соня, — с самым невинным видом ответил Эттай; узенькие глазки его смотрели насмешливо.

Петя хотел было по-настоящему рассердиться на Эттая, но раздумал:

— Пойдем тогда к твоей яранге, посмотрим, какая она, эта Соня.

— Я так думаю, что у вас ничего не получится, — вдруг заявил Эттай, с достоинством закладывая руки за спину.

— Это почему же? — спросил Кэукай.

—Да убежит она сразу. Соня из мальчиков только меня одного не боится. А всех остальных сильно боится. Пугливая, ну прямо как дикий олень, — поморщился он.

—Тогда вот что: мы подкрадемся незаметно, подползем по-пластунски, а когда хорошо рассмотрим, встанем прямо перед ней, и всё, — предложил свой план действий Петя. В тоне его чувствовалась решительность.

Кэукай и Эттай приняли этот план с восторгом.

— А чего тебе ползти? Тебя-то она не боится, — пренебрежительно заметил Эттаю Кэукай.

— Да чего ей, правда, Эттая бояться, когда он так себе, ни то и ни се, — поддержал Петя.

Поняв, что недавнее его преимущество перед друзьями превратилось в самый настоящий порок, Эттай вздохнул, провел рукой под носом и сказал, стремясь придать себе как можно более устрашающий вид:

— Заметил я, что последнее время ее как будто бросало в дрожь, когда она на меня смотрела. Так что и я поползу тоже. А то убежит, если увидит меня...

— А все же какая она? — поинтересовался Кэукай.

—Такая... — неопределенно взмахнул руками Эттай. — Голова, руки, ноги...

— Ну да, конечно, и глаза есть, — иронически заметил Петя.

— Да, да, и глаза и уши есть, — не чувствуя насмешки, подтвердил Эттай.

—Э, разве от него добьешься толку! Пойдем сами посмотрим, — предложил Кэукай.

Пригибаясь низко к земле, мальчики побежали к яранге Эттая. Недалеко от яранги они легли на землю и, укрываясь за бочками и камнями, поползли по-пластунски. Когда Пете казалось, что Эттай слишком громко сопит, он поворачивал голову и, делая устрашающие глаза, просил дышать тише.

Девочки заметили подползающих к ним мальчиков, удивленно переглянулись и на время прекратили игру. И, хотя Пете, Кэукаю и Эттаю было совершенно ясно, что они уже давным-давно замечены, все трое упорно продолжали ползти. Соня не выдержала, пошла к ним навстречу и с серьезнейшим видом спросила:

— Интересно, вы всегда так, на животе, ходите или иногда ногами тоже?

Друзья прижались к земле, а затем смущенно переглянулись, как бы говоря друг другу: «А и вправду мы очутились в каком-то глупом положении».

— А чего же? Если хочешь знать, мы и на спине ходить можем, — заявил Эттай.

Петя встал на колени.

— Ну и удивил! Я вот на руках ходить умею! — похвастался он.

— А ну-ка, походи,—доверчиво наклонилась над ним Соня.

Петя встал, отряхнулся от мусора и, состроив рожицу Эттаю, воскликнул:

— Эх, ты, а говорил, что она пугливая, как дикий олень! Показать им, что ли, как на руках ходят?

— Показать, конечно, показать! — горячо поддержал Петю Кэукай.

Соня ему очень понравилась, и сейчас он ругал себя за то, что до сих пор не выучился у Пети ходить на руках и не может изумить русскую девочку своей ловкостью.

И тут Кэукай вспомнил, что никто из всего класса не умеет лучше него делать пятерной прыжок[12] с места. И только он об этом успел подумать, как Петя дернул его за рукав и сказал:

— Я похожу на руках, а ты покажи свой пятерной...

Кэукай посмотрел на друга с благодарностью:

— Хорошо, что ты вспомнил об этом!

Эттай стоял чуть в стороне и, усиленно вращая носком растоптанного торбаза, не отрывал от Кэукая невеселых глаз.

— А ты, Эттай, покажешь девчон... то есть, — запнулся Петя, — девочкам, как мечешь аркан.

Грустное лицо Эттая мгновенно просветлело.

А Соня и Кааля, обнявшись так, как это могут делать только девочки, терпеливо ждали, когда же наконец мальчики начнут демонстрировать перед ними свою ловкость.

РАЗБИТАЯ ТРУБКА

Пять дней носило Экэчо в море на льдине, пока не подобрал его пограничный катер.

Истощенного и окоченевшего Экэчо положили в поселковую больницу. Долго он лежал с закрытыми глазами, пока не почувствовал, что кто-то взял его за руку. Экэчо открыл глаза. Перед ним сидел полный человек в белом халате с чисто выбритой головой. «Это, кажется, новый доктор, который с парохода сошел», — подумал Экэчо, разглядывая добродушное лицо человека с темно-серыми глазами за толстыми стеклами очков.

— Ну что, ожил? — улыбнулся человек в халате. — Меня зовут Степан Иванович, а можно просто — Морозов, товарищ Морозов, а еще проще—врач, или, как еще говорят, доктор.

Экэчо изобразил на своем лице некое подобие улыбки, замотал головой: дескать, не понимаю, хотя отлично понял, что говорил ему доктор.

— Не понимаешь? Вот досада какая! — вздохнул Степан Иванович. — Ну ничего, мы с тобой договоримся.

Кухлянка с Экэчо уже была снята. Доктор взял стетоскоп и принялся его выслушивать.

— Так, так... Хорошо... — время от времени приговаривал он, поворачивая пациента с одного бока на другой.

Экэчо морщился, но, однако, не сопротивлялся: чувствовал он себя довольно скверно и надеялся, что врач поможет. «Вот уже каким ты стал: радуешься, что к доктору попал, — невесело подумал о себе Экэчо, но тут же поспешил оправдать себя: — Что ж поделать, если меня притащили к нему! Где шамана теперь взять? Перевелись шаманы на чукотской земле. А Мэнгылю далеко... Однако больше я никогда Мэнгылю не увижу...»

— Ну, ничего страшного нет! — весело сказал доктор. — Истощен немножко. Но мы тебя здесь подкормим. Только сначала понемножку есть будешь, совсем понемножку. Ты уж не обижайся, — попросил Степан Иванович, нисколько не смущаясь тем, что больной, как казалось ему, совсем не понимает русских слов.

Озабоченно почесав мизинцем лысину, доктор энергичной походкой вышел из палаты.

Через три дня Экэчо выпустили из больницы. Он знал, что с ним будут серьезно разговаривать в правлении колхоза, и уже сочинил историю, как он выехал в море перед рассветом, чтобы поохотиться немножко, всего лишь до утра, и как раздавило его байдару и ему пришлось плавать на льдине в море.

Но Экэчо ошибся, полагая, что ему придется разговаривать только с членами правления. Отправившись в правление колхоза, он за углом одного из строящихся домов повстречался с комсоргом Тынэтом.

— А, вот хорошо, что я тебя увидел, — тоном, не обещающим ничего доброго, сказал Тынэт.

Экэчо окинул его неприязненным взглядом с ног до головы и, потянувшись к трубке, ответил:

— А я не очень рад встрече с тобой. Можно было бы нам и разойтись спокойно.

— Из-за тебя я два дня с четырьмя комсомольцами на вельботе по морю лазил, известно ли тебе это? Два дня! Понимаешь ты или нет?

— А зачем тебе так нужны были эти два дня? Невесту за эти два дня у тебя украли — так, что ли? — усмехнулся Экэчо, протягивая Тынэту трубку.

Тынэт схватил трубку Экэчо и в запальчивости бросил ее в стену дома. Трубка раскололась, а медная чашечка отскочила в сторону, рассыпав по земле дымящийся табак.

— Ты... ты что это сделал?! — задохнулся Экэчо.

— Я злой, сильно злой на тебя! — закричал Тынэт. — Я поколотить хотел тебя! Ты украл два дня у меня и моих товарищей!

— О, ты полоумный человек! Знаешь ли ты, что эта трубка в руках уже четвертого колена рода моего?..