На Севере дальнем - Николай Шундик

Смущенный Петя быстро собрал свои книги. Кэукай умудрился незаметно дать ему в спину тумака и тем самым выразить свое неодобрение нелепой выходке друга.

А старик Кэргыль, действительно чем-то очень рассерженный, цепляясь трясущимися руками за леса, к изумлению всех, кто за ним наблюдал, взобрался на сруб дома. Стукнув Аймына палкой по спине, он взялся руками за доску и почти незаметным усилием водворил ее на надлежащее место. Аймын, который долго не мог справиться с доской, смотрел на старика с виноватой улыбкой.

...Прозвенел звонок. Последний урок кончился. Нина Ивановна разрешила ученикам встать. Класс быстро опустел. Веселой стайкой дети разбежались по поселку, устремляясь к тем местам, где строились дома.

Петя и Кэукай подошли к старику Кэргылю, к тому времени уже сошедшему вниз.

— А страшно там, наверху? — спросил Кэукай, заглядывая в морщинистое, с узкими подслеповатыми глазами лицо Кэргыля.

Старик заложил под мышку свой посох, ухватился рукой за бородку и вдруг, весело улыбнувшись, спросил:

— Вам, наверное, очень хочется побывать наверху, — так, что ли, говорю?

— Очень! — вздохнул Кэукай.

— А вы полезайте, — предложил Кэргыль.

— Да нас же не пустят, скажут — мешаем, — махнул рукой Петя.

Тогда старик выхватил из-под мышки посох и погрозил людям, работающим наверху:

— Эй, вы, там! Пустите этих мальчиков к себе, да только смотрите, чтобы они вниз не слетели!

Не успел старик закончить свой строгий наказ, как Кэукай и Петя, цепко хватаясь за леса, уже взбирались на самый верх дома.

— Как хорошо! — с восхищением сказал Петя, осматривая широко раскрытыми глазами поселок и его окрестности.

— Ай, хорошо! — в тон ему произнес Кэукай, всей грудью вдыхая свежий воздух светлого, солнечного дня.

Перед глазами мальчиков ровной линией тянулись до самого конца поселка уже выстроенные и еще строящиеся дома. Оставалось всего лишь несколько яранг, приютившихся у скалистого берега, и они теперь казались чужими, случайно заброшенными в этот поселок.

Снег, растаяв, обнажил пламенеющую темно-красными, коричневыми, желтыми красками осени бесконечную тундру. Густая сетка золотых солнечных бликов трепетала на море. Синее, спокойное, оно казалось нежным, ласковым. Льдины, отражаясь в воде, медленно двигались вдоль берега с востока на запад. Маленькие и большие, они были бесконечно разнообразны. Одни из них напоминали корабли невиданных конструкций, другие — причудливые вазы на тонких ножках, третьи — вздыбленных медведей или охотника в белом халате, притаившегося в ожидании зверя. Иногда подмытая водой льдина обваливалась, и тогда гулкое эхо сотни раз повторяло грохот, унося его далеко-далеко, туда, где синева моря сходилась с голубизной чистого, безоблачного неба.

А воздух казался таким чистым, прозрачным и свежим, что люди невольно вдыхали его всей грудью и еще громче стучали топорами, молотками, еще энергичнее работали рубанками, пилами.

— Эге-ге-гей, Инанто! — донесся чей-то густой, басистый голос с самого конца поселка, где люди уже устанавливали стропила на выросшем доме. — Почему твоя бригада так плохо работает? Что-то вашего дома совсем не видно-о-о!..

— Не туда смотришь. Повыше голову задирай, тогда увидишь!— послышался голос бригадира Инанто.

Веселый смех прокатился по поселку.

— А снегу, смотри, совсем нет! Вот только там, где и летом лежал, в горах остался, — показал на вершины гор Петя.

— Зима испугалась. Ушла зима, — ответил Кэукай и, щурясь, улыбнулся солнцу.

— А Нина Ивановна, наверное, на меня обиделась, — вдруг нахмурился Петя.

— Ничего, ничего, — успокоил его Кэукай. — Я видел, хорошо видел, что она сама чуть-чуть не расхохоталась, когда старик Кэргыль по спине Аймына палкой своей стукнул. Я и сам, понимаешь, даже язык прикусил, чтобы не расхохотаться. Вот, посмотри!

Кэукай, насколько мог, высунул свой язык, чтобы Петя собственными глазами удостоверился, что он действительно прикушен.

Петя рассмеялся.

— О! Он у тебя такой длинный, что, если ты и половину его откусишь, все равно никто не заметит!

Кэукай смешно скосил на свой язык глаза и, словно испугавшись, что язык и в самом деле длинноват, быстро закрыл рот.

— Посмотри-ка, Кэргыль так все и не уходит, — показал глазами вниз Петя.

А Кэргыль действительно, заложив свой посох под мышку, торопливо шагал вокруг дома, покрикивая на колхозников, если они делали, по его мнению, что-нибудь не так.

— Наверное, рад, что скоро из яранги в дом перейдет,— предположил Петя.

— Давай спросим? — посоветовал Кэукай.

Не раздумывая долго, мальчики спустились на землю, подошли к старику.

— Дедушка! Скажи, ты очень рад тому, что скоро в дом перейдешь жить? — спросил Кэукай.

Кэргыль щипнул несколько раз свою седую бородку, не спеша закурил трубку и только после этого очень серьезно ответил:

— В дом не перейду. Всю жизнь я прожил в яранге, в яранге и умирать думаю.

Кэукай и Петя изумленно переглянулись. Петя развел руками, как бы говоря: «Ничего не понимаю», и, прокашлявшись, несмело сказал:

— Как же это получается? Нехорошо как-то получается. На колхозном собрании решили, чтобы все колхозники в этом году перешли жить в дома...

— Стар я, дети. Очень стар, чтобы совсем по-новому жить, — хмуро ответил Кэргыль. — Не уйду я из яранги. Привык к ней. Больше об этом меня не спрашивайте.

— Но как же так? Ты же вот пришел посмотреть, как дома строятся! — горячо, как бы боясь, что Кэргыль не дослушает его до конца, заговорил Кэукай. — По лицу твоему видно, что ты очень рад...

— Рад, это ты правду говоришь, рад, — перебил Кэукая Кэргыль. — За людей в нашем поселке рад, потому и пришел сюда из яранги своей, чтобы вместе с людьми порадоваться. А теперь — всё! Не мешайте мне, я пришел помогать людям...

Кэргыль взял свой посох. Мальчики боязливо покосились на старика и, обескураженные, нехотя отошли от него.

— Не понимаю, чудной он какой-то! — вздохнул Петя.

— «Рад, рад»! А сам, как медведь в берлоге, собирается в своей яранге сидеть! — возмутился Кэукай.

— А знаешь, давай об этом скажем твоему отцу — он же председатель колхоза, — предложил Петя; голубые глаза его смотрели решительно, настойчиво. — Это ничего, что мы как бы на Кэргыля нажалуемся. Для него же лучше будет.

— Конечно, для него лучше, — согласился Кэукай.

...Таграт выслушал мальчиков очень внимательно и улыбнулся одними глазами. Суровое, озабоченное лицо его подобрело.

— Ну что же! Хорошо, что вы мне об этом сказали. Теперь давайте вместе думать, хорошо думать, чтобы Кэргыль согласился свою ярангу покинуть, — предложил им Таграт.

В это время сзади подбежал к мальчикам Эттай. Краснощекое лицо его выражало восторг.

— Идемте! Идемте скорее за мной! Я покажу, где мы будем жить. Отцу моему уже сказали, в каком доме мы жить будем!..

Мгновенно оценив всю важность сообщения Эттая, Кэукай и Петя во весь дух помчались вслед за ним.

Таграт долго смотрел вслед мальчикам, и глаза его лучились.

— Какое сегодня яркое солнце!—тихо сказал он и, вытащив из кармана рулетку, зашагал в самый конец поселка, чтобы проверить, правильно ли наметили закладку фундамента еще для одного дома.

У СОНИ НОВЫЕ ДРУЗЬЯ

Оправившись от болезни, Соня наконец вышла из дому. Ее поразило то, что на улицу можно, оказывается, выходить без теплой шубы и меховой шапки, что никакой пурги уже нет и в помине, на небе светит ласковое, теплое солнце, а снег хоть и выпал, но скоро растаял.

Соня глянула на море, по которому блуждали плавучие льды.

— Как красиво! — воскликнула она и, тихо ступая, словно боясь, что красота эта неожиданно может исчезнуть, направилась к берегу.

Гигантская стая уток, с шумом летевшая у самой воды, вдруг взмыла над девочкой к небу. Соня испуганно присела и замерла, подняв глаза кверху.

Тысячи уток летели над ней. Долго слышалось бесконечное хлопанье крыльев, пока не раздался где-то слева громкий выстрел из дробовика. Сразу две утки упали на землю. Соня подбежала к одной из них, взяла в руки.

—У, какая тяжелая! — сказала она, доверчиво глядя на подходившего к ней юношу чукчу, в руках у которого было ружье. — А какая голова у нее красивая! Смотри, вот здесь красненькое, а вот зелененькое и синенькое вместе, а вот желтенькое...

Юноша присел около Сони на корточки, улыбнулся.

— А какие белые у тебя зубы! — неожиданно воскликнула Соня. — Ты, видно, чистишь их каждый день и утром и вечером?

Юноша смутился и, немного подумав, сказал:

— Нет, девочка, не чищу, только полощу водой.

— Не чистишь? — удивилась Соня и тут же строго добавила:—Это плохо. Очень нехорошо... А хочешь, я тебе дам зубной порошок и щетку? У нас есть. Я знаю, мне мама позволит.