Господин судебный пристав - Александр Чиненков

Выслушав его, Мадина вдруг погрустнела.

– Знаешь, а я боюсь этого дня, – сказала она. – Мой дядя человек очень добрый и любит меня. Но замуж за иноверца… Он не отдаст меня за тебя, Кузьма, и не надейся.

– Но почему ты уверовала в это, любимая? – спросил он испуганно. – У вас что, уже состоялся разговор с дядей о моих замыслах?

– Нет, мы не говорили с ним об этом, – сказала она, качая головой. – Он очень религиозен, всегда посещает мечеть и соблюдает посты. К иноверцам он относится терпимо и пренебрежительно, но… Он ни за что на свете не согласится выдать меня за христианина!

– Я всё сделаю, что он велит, – прошептал Кузьма возбуждённо. – Я горы сверну ради счастья нашего, пойду, упаду ему в ноги и…

– Что, и даже от веры своей отречёшься? – скептически усмехнулась Мадина.

– Ты считаешь, что он и это может от меня потребовать? – спросил ошеломлённо Кузьма.

– Мой дядя хитёр и мудр, – ответила девушка, пожимая плечами. – Никогда невозможно узнать, что у него в голове.

– Тогда почему он не запрещает нам встречаться?

– Я часто задумываюсь над этим, но ответа не нахожу. Может быть, потому, что мы жили когда-то по соседству? Твой отец работал приказчиком у моего отца, а мы с тобой росли вместе.

Малов задумался.

– Тогда твой дядя был беден и едва сводил концы с концами, работая сапожником на базаре, – заговорил он после короткого раздумья. – Я даже помню его согнутую просящую фигуру, когда он приходил в ваш дом просить в долг денег.

Выслушав его, Мадина вздохнула.

– А теперь он богат и не любит вспоминать то время, – сказала она. – Особенно дядя сердится, если вдруг кто-то при нём вспоминает про страшный пожар, в котором погибли мои родители.

– Я тоже очень хорошо помню, как горел ваш большой дом, – нахмурился от страшных воспоминаний Кузьма. – Пожар случился ночью. Сбежались все соседи, но ничего спасти было невозможно.

– Если бы дядя не ночевал тогда у нас во дворе, то и я сгорела бы вместе с родителями, – с дрожью в голосе продолжила девушка. – Он спас меня и вырастил как дочь, за что я ему обязана и благодарна!

– А ещё он сказочно разбогател после смерти твоих родителей, – скептически подметил Кузьма. – А отца моего уволил…

– Любимый мой, не думай плохо о дяде Сибагате и не говори так о нём, – поджала обиженно губки Мадина. – Он всегда заботился обо мне. Дядя любит меня и ни в чём мне не отказывает.

На этом разговор пришлось закончить. Из зала вышел Сибагат Ибрагимович и поманил рукой племянницу. Девушка тут же поспешила к нему, оставив Кузьму наедине с самим собой и с его мрачными мыслями.

Оркестр заиграл вальс, и бал начался. Из холла все потянулись в зал, а Мавлюдов и Бурматов остались сидеть за столиком у буфетной стойки. Азат нервничал, слушая Бурматова, а тот весело сыпал шуточками вперемежку с «солёными» анекдотами. Нервозность собеседника забавляла его.

– Ты слышал всё, что они говорили? – спросил Мавлюдов, кусая нижнюю губу.

– Если не всё, то почти всё, – ответил Бурматов с едкой усмешкой.

– И что, он признавался ей в любви?

– Этого я не слышал, но что называл своей любимой – это точно. Он сказал, что через неделю форму получит, а ещё через неделю сватать её пойдёт. А ты чего так в лице переменился, Азат? Сам же говорил, что вы с девушкой просто друзья.

– Так оно и есть, – огрызнулся Мавлюдов. – Просто мне её судьба далеко не безразлична. Мадина – мусульманка и должна выйти замуж только за мусульманина.

– За такого, как ты, разумеется? – усмехнулся Бурматов.

– А чем я плох? – разозлился Азат, с ненавистью глядя на собеседника.

Бурматов, смакуя каждое слово, сказал:

– Ты хорош, даже очень, но в сравнении с судебным приставом Маловым ты и ростом, и здоровьем проигрываешь!

– Зато я кошельком в выигрыше и верой мусульманской! – с вызовом воскликнул Мавлюдов. – Для старика Халилова мои аргументы во много раз весомее, чем рост и дырявые карманы Кузьмы Малова.

– Именно об этом ты разговаривал сейчас с дядей Мадины? – заинтересовался Бурматов.

– Нет, мы говорили о другом, – ответил Азат, раздражаясь ещё больше. – А тебя почему всё интересует? Ты и за Мадиной подслушивал, и за нами приглядывал?

Прежде чем ответить, Бурматов медленно допил остатки вина:

– Я рос любопытным и любознательным ребёнком и не нахожу в этом ничего плохого. А разговор девушки и её кавалера я подслушивать не собирался. Так вышло, что они ворковали друг с другом, как голубки, рядом со мной. Они были так увлечены и беспечны, что не замечали ничего вокруг.

– Кстати, а ты чего здесь вообще ошиваешься, господин Бурматов? – вдруг оживился Мавлюдов. – Здесь нет карточных столов и вообще здесь не игорное заведение, а приличное место!

– Вопрос, конечно, запоздалый, но я на него отвечу, – улыбнулся тот. – Шёл мимо и заглянул сюда так, из любопытства. Устраивает?

– Судя по тому, как ты не в меру любопытен, поверить можно, – скривил в усмешке свои тонкие губы Азат. – Но я склонен полагать, что ты явился, чтобы перезанять у кого-нибудь денег?

Бурматов заёрзал на стуле и, потупясь, сказал:

– Да, не спорю, я испытываю некоторые денежные трудности, но зашёл сюда не в поисках того, кто согласился бы дать мне взаймы.

– Не скромничай, Митрофан, ты уже год, как разорён, – позлорадствовал Мавлюдов. – Ты проиграл и промотал немалое состояние, оставленное отцом. А сейчас тебе не на что жить, и об этом знает весь город.

– Да, я на мели, – согласился, вздыхая и озабоченно хмуря лоб, Бурматов. – Но разорение пошло мне на пользу. На тяготы жизни я научился не роптать, а использовать их себе во благо. Вот, например, я обнаружил в себе способности к сыску и намерен использовать вдруг открывшийся талант не только для заработка, но и для удовлетворения души. Суетная жизнь мне интересна.

– Уж не собираешься ли ты предложить мне свои услуги? – рассмеялся Азат.

– А почему бы и нет? – пожал плечами Бурматов, с хитрецой глядя на собеседника. – Если у тебя есть надобность в моих способностях и услугах, то вопрос встанет только о размере вознаграждения.

– Ну уж нет, к счастью, в твоих услугах я не нуждаюсь, – «разочаровал» его Мавлюдов. – Скажу больше, сударь, ты мне противен, и я не желаю больше с тобой разговаривать.

– Хозяин – барин, – Бурматов развёл руками, расплатился с подошедшим официантом, раскланялся и ушёл в зал, где гремела музыка оркестра и слышался гул веселившихся горожан.

Мавлюдов проводил его презрительным взглядом, тоже расплатился с официантом и пошёл к выходу, что-то бормоча себе под нос…

7

При входе в кабак в нос Сибагата Ибрагимовича сразу же ударило запахом чеснока и лука. В зале пахло чем-то жареным – не то рыбой, не то мясом. Все столики были заняты посетителями.

Халилов прошёл в свою комнатку, но не успел сесть за стол, как перед ним вдруг вырос управляющий Назар Кругляков.

– Здравствуйте, Сибагат Ибрагимович! – поприветствовал он хозяина радостным восклицанием. – Вы как, один собираетесь пообедать или…

– Веди его, – сказал Халилов, хмуря лоб. – Но… сначала скажи мне, чем «знаменит» гость, который привлёк твоё бдительное внимание?

– А может быть, вас порадовать известием об обозе с мехами? – льстиво хихикнул Кругляков. – Так вот, всё в ажуре! Меха теперь наши и…

– Достаточно, расскажешь обо всём попозже, – улыбнулся Халилов по-настоящему радостной вести. – Сейчас ближе к делу… Расскажи мне о том, ради кого я сюда пришёл.

– С виду это совершенно обычный человек, – заговорил управляющий, почесав подбородок. – Но он не так уж и прост, как кажется.

– Чем он заинтриговал тебя? – взглянул на него недоумённо Халилов.

– Этот человек, когда вошёл в кабак, сразу повёл себя как-то странно, – продолжил, заговорчески понизив голос, Кругляков. – Он не сел за стол, не сделал заказа, а отозвал меня в сторону и… Он предложил мне купить вот это…

Управляющий достал из внутреннего кармана жилетки золотой самородок величиной с голубиное яйцо и продемонстрировал его хозяину. Глаза Халилова блеснули алчным огоньком:

– И сколько он запросил за него?

– Он запросил за него всего лишь пятьсот рублей, – ответил Кругляков, плотоядно улыбаясь. – Но уступил за двести пятьдесят. Сказал, что очень нужны деньги.

– И какие у тебя мысли на этот счёт? – поинтересовался Сибагат Ибрагимович, забирая самородок.

– Мысли у меня самые радужные, – ещё шире улыбнулся управляющий. – Первая – этот «красавчик» не в ладах с законом, а вторая – самородок у него в единственном экземпляре!

– То есть? – не понял Халилов, убирая самородок в карман и доставая из другого набитый деньгами кошелёк. – Ты хочешь сказать, что больше золота при нём нету?

– Склонен полагать, что это именно так… Он не производит впечатления удачливого золотоискателя.