Прадедушка Аркаим - Марина Загидуллина

Транспорт

Нет ничего удивительного в том, что аркаимские просторы оказались идеальными для коневодства. Археологи по костным останкам выяснили, что древние жители протогорода прекрасно освоили выведение новых пород животных. Аркаимские кони не были «универсальными»: здесь разводили лошадей, приспособленных к передвижению колесниц, к переносу вьюков с тяжестями, верховых лошадей. По-видимому, конь был главным средством передвижения. Степное пространство между городами было размечено именно «лошадиными милями»: сколько может без устали проскакать верховая лошадь (40–70 км). Так создавалась оптимальная система общения между городами. Находки ученых показывают, что аркаимцы разработали особую модель конской упряжи — они использовали костяные псалии для управления верховым животным. Эти инженерные решения помогали добиться поистине безупречного ведения лошади. Основным видом транспорта при этом стала колесница. Нет сомнений, что южно-уральские захоронения хранят древнейшие образцы колесного транспорта — боевые колесницы были нужны для охраны многочисленных стад животных, для объезда территории, принадлежащей городу. Но внутри города-улитки колесница не была востребована. Передвижение по узким улицам могло быть только пешим. Транспорт оставался за стеной — как в сегодняшнем пространстве дома в сенях остается обувь.

Устройство аркаимской колесницы установлено по захоронениям. Вообще сам факт захоронения воина вместе с конями и колесницей показателен — там, в новой жизни, он должен очнуться в окружении близких и необходимых ему вещей. Судя по всему, колесница представляла собой двухколесное сооружение с колесами огромного размера, близкими к метру в диаметре. Изготовлялась колесница из дерева, обитого металлом, деревянные ступицы внушительной толщины крепились к ободу и оси, которая и удерживала коляску, где размещался воин-колесничий. Толстые и прочные слеги-оглобли крепились к лошади с помощью специальной жесткой упряжи. Хорошие степные дороги завершали дело: страна городов была пространством интенсивного обмена, быстрого реагирования, транспорт позволял организовывать встречи и общение между самыми дальними ее уголками, всё это способствовало мощному накоплению информации и прогрессу.

Принцип самодостаточности каждого отдельного жилища внутри протогорода позволяет предположить, что колесницей обладала каждая семья. Но семейный клан включал в себя до 80 человек, так что мастерство колесничего оставалось, по-видимому, привилегированным навыком. Впрочем, изобретение и совершенствование колесничного дела должно было вызвать целый ряд сопутствующих навыков — например, использование смазочных масел, укрепление и ремонт ободов и упряжи, дальнейшее совершенствование конструкции колесниц. Так транспортная отрасль тяготела к самостоятельности, с возможной разработкой и строительством специальных ангаров-гаражей, загонов для лошадей и т. п. Наверняка совершенно особое место занимали здесь специалисты по выезду и выучке лошадей — «моторов» аркаимского транспорта.

Haукa: Аркаим как пригоризонтная обсерватория

Бескрайняя степь, открывавшаяся взору ариев, — это лучшая картина единства небесного и земного начала. Солнце и Луна здесь гости и хозяева одновременно, а горы — это их естественные подставки. Археоастрономы установили, что каждое поселение Страны городов четко ориентировано по основным космическим (астрономическим) событиям. Как удалось древним создать свои города по принципу обсерватории? Но это не покажется нам удивительным, если мы вспомним, что мифология определяла главный принцип создания человеческого дома — быть встроенным и вписанным в пространство степи. Аркаимская мера длины — 80 см, центр внутреннего круга смещен относительно центра внешнего на 5,25 аркаимской меры, что близко к углу наклона лунной орбиты — 5 градусов 9 плюс-минус 10 минут. По мнению ученых, это отражает соотношения между орбитами Луны и Солнца (для земного наблюдателя). Соответственно, внешний круг Аркаима посвящен Луне, а внутренний — Солнцу. Мы удивляемся, что внутренний диаметр (85 м) распадается на два кольца в 42 и 43,2 м, что в точности повторяет, например, диаметр «обсерваторного» круга Стоунхенджа. Но и это еще не всё! Устройство Аркаима таково, что, проводя мысленно соединительные линии между сторожевыми башнями в разных частях города, господствующими над ландшафтом горами (Шаманка и Крутая) и нижним или верхним краем диска Луны и Солнца, человек получал поразительно точную информацию о днях равноденствия и противостояния, о времени начала сева и жатвы; кроме того, по всей видимости, он обладал замечательным метеоцентром, позволяющим соотносить различные явления природы с космическими явлениями и вырабатывать успешные рекомендации по сельскохозяйственным работам.

Нет сомнений, что это умение вписывать дом в пространство (ориентируя его по восходам и закатам Солнца и Луны и одновременно по вершинам сопок вокруг) было свидетельством ясного конструктивного мышления: город мыслился центром мира, некой космической осью, вокруг которой закручивалась драматургия астрономических явлений.

Интересно, что когда археологи начали раскоп в 1987 году, местные жители сообщили им, что называют это место «пуп земли». Почему древнему человеку так важно было начать отсчет от собственного «я»? Не является ли это знаком наивной философии древних? Но ведь на эти факты можно взглянуть и иначе. В окрестностях Аркаима найдено еще 20 городов такого же замкнутого типа. Каждый из них представляет собой такое же сложное археоастрономическое встраивание в ландшафт. Это говорит только об одном: помещение себя в центр отражает великую логику древней философии: ты всё и ты ничто одновременно. В каждом структурном элементе полностью воплощается вся вселенная, но при этом каждый элемент ощущает себя пылинкой огромного целого. Это великий принцип изоморфизма, основы целостного и системного мышления, которого так не хватает сегодняшнему расщепленному сознанию.

Астрономическое устройство протогорода имело и практическое (сельскохозяйственный календарь), и философское значение. Несомненно, что постоянное соотнесение ежедневной жизни с космическим порядком способствовало развитию мифологического, творческого, философского мышления ариев, и впоследствии легло в основу загадочных сюжетов Ригведы и Авесты.

Часть четвертая. Человек и время

Погребальный обряд

Могильники во все времена были самыми лучшими источниками сведений о древних культурах. Обряд захоронения относится к одним из самых древнейших ритуальных практик. А так как для древнего человека важно было именно снарядить умершего в новый путь, то археологи получают прекрасный материал для анализа мировоззрения людей тех далеких времен. Могильники Страны городов представляют собой ямы-склепы, где практически всегда обнаруживаются останки нескольких человек (возможно, обряд включал в себя умерщвление сопровождающих). Можно представить себе этот обряд: могильники всегда отстоят в стороне от поселений, должна быть какая-то ландшафтная граница между миром живых и миром мертвых. Это значит, что тела обряжались в городе, в жилищах аркаимцев, там же готовилась вся утварь и предметы оружия и быта, которыми следовало снабдить умершего, а потом процессия двигалась в сторону могильника. Строительство могильника тоже было небыстрым делом: это ямы глубиной до 3,2 м от древней поверхности, шириной почти 2,5x2,5 м! Такая яма предназначалась не для прагматичного «закапывания тела» умершего человека, но представляла собой именно «антидом»: перевернутое, опрокинутое в землю новое жилище для умершего человека. По-видимому, от смерти человека до обряда проходило немало времени, а это значит, что древние люди знали, как предохранить тело от разложения. Но несомненно, что сразу по смерти человеку придавалась скорченная поза: он укладывался на бок, его ноги были поджаты к животу, руки согнуты в локтях, а кисти рук располагались возле лица. Это, разумеется, как и в детских захоронениях внутри аркаимских жилищ, имитация внутриутробного положения: рожденный из утробы матери, человек уходил навечно в утробу Матери-Земли.

Аркаимский могильник не предполагал использования гроба («дом в доме»). Всё пространство ямы-склепа было своеобразной «квартирой» умершего. Если аркаимский дом имеет горизонтальное членение (комнаты, которые делят на секции помещение) и вертикаль (лестница на крышу и в оборонительную стену), то и могильник устроен примерно так же. Само расположение тел людей и животных представляет собой своеобразную драматургию обряда погребения. Так, очень часто обнаруживаются захоронения в «позе объятий»: когда два тела уложены лицом друг к другу, тела будто переплетены в объятии. При этом, как ни странно, не всегда это тела женщины и мужчины (тогда символика такого захоронения была бы прозрачной и ясной). Но даже если это два юноши, то один из них наряжен как девушка, а если две женщины, то одна из них «выполняет» мужскую роль. Здесь важна именно символика единения противоположностей, которая пронизывает всю мифологию древних. Точки единства Неба и Земли, мужского и женского, дня и тьмы, холода и жара, влаги и сухости, старости и юности, смерти и жизни — вот неполный перечень таких значимых противопоставлений, отраженных в каждом элементе аркаимской жизни — и в погребальном обряде в том числе. Женские тела буквально осыпаны украшениями, в отличие от лаконичной экипировки на тот свет мужчин. Археологи говорят о таком явлении, как «сверходетость» покойников: снаряжение их на тот свет было важной и ответственной задачей, а испытания, ожидавшие умершего, были предметом самых смелых предположений, поэтому покойник должен был быть основательно подготовлен. Так же тщательно обустраивалась и «квартира»-склеп: обнаружены даже многоуровневые захоронения, где каждая камера-этаж хранит какой-либо важный элемент (например, в захоронении колесничего нижнюю часть могильника занимает колесница, далее следует захоронение воина, а уж потом, в верхней части, располагается захоронение лошадей). Интересно, что иногда обнаруживалось захоронение целого стада вместе с каким-то важным жителем поселения. Но значимо также, что и животных хоронили в позе объятий. Это говорит одновременно о невыделенности человека из общего пространства природы, а также о священном отношении к животным. Такое отношение (одушевление всего живого) вполне соотносится с философией «Ригведы» и «Авесты» — памятников, чье содержание восходит к устной традиции Южного Зауралья четырехтысячелетней давности.