Прадедушка Аркаим - Марина Загидуллина

Аркаимский могильник не предполагал использования гроба («дом в доме»). Всё пространство ямы-склепа было своеобразной «квартирой» умершего. Если аркаимский дом имеет горизонтальное членение (комнаты, которые делят на секции помещение) и вертикаль (лестница на крышу и в оборонительную стену), то и могильник устроен примерно так же. Само расположение тел людей и животных представляет собой своеобразную драматургию обряда погребения. Так, очень часто обнаруживаются захоронения в «позе объятий»: когда два тела уложены лицом друг к другу, тела будто переплетены в объятии. При этом, как ни странно, не всегда это тела женщины и мужчины (тогда символика такого захоронения была бы прозрачной и ясной). Но даже если это два юноши, то один из них наряжен как девушка, а если две женщины, то одна из них «выполняет» мужскую роль. Здесь важна именно символика единения противоположностей, которая пронизывает всю мифологию древних. Точки единства Неба и Земли, мужского и женского, дня и тьмы, холода и жара, влаги и сухости, старости и юности, смерти и жизни — вот неполный перечень таких значимых противопоставлений, отраженных в каждом элементе аркаимской жизни — и в погребальном обряде в том числе. Женские тела буквально осыпаны украшениями, в отличие от лаконичной экипировки на тот свет мужчин. Археологи говорят о таком явлении, как «сверходетость» покойников: снаряжение их на тот свет было важной и ответственной задачей, а испытания, ожидавшие умершего, были предметом самых смелых предположений, поэтому покойник должен был быть основательно подготовлен. Так же тщательно обустраивалась и «квартира»-склеп: обнаружены даже многоуровневые захоронения, где каждая камера-этаж хранит какой-либо важный элемент (например, в захоронении колесничего нижнюю часть могильника занимает колесница, далее следует захоронение воина, а уж потом, в верхней части, располагается захоронение лошадей). Интересно, что иногда обнаруживалось захоронение целого стада вместе с каким-то важным жителем поселения. Но значимо также, что и животных хоронили в позе объятий. Это говорит одновременно о невыделенности человека из общего пространства природы, а также о священном отношении к животным. Такое отношение (одушевление всего живого) вполне соотносится с философией «Ригведы» и «Авесты» — памятников, чье содержание восходит к устной традиции Южного Зауралья четырехтысячелетней давности.

В склеп помещались также ритуальные сосуды. Здесь тоже разворачивалась целая философия. Иногда археологи устанавливают, что погребальные сосуды изготовлялись специально для этой цели. Иногда, наоборот, мы видим, что в склеп помещалась посуда с «изъянами» (с мертвым уходила и «мертвая» посуда). Наконец, склеп иногда просто переполнен предметами быта: это и конская упряжь, и орудия литейного производства, формы, ступки для размола руды, и костяные орнаментиры и т. п. Возможно, логика захоронения соотносилась и с логикой жизни: как в своей семье человек видел самодостаточный мир, вполне способный к самообеспечению, так и на тот свет человек должен был уйти как универсальный труженик. Но само построение могильника-склепа указывало и на закономерность философии Космоса: человек оказывался вписан в ритуальное пространство вселенной, где его мертвое тело было одновременно центром мироздания и частицей общего целого. С этой точки зрения чрезвычайно значимой представляется традиция насыпания курганов на месте захоронения человека. Это зеркальное отражение ямы-склепа, замыкающее идею вселенской мандалы. В сегодняшней отечественной погребальной практике эта традиция до сих пор существует в виде создания небольшого холмика над поверхностью могилы. Это восхолмие — отблеск древней курганной практики. Курганы, которыми щедро усыпана аркаимская степь, заставляют задуматься о красоте и величии погребального обряда древних. Известное сходство между обрядом свадьбы и обрядом похорон, зафиксированное во всех фольклорных традициях крупных культур, помогает нам понять природу той значительности, которую придавали древние обряду похорон. Если свадьба была символом продолжения рода, рождения новой жизни, соединения мужского и женского начала в плодотворном союзе, то похороны были еще более значимым событием: человек, пройдя свою земную мандалу, венчался со вселенной, навсегда становясь ее мудрой частью. Память об умершем должна была быть пронесена сквозь поколения (и сегодня мы можем наблюдать стремление людей передавать «по наследству» могилы близких: внуки и правнуки, возможно, не заставшие в живых своих дедов и прадедов, приучаются родителями ухаживать за могилами предков). Но в те далекие времена память должна была хранить степь: здесь создавалась яма-камера, иногда перекладывалась срубом, иногда делалась парной — для тела человека и для сопровождающего его инвентаря, а потом на этой яме насыпался курган — порой до пяти метров высоты. Курган прихотливо окружался особыми символическими кольцами: снимался дерн, насыпался песок, создавалась символика перехода от черного к серому, зеленому, желтому. Но еще более значимы были так называемые «усы»: две дуги из крупных камней, что устремлялись точно на восход солнца, никогда не смыкались, образуя своеобразный вход в сакральное пространство кургана. Внутри овала, образованного дугами, грунт был тщательно обработан.

Человек, вступавший в пространство кургана, оказывался на особой, «заговоренной» территории. Как посещались и навещались эти могилы, сказать сложно. Но важно, что из самых разных точек пространства человек мог видеть курган, хранящий память о его предке. Одни из самых монументальных и больших курганов насыпались в честь духовных вождей, учителей. Сложность архитектуры кургана удивительно сочеталась с аскетизмом и простотой самого захоронения: учитель уходил в вечный мир без всяких предметов быта, исключая два-три горшка с ритуальной пищей. Это говорит о том, какое значение древний человек придавал силе мысли и слова. В отличие от простых горожан учитель был символом всезнания и всепроникновения без посредства каких-то инструментов и приспособлений. Уже в самом этом факте можно усматривать знак развитости интеллектуальной сферы древнего Аркаима. Здесь теоретическое знание уже воспринималось как великий инструмент.

Но что более всего странно в устройстве могильников и склепов Страны городов, так это факты ритуального «разграбления» могил. Речь идет не о позднейших «искателях древностей», но о почти современниках умерших. Есть даже предположение, что обряд разграбления могилы совершался на 40-й день: согласно представлениям самых разных народов и конфессий, именно в это время душа окончательно расстается со своим телом. Но в таком случае человеческие останки становятся «нечистыми», становятся приютом темных сил, и пустое человеческое тело может использовать как вместилище всевозможная нечисть. И вот тогда могила открывалась, люди вновь попадали в погребальную камеру, специальными орудиями они разрушали останки человеческих тел, разбивали горшки с ритуальной пищей, перемешивали черепки и кости. Очень часто разрушению подвергались только кости грудины — область сердца. Возможно, в склепе разыгрывался настоящий ритуал: сражение «грабителей» и «мертвецов». На эту мысль наводит сходство самого стиля разграбления разных могил-склепов. И однако возникает вопрос — почему тогда найдены могилы того же времени без следов такой «войны» и разрушения? Здесь действительно скрывается самая настоящая тайна — возможно, она тесно связана со статусом человека в древнем обществе, как, несомненно, статусом определялось и проживание в домах разной удаленности от центра (с двориками и без двориков, крайних к началу сектора, с выходом на стену, во внешнем круге и во внутреннем и т. п.). Так или иначе, «грабители» не забирали из могилы украшения или ценные предметы: топоры, шила, песты, броши оставались на своих местах…

Удивительно, что в полу некоторых жилищ археологи обнаружили детские захоронения. Очень часто тело укладывалось в скорченной позе, приближающей ребенка к положению в утробе матери. Для древнего ритуального захоронения пол ребенка не имел решающего значения — по-видимому, ребенок воспринимался как «недосущество», именно поэтому его хоронили не в могильниках (как взрослых членов общества), а оставляли в жилище. Но, возможно, это было связано и с понятием «строительной жертвы», ритуалом погребения тела под полом жилища. Археологи не могут установить сегодня, было ли это ужасным жертвоприношением, но стоит сказать, что для древнего погребального обряда было свойственно «сопровождение» — умерщвление в обряде похорон не только скота, лошадей, но и людей, которые, согласно мышлению древнего человека, должны были сопровождать умершего на том свете. Ребенок оказывается странным исключением, останки детских захороненных тел в подпольях жилищ ждут еще своего объяснения.