Разбег в неизвестность - Павел Дмитриев

– Анастас, ведь еще в прошлом году этого не было! – удивился Косыгин.

– Точно! – Микоян повел по ветру внушительным носом, ловя аромат готовящейся пищи. – Не вижу, почему бы благородным донам…

– …отказываться от обеда! – закончил со смехом Алексей Николаевич. – Смотрю, ты тоже прочитал Стругацких[54].

– Пойдем есть! – отбросил колебания Анастас Иванович. Обернулся, махнул рукой остановившимся метрах в двадцати позади охранникам в сторону скамейки. – Подождите тут![55]

Миновав три марша сумрачной неприветливой лестницы, члены Президиума уперлись в небольшую, человек на двадцать, очередь, вытянувшуюся вдоль засиженной мухами витрины.

– М-да… – тихо заметил Микоян. – Это, похоже, надолго.

– Пойдем отсюда, быстрее будем дома, – поддержал премьер, разворачиваясь.

Но маневр не удался, зашедшая следом пожилая женщина с мальчиком лет восьми удивленно вскинула глаза на одетого во франтоватый белый пиджак Генерального секретаря:

– Товарищ Микоян!

– Где?! – обернулся стоявший последним молодой мужчина. – И Алексей Николаевич!

– Как, ой, здравствуйте! – по очереди прокатилась волна узнавания.

– Так что ж вы в очереди-то стоите, идите скорее сюда! – громко пробасил пожилой толстяк у кассы. – Товарищи, потеснитесь скорее!

– Проходите! – послушно отозвалась многоголосая очередь.

Отказываться было поздно, единственным, кто явно не обрадовался визиту высоких руководителей, оказался смуглолицый парень на выдаче.

– Товарищи, сейчас я вам сварю пельмени. Всего две минуты! – Он сделал попытку броситься в глубь кухни между белой стеной холодильника и котлами, парящими на промышленной электроплите.

– Постой! – удивился Косыгин. – А это что? – Он показал на алюминиевый лоток, наполовину заполненный уже сваренным продуктом.

– Так я вкуснее сделаю! – постарался оправдаться раздатчик.

– Ну уж нет! – тут не выдержал Микоян. – Давай-ка нам все точно как у товарища! – И он показал на все еще стоящего рядом у кассы пожилого толстяка.

– Посмотрим, как тут кормят людей! – с серьезным видом поддержал генсека Алексей Николаевич. – И пожалуйста, побыстрее, не задерживайте! Вон какую очередь скопили!

– Сейчас, сейчас! – развил бешеную активность раздатчик, наваливая пельмени совком в мерную миску на весах. – Вот, пожалуйста!

– Ну как же так?! Ну взвесь еще раз! – со смехом оттолкнул тарелку Микоян. – Тут не две, а все три порции!

– Кому-то ведь недовесишь потом! – строго добавил Косыгин.

– Исправлю, сию минуту! – Из-под грязно-белого колпака по вискам скользнули дорожки пота. – Вот!

– Спасибо! – с усмешкой принял еду Анастас Иванович.

Под довольный рокот очереди члены Президиума добавили к единственному доступному блюду точки общепита полстакана сметаны да компот. Заплатили по шестьдесят две копейки в кассе и присели за дальний столик. С балкона точки общепита фигура русалки была видна как на ладони.

– Однако кусаются цены, – заметил генсек. – Но место красивое.

– Плохо, что это чуть ли не единственная столовая на весь здешний берег, – подхватил премьер.

– Даже на краю мира, в Джакарте, помнишь, я в шестьдесят четвертом ездил с Никитой, и то… Там разных кафе и ресторанчиков на каждом шагу – сотни. И везде разное готовят. – Микоян задумался, припоминая события трехлетней давности. – Хотя, конечно, дикие они. И антисанитария жуткая.

– Пельмени невкусные, фабричные. – Косыгин разломил кривоватой алюминиевой вилкой выкатившийся из теста кусочек сероватого мяса. – Совсем как в рабочей столовой ЗИЛа, весной там перекусывал по случаю.

– Вроде все по ГОСТу. – Куратор знаменитой «Книги о вкусной и здоровой пище» тоже занялся исследованием содержимого тарелки. – Но на такой природе хочется чего-то большего!

– Не хватает инициативы у местных товарищей. Тут бы шашлычка, да под коньячок!

– Вино есть, – кивнул Микоян в сторону соседнего столика, где небольшая компания доедала обед под явно принесенную с собой бутылку «Лидии». – Вроде не водка[56], но почему-то не продают.

– К такому кафе надо бы частника… – задумчиво заметил Косыгин. – Ты об этом не думал?

– Леша, это серьезно? – От удивления Анастас Иванович даже перестал жевать.

– Совершенно. Ну чего страшного, если бы на этом берегу стояло с десяток частных или кооперативных кафе?

– Ты, наверное, не слышал… – медленно начал Микоян. – Но тогда, в двадцать восьмом, я поддерживал правого уклониста[57] Бухарина и послеленинского премьера Рыкова. Хотя к правой оппозиции не присоединился.

Закончил про себя: «Поэтому еще жив, хотя это все равно удивительно».

– Даже так? – Косыгин не на шутку удивился. Подобным в ЦК не хвастались.

– Сейчас задумываюсь, – Микоян кривовато усмехнулся, – может, надо было хоть закусочные оставить, чтобы унылыми пельменями по всей стране не кормили.

Если уж о частниках заговорил генсек… Неужели прав пришелец из будущего и единственный выход для спасения СССР – отринуть все завоевания Октябрьской революции и скатиться в вульгарный и пошлый капитализм с его частной собственностью? Списать в утиль тридцать лет, в течение которых партия и народ упорно прорубали туннель в глубь пустой породы?

Хотя… Может быть, еще не поздно? Ведь были частники-артельщики при Сталине, и немало. Придушили их в последнюю пару пятилеток, имелась для этого веская причина. Но если подумать…

– Как ты себе это представляешь? Ну в смысле вернуть частника в экономику?

– А что в этом сложного? – немного удивился генсек. – Мелкие предприятия, ну там сферу услуг, отчасти ширпотреб, пусть обслуживают частники, а тяжелую промышленность им все равно не осилить. Да и не отдадим мы ее никому!

– Анастас! Ну ты совсем как… – вовремя поймал себя за язык Косыгин. Чуть не сказал – Горбачев. – Вот смотри, что из этого может получиться…

Ох уж этот ставропольский балбес, ставший Генеральным секретарем в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году в истории пришельца. Вот так же решил от широкой души разрешить кооперативы. И никого рядом не оказалось, чтобы вовремя «дать в репу». Вроде все так очевидно… Как этого не видели в ЦК тысяча девятьсот восемьдесят пятого года? Поверить сложно, как деградировала партия за какие-то двадцать лет! Хотя… Вот он, пример такого же генсека, прямо перед глазами!

Петр рассказывал об инфляции, о миллионах на банкнотах, как в Гражданскую; об едва не пошедших в широкий оборот уральских франках Росселя; о фальшивых чеченских авизо, кризисе неплатежей и прочих преступных несуразностях. Он считает это суровой неизбежностью переходного периода и о причинах даже не догадывается. Не было этого в его учебниках! Хорошо хоть кучу разрозненных фактов сумел запомнить.

Однако премьер СССР знал намного больше. Проблема в том, что экономика страны еще с конца двадцатых была поистине социалистической. И различия не ограничивались пресловутой «формой собственности». Основная кровь экономики, а именно – безналичный денежный оборот, не подчиняется единому эмиссионному центру. Деньги при необходимости производятся любым отделением Госбанка[58]. К примеру, при задержке расчетов между предприятиями или при финансировании работы планово-убыточного завода. В общем, это система совсем не денежная в ее обычном понимании, а, скорее, индикатор «донор – реципиент» в рамках государственного планирования. Такого не было нигде в мире.

Более того, социалистическое предприятие в принципе не может стать банкротом, потому что любые его платежи должны быть оплачены банком. Если средства на счету отсутствуют, то банк обязан автоматически выделить кредит и оплатить счет. После этого предприятие заносится в картотеку, а банк ждет, пока на счет предприятия придут деньги. Если долг становится хроническим, то ставится вопрос перед профильным министерством, которое должно на выбор подкинуть предприятию средств из своих фондов, добиться списания долгов, пересмотреть цены или другие отраслевые нормативы, в крайнем случае, объявить предприятие планово-убыточном и выделить ему дотации. Такие вопросы решаются годами на уровне Совета Министров СССР. При этом приостановить работу предприятия из-за нехватки каких-то там «денег» никто не позволит.

Наличные в СССР – не просто материальные купюры, монеты или запись в сберкнижке. Это принципиально иной вид денег. Оборот которых построен почти по мировым канонам, по крайней мере, внешне[59]. Есть единый эмиссионный центр, даже декларируется золотое содержание и валютный курс. Хотя воспользоваться этим обычному человеку весьма затруднительно, но… К каждой банкноте охранника не приставишь, варианты все равно находятся. Не зря Никита Сергеевич ввел высшую меру наказания за валютные спекуляции.