Лёнька. Украденное детство - Павел Алексеевич Астахов

рукой старший капрал Наджи и с шумом втянул воздух ноздрями. Сделал несколько шагов к печке и увидал чугунок с дымящимся варевом: – Jó illata van! Mi az?[24] – Он положил на стол свою сумку и достал из нее какой-то сверток. Аккуратно и даже бережно развернул помятые и заляпанные масляными пятнами страницы несвежей венгерской газеты Magyar Nemzet[25] и вытянул несколько крупных стручков красного перца. Слегка подсохших, но по-прежнему ярко блиставших своей жгучей красотой. Обнажил кинжал, болтавшийся на поясном ремне, и очень проворно порубил все свои запасы. Затем медленно и с истинным наслаждением всыпал душистую массу в чугунок. Удовлетворенный проделанной работой, он снова втянул ноздрями дух куриной похлебки и хлопнул себя по ляжке:

– Nagyszerű![26]

В ответ из комнаты послышались невнятное мычание и шум возни. Недовольный поведением своего разухабистого подчиненного ефрейтора, или, как они называли его, свободника, Миклоша Дьёра, капрал крикнул в его сторону:

– Миклош! Прекрати! Брось эту бабу. Она старая и некрасивая. Найдешь себе других. А вот такой прекрасный гуляш мы с тобой давно не едали. Иди сюда скорее! Я добавил перца, и он теперь совсем как домашний.

Мадьяр снова понюхал варево и даже причмокнул, довольный своей находкой и кулинарной сноровкой. И вдруг из комнаты, в которую уволок свою добычу ненасытный насильник Миклош, раздался его разъяренный вопль:

– А-а-а! Bazmeg! Szarházi![27]

Капрал в два прыжка подскочил к своему напарнику и увидел того бегающего в полуспущенных штанах по комнате. Одной рукой он держался за правую половинку своей огромной, покрытой черной шерстью задницы, из-под которой по несвежим кальсонам расплывалась алая метка. В ее центре четар Наджи успел заметить странный предмет, похожий на деревянную шишку. Левой свободной рукой Миклош пытался ударить или схватить мальчишку, который кружился, словно волчок, вокруг бесновавшегося, как обезумевший раненый лев, ефрейтора.

Подоспевший на помощь товарищу старший капрал подхватил пацаненка и вцепился руками в ухо и шею Лёньки.

– Дай мне его убить, Эгиед! Прошу тебя как друга. Этот звереныш покушался на королевского солдата. Это мятеж. Убить! Убить и его, и эту грязную свинью его мать! – визжал ефрейтор, вытирая льющуюся кровь и подтягивая расстегнутые портки.

* * *

В то время как старший капрал королевской венгерской армии Эгиед Наджи колдовал со своими перчиками над куриным супом, предназначавшимся солдатам вермахта, вернувшийся домой Лёнька незаметно проскочил в дом, увидал мамку, лежащую без сознания на полу. Разглядев, что у нее из носа и уголка рта течет кровь, парень, не мешкая, схватил отцовское шило для ремонта обуви и прочей портняжьей работы и вонзил его что было сил в ягодицу мадьярского бандита. Тот, не ожидая нападения с тыла, подумал, что его убивают партизаны, и повалился с воплями на пол. А увидав мальчишку, бросился ловить его, чтобы расправиться. За этим занятием их и застал старший капрал – четар Наджи, а вслед за ним в дом Акулины пожаловал еще один гость.

С улицы послышался треск мотоцикла, плавно завершившего свое урчание возле дома, и через миг в сенях забухали кованые сапоги. На пороге возник очкарик – фельдфебель СС в танкистской униформе.

– Хайль! Что здесь происходит?! Где тетка? Вы кто такие? – Он засыпал вопросами мадьяр и, видя происходящий кавардак, настороженно повел в их сторону стволом автомата, который висел через плечо. Понимая всю щекотливость ситуации и опасаясь направленного в их сторону ствола, зияющего кровожадной сталью «Шмайссера» МР-40[28], старший капрал поспешил прояснить диспозицию:

– Господин фельдфебель! Хайль Гитлер! Мы военнослужащие армии великого витязя На́дьбанья и регента – правителя Венгерского королевства нашего Верховного главнокомандующего Миклоша Хорти. Расквартированы в соседнем селе, но по приказу обершарфюрера Хайнзе прикреплены к комендантскому взводу и в данный момент проводим подомовой осмотр и перепись местных жителей.

– А эта мерзкая русская свинья напала на нас. На королевских рыцарей, – заныл раненый ефрейтор, подтягивая и застегивая штаны.

Продолжавший держать мадьяр на прицеле немец недоверчиво хмыкнул:

– Хм. Ага. Вижу, как ты, боров черномазый, проводишь перепись населения деревни. Особенно женского. Ты что, специалист по женской части? Свиньи, говоришь, русские? Так я быстро тебя определю в наряд по чистке свинарников. А ну вышли вон! Скоро господин обершарфюрер прибудет с господами офицерами, а вы не даете этой тетке стол накрыть. У нее приказ. Выполнять!

Он произнес это тоном, не предполагающим возражений. И хотя можно было бы аргументированно поспорить относительно того, кто же выше по званию, так уж сложилось, что даже ефрейтор вермахта мог отчитать и наказать венгерского королевского «рыцаря» в ранге младшего офицера. Мадьярские звания совершенно не уважались немцами, как и сами венгерские вояки, которые лучше справлялись с мирным населением, особенно с женщинами, стариками и детьми. Зная их кровожадность и беспощадность, немцы старались поручать им самые грязные операции по уничтожению мирного населения и населенных пунктов. Мадьяры отличались не только жестокостью, но и чудовищной скрупулезностью при расправе с ни в чем не повинными людьми. Они не оставляли ни одной женщины, не поругав ее честь и женское достоинство. Из всех видов расправ они отдавали предпочтение сжиганию заживо и повешению за ноги. Дурная «слава» палачей и садистов прочно закрепилась за ними с начала оккупации Восточных земель.

Пропустив на улицу мадьярских карателей, адъютант, чуть понизив голос, добавил:

– Вот же ублюдки. Нашли время. Хоть дождитесь, когда начальство закончит постой. Потом уж можете хоть сжечь здесь все. Эх, мадьярские ваши души. Тьфу!

– Аz agyamra megy[29], – огрызнулся ефрейтор Миклош, но, подобрав штаны и вещи, все же двинулся к выходу из дома.

Столь неожиданная стычка с адъютантом шарфюрера, хоть и не самого великого начальника, все же не сулила никаких добрых перспектив. Пришлось убираться, оставив место сражения, политое собственной кровью, за хозяевами домишки, да к тому же потеряв ценные продукты, отправленные, как оказалось, на корм этому самому «начальству». Потери были ощутимы, болезненны и обидны.

Повернувшись к поднимавшейся с трудом Акулине и заслонявшему ее от вторгшихся насильников Лёньке, фельдфебель повелительно крикнул:

– Вставай. Вставай! Бистро. Шнеллер! Цейн минутен. Ауфштейн! Работать, работать! Суп, ням-ням, быстро. Зекс гостей. – И показал пальцами «шесть».

Крича и ругаясь, венгры удалились. Капрал Эгиед Наджи, ворча на своего напарника, немцев, забравших его драгоценный запас настоящего красного венгерского перца, а ефрейтор Миклош Дьёр – страшно ругаясь в адрес русской тетки и ее сына-волчонка, ранившего его в самую выдающуюся часть могучего ефрейторского тела. Оба отступивших мадьяра договорились при первой возможности взять реванш и жестоко наказать строптивых крестьян. Обычно они показательно