Что предназначено тебе… Книга первая - Нэйса Соот'Хэссе

С возникновением обособленного района — общины облик южан начал меняться, притом с потрясающей скоростью. Некогда занимающиеся самой непривлекательной работой, теперь южане вдруг оказались хозяевами небольших квартальных магазинов, продающих овощи, молоко, бакалею. Мясные лавки и рыбные ларьки открывались на каждой улице. А затем начали появляться и салончики парикмахеров, открывались и прачечные. Рестораны с итальянской едой пользовались необычайной популярностью, давая их владельцам сознание собственного достоинства, возможность содержать семью и даже откладывать деньги. Чем дальше — тем более уверенно чувствовали себя южане. И вот настало время, когда открыли свои двери и первые ночные клубы, где до рассвета игрался джаз и звучали канцонетты, напоминая гостям об утраченной родине. Невероятный успех сопутствовал им, и волна популярности была настолько велика, что Альбион сам начал восхищаться этой музыкой.

А Корсика продолжала развиваться. Традиции итальянской драматургии не были забыты, и первый театр распахнул свои двери. Начали выпускаться газеты. По праздникам и в выходные по улицам общины проходили оркестры, игравшие джаз. Их парады стали необходимой частью любой праздничной программы. Со временем недоверие исчезало.

Вот так — медленно, но верно — переселенцы из Италии стали выбираться из нищеты.

Иммиграция к тому моменту поднялась до высшей точки. Следующие потоки беженцев, опираясь на опыт тех, кто уже обосновался на Корсике, быстро принимали новую действительность и понемногу получали понимание старых обитателей Альбиона. Появилось новое название — «корсиканские скотты», что вызывало в них ещё большее чувство самоуважения и убеждённость в равноправии с уроженцами Альбиона.

К 151 году финансовое положение населения Корсики укрепилось настолько, что многие из её жителей с гордостью говорили о себе, как о состоятельных людях, а некоторые сумели обойти своих шотландских компаньонов по бизнесу. А ещё через некоторое время избранные корсиканцы завоевали известность и на Альбионе как ученые, конструкторы, архитекторы, спортсмены и музыканты.

На протяжении всей своей истории корсиканцы устанавливали контакты с отдельными бизнесменами, политиками и представителями общественных организаций.

Альбион больше не был нужен им — началась война, которая длилась добрых пять лет, пока Альбиону не пришлось пересмотреть свои и корсиканские права, а Объединённое Королевство Земли не превратилось в Земное Содружество.

Отношение к корсиканцам, впрочем, изменилось далеко не везде — Доминико отлично знал это по себе. Годы ранней молодости он провёл на Альбионе, и даже сидел там в тюрьме. Это было ещё до войны. И совсем недавно он надеялся, что с Альбионом и его комиссарами Аргайлами можно будет найти общий язык. Оказалось — нет.

— Джеффри Конуэлл. Думаешь, стоит с ним поговорить? — спросил Доминико, опуская газету на стол.

— Думаю, тебе не стоит беспокоиться. Дело уже решено. А вот тебе пора бы подумать о себе.

Доминико поднял брови. В доме Дель Маро он провёл уже неделю. Это место навевало на него сон. Было трудно не поддаться всеобщему безделью, и в какой-то момент Доминико даже начал думать, что Дель Маро попросту пытается его отвлечь — но похоже, что не следовало так поспешно о нём судить.

— Тебя всё ещё интересует Капитул?

Таскони, мгновенно сосредоточившись, кивнул.

— У тебя что-то есть?

— Есть парочка людей. Сам решай, кто тебе милей.

Таскони выжидательно смотрел на собеседника.

— Дон Витторио Морелло. Пичотти недавно заявившего о себе клана Джо Дельпачо стали покушаться на его территорию. Не обращая внимания на традиции нашего бизнеса, они создали в его районе и на улицах свои точки и продают героин, перетянули у Морелло многих клиентов.

— Джо Дельпачо… — задумчиво произнёс Таскони, — сицилиец?

— Именно так.

— Устрой нам встречу. Я попробую с ним поговорить.

Доминико не спешил вставать. Он присел на краешек перил, равнодушным взором оглядывая зал и потягивая коктейль, который успел перехватить у пробегавшей мимо девчушки.

Отсюда, сверху, невольно бросалось в глаза обилие молодых корсиканцев в дешевых пиджаках, тут и там разбавлявших светскую толпу.

— И ещё кое-что… — Дель Маро достал из кармана пиджака портсигар, затем — сигару из него, и неторопливо стал раскуривать её. — Это не совсем моё дело… Но тот коп… Он ведь тебя оскорбил.

Доминико мгновенно напрягся и пристально посмотрел на собеседника, пытаясь понять, что Дель Маро мог узнать.

— Я просто хочу сказать, — продолжил Дель Маро, — что если хочешь, я помогу тебе решить этот вопрос.

— Спасибо, — холодная улыбка мелькнула на губах Таскони, и он пригубил напиток. — Я уже всё решил, — продолжил он, снова отворачиваясь и делая вид, что оглядывает зал, — просто не хочу нарушать… ритм.

Вечер выдался паршивый: всего оптимизма Стефано не хватило бы, чтобы это отрицать. Обычное дежурство, на котором они с Габино оба помирали со скуки, оказалось прервано звонком. Пришлось повернуть на север, и минут через десять полицейская машина уже стояла у гигантских ворот с вывеской «Скотобойни Моренги». По другую сторону начинался провонявший кровью и свиными шкурами двор. Вооружённые ножами и топчущиеся в крови китайцы, негры и латиносы со зловещими лицами сновали тут и там. Среди многочисленных женщин, укладывавших мясо в консервные банки, были проворные славянки, рыжеволосые ирландки, толстогубые мулатки всех видов, несколько индианок. Среди посетителей магазинчика при скотобойне чистокровных корсиканцев было не больше, зато хватало немцев и арабов. Впрочем, Стефано уже знал достаточно хорошо — завод в Сартене или скамейка в метро в полдень вполне могли сойти за этнографический музей.

Управляющий уже спешил к полицейским, и гадливая улыбочка на его лице выдавала, что дело обстоит куда хуже, чем он хочет показать. Торопливо пожав обоим руки, он указал им следовать за собой, и через несколько минут все трое вошли на задний двор. Габино присвистнул — а Стефано с трудом преодолел рвотный позыв. Перед ними лежал обглоданный до костей, но ещё не лишённый ошмётков мяса и даже кусков одежды кое-где проеденный насквозь человеческий скелет.

— Протухнуть ещё не успел, — с видом знатока сообщил управляющий, — значит, мясо… ммм… тело на жаре не больше, чем день.

Стефано перевёл взгляд на него.

— Личность, конечно, не удалось установить?

— Почему же нет? Вот! Были при нём!

Управляющий протянул полицейскому корочку с фотографией, которую трудно было сверить с лицом.

— Джеффри Конуэлл. Впервые слышу о таком.

— Я слышал, — негромко произнёс Габино, — это журналист.

К тому времени, когда осмотр места преступления был окончен, бумаги подписаны и Стефано вернулся домой, ему казалось, что его самого изглодали до