Падшие ангелы: демонология средневековой Руси - Дмитрий Игоревич Антонов

волне ожиданий конца света. Это давало в руки духовенства эффективный инструмент контроля над поведением и чувствованием мирян. Кроме того, поминальные пожертвования стали одним из столпов церковной экономики – за упокой души родных люди вкладывали в церкви и монастыри огромные средства. Монашеская молитва считалась особенно сильной – богатые люди в завещаниях отписывали монастырям части своих владений, с деревнями, селами и зависимыми людьми, чтобы их поминали вечно, пока существует монашеская обитель и пока не наступило Второе пришествие. Благодаря этому монастыри превращались в богатейших землевладельцев Средневековья[82].

Хотя в православии не было представления о чистилище, в древнерусской книжности встречались тексты, упоминавшие о некоем «третьем месте» между адом и раем. Туда после смерти попадают души, заслужившие одновременно и награду, и наказание. Эта идея никогда не получала богословского оформления, но позволяла описать систему более гибкую и сложную. К примеру, на Руси была известна византийская история о некоем человеке, который много блудил, но был щедр на милостыню. После смерти он оказался прикован к столбу между раем и преисподней. Милостивого блудника можно заметить в нижней части многих икон Страшного суда – он стоит у столба, а рядом ангел поясняет ему, почему он оказался в таком странном месте. Похожее видение однажды узрела русская монахиня: между адом и раем она увидела пса, укрытого собольей шубой. В этом обличье ей был явлен «агарянин», то есть мусульманин, который выкупал из плена христиан – «песий образ» олицетворял его «зловерие», а шуба – его милосердие[83].

Посмертные мытарства проходят не все души. Великие праведники сразу после смерти возносятся на небеса, а великие грешники сразу отправляются в ад. Так как душа и плоть связаны, тело усопшего святого начинает светиться и благоухать – ведь его душа уже находится в раю. А тела грешников могут чернеть и уродливо искажаться – одновременно с тем, как их души начинают страдать в преисподней. Такой быстрый посмертный суд часто изображали. На этой миниатюре у одра умирающего стоит бес с хартией (пергаменным свитком) прижизненных грехов. Душа – маленькая нагая фигурка – отходит от тела и устремляется к сатане, который заявляет на нее права. Ангел-хранитель не может помочь грешнику и в отчаянии прижимает руку к щеке. Рядом скорбят родственники – они не видят ангела и беса, но горюют об умершем.

Миниатюра из синодика XVIII в.

НИОР БАН. Арханг. Д. 399, л. 8.

Наконец, самая нижняя область, где обитают демоны, – преисподняя. Здесь бесы играют роль палачей – они мучают души, которые не прошли мытарства. Если в раннем Средневековье функцию адских стражей и мучителей чаще приписывали грозным ангелам, то впоследствии эта роль прочно закрепилась за падшими духами. Иногда образы карающих ангелов и бесов-мучителей дополняли друг друга. К примеру, в Киево-Печерском патерике (XIII в.) грешник был предан «немилостивому ангелу и многим демонам». Этот фрагмент красочно проиллюстрирован в киевском печатном издании 1661 г.: стоящий сверху ангел бьет инока копьем в голову, а бесы хватают и терзают его тело[84].

Впрочем, быть палачами демоны могут только до Страшного суда – после этого они будут вечно мучиться в преисподней наравне с грешниками. Как написал в XVII в. Симон Азарьин, автор жития архимандрита Дионисия: «Беда же – се есть, еже в геоне огненей живу мучиму быти вовеки со змиями, з бесы»[85]. О том, что демоны и здесь продолжат свои «палаческие» функции, речь обычно не заходила.

Что касается самого Люцифера, то его в Европе и на Руси изображали скованным в преисподней. Он превратился в узника еще раньше – после того, как воскресший Христос спустился в ад и вывел оттуда ветхозаветных праведников. Однако скованный дьявол и в изображениях, и в текстах мог одновременно истязать и пожирать грешников. Его фигура воплощала и пассивное (мучается), и активное (мучает) наказание.

Такая двойственная роль была не только у Люцифера, но и у всех бесов. В средневековой культуре они постоянно балансировали между двумя полюсами: силой и слабостью.

Могучие и бессильные духи

Однажды к монастырю подошел некто в «высоком» образе, – рассказывало Житие Антония Великого. Он постучал в ворота и представился монахам: «Аз есмь сатана». На вопрос, зачем он пожаловал, дьявол среагировал неожиданно – начал жаловаться и рассказывать о своей немощи. Зачем меня проклинают каждый день? Что я сделал людям? Они сами виноваты, сами падают в грехи: «Несмь аз виновен, сами ся мятутся, аз бо немощен бых». Выслушивать его дальше монахи не стали, помолились Христу, и бес исчез как дым[86].

Дьявол в средневековой книжности соединяет две противоположные характеристики. С одной стороны, это слабость и ущербность падших ангелов. Они бессильны перед праведниками и бегут прочь от христианских святынь. С другой стороны – это сила, постоянно угрожающая каждому человеку. Об этом говорили многочисленные рассказы об убийстве людей и различном физическом и духовном ущербе, который наносят демоны; это подтверждали описания монструозного облика сатаны. В одном и том же тексте дьявол мог превращаться то в могучего врага, то в бессильного духа.

Идея, стоявшая в центре канонической христианской демонологии, гласила, что дьявол слаб. Поле его маневра жестко ограничено, с одной стороны, высшим промыслом («Богу попускающу, дьяволу же действующу»), с другой – человеческой волей. Не подчиняясь греху, человек побеждает демонов. Сатана и его слуги внешне сильны, а внутри слабы и ничтожны. Если они и карают грешников, то лишь по Божьей воле. Бедствия и катаклизмы (войны, эпидемии, пожары, наводнения и так далее) – на самом деле Господня казнь, а сатана – только орудие в руках Всевышнего. Русский святой Зосима Соловецкий († 1478), по рассказу его жития, сказал пугавшим его бесам: «О вражья грубая немощь, аще прияли есте на мя власть от Бога, то творите еже хощете; аще ли ни, то всуе /напрасно/ труждаетеся»[87].

Многие богословы с первых веков христианства радикально высказывались о дьявольской немощи. Петр Дамаскин (XII в.) писал, что дьявол не может даже «изобретать» зло, придумывая грехи и искушения, он только извращает благие чувства, которые дал человеку Бог. А Исаак Сирин (VII в.) утверждал, что само адское пламя – муки искаженной и утраченной любви падших ангелов[88].

В средневековых житиях демоны бегут или исчезают, «как дым», от лица святых или от реликвий. Кроме того, они вынуждены служить праведникам. К примеру, Конон Исаврийский (III в.) приказывал демонам то защищать его от разбойников, то сеять и охранять урожай, то спасать ребенка от волка[89]. Киево-Печерский патерик