Эльфийская погибель (СИ) - Рау Александра

К тому же, то, насколько меня беспокоило ее отсутствие, являлось не меньшей проблемой. Я видел принцессу трижды: в первый раз она грозила мне смертью, во второй — прыгнула в мои объятия в алкогольном беспамятстве, наутро оказавшись принцессой, в третий — раскрыла двум малознакомым эльфам тайные планы королевской семьи. Стоило ли доверять такой особе? Разумеется, нет. Я прозвал её лисицей лишь из-за случая в лесу, но сходств с каждой встречей находилось лишь больше. И всё же я знал, что она ни разу не солгала; излишняя эмоциональность не способствует успешному сокрытию истинных замыслов под маской. Мне подумалось, что цвет ее глаз символичен: она металась между верностью Грее и ее сероглазому королю, и всё же так хотела защитить его от необдуманных поступков, что обратилась к эльфам, чьи глаза ярче самой пышной летней зелени. 

Впрочем, не всегда. Наши глаза темнеют со временем. Жизнь эльфа растягивается на десять людских, и на всем ее протяжении от зрачка медленно расползается карий цвет. Словно смотришь на дерево с высоты птичьего полета: в самом расцвете сил крона растет вширь и пестрит зеленью, а к концу жизни листья постепенно покидают ветки, обнажая иссыхающий коричневый ствол. Правило обходит только избранных, что находятся на посту азаани. Никто, кроме Богини, не волен знать, когда правителю придет пора смениться, а потому продолжительность жизни нынешнего также покрыта тайной; лишь после того, как природа обозначает следующего избранника, карий цвет пускает свои корни. 

Очнувшись от размышлений о судьбе принцессы, я обнаружил себя бродящим на границе, откуда виднелись вершины всех четырех башен Греи. Южной башне дали имя Солнца, северную прозвали в честь Луны, западной досталось звание закатной. Однако лишь одна из них — Башня Восхода — словно притягивала меня, снова и снова выводя безвольное тело поближе к тракту и призывая путеводные огни факелов на зубчатой вершине не дать мне сбиться с пути. Несколько раз я останавливал себя, сопротивляясь неразумному желанию, но так и не сумел его побороть. 

Только на полпути я очнулся, что не проверил наличие лука и стрел за спиной, а затем, когда потянулся к ним, вспомнил и про капюшон. Как оказалось позже, переживать не стоило: на стене у восточной башни не оказалось ни единого стражника, а дверь, находящаяся в основании сооружения и замаскированная под часть стены, была даже слегка приоткрыта. Справа от неё висела деревянная табличка, которую, к сожалению, я прочесть не сумел.

Поддавшись прежде незнакомому мне порыву храбрости, я вошёл в башню. Крутая винтовая лестница вела на самый верх, лишая возможности свернуть или укрыться где-либо на случай, если навстречу будет спускаться стражник. В середине пути мне показалось, что я услышал приближающиеся шаги; инстинктивно вжавшись в холодную каменную стену, я получил в затылок осуждающий за глупость удар от древка лука. Наклонив голову, я униженно прошелся рукой по пораженному месту, и мой взгляд привлекло яркое пятно на одной из бессчетных ступеней.

Красная нить. 

Подняв её, я понял, что мои губы невольно расплылись в улыбке. Проникнув в башню, я не думал, что так легко найду лисицу; признаться честно, сомневаюсь, думал ли вообще. Надеясь, что нить означала её присутствие в настоящий момент, я ускорил шаг, перепрыгивая ступени на пути к вершине. Ночная тишина не давала мне никаких надежд, но возникший в воздухе теплый аромат костра всё исправил. 

— Ты, кажется, обронила, — произнес я.

Мой голос был тихим, но отпрыгивал от стен, создавая эхо. 

Ариадна вздрогнула и, схватившись левой рукой за кинжал, резко повернулась. В окне за ее спиной зияло ночное небо. При виде меня испуг в глазах принцессы смешался с изумлением, и она покачнулась, потеряв равновесие. Пламя факела дрогнуло. Тело среагировало быстрее разума — что в последние дни случалось чересчур часто, — и спустя мгновение моя рука уже лежала на её талии, неприлично крепко удерживая ошарашенную девушку.

Мы замерли.

Когда я коснулся её бархатного платья, обнажавшего загорелые плечи, с её губ сорвался громкий выдох. Я не знал, как скоро стоило её отпустить; возможно я и вовсе не желал этого делать. Странное чувство теплом расходилось по телу. Румянец на ее щеках пылал, особенно яркий в приглушенном свете факелов, хоть возможно и был частью макияжа, что предполагал ее статус. Вена на шее пульсировала, словно ползающая под кожей змея, но учащенное дыхание она усиленно сдерживала, вероятно, не желая выдать волнение. Ариадна протянула руку к моему лицу, и я, решив, что мне предстояло получить пощёчину за оскорбительное поведение по отношению к особе королевских кровей, поспешно убрал руку за спину и отошёл на два шага.

— Териат, — прошептала она, казалось, в ещё большем замешательстве. 

— Я переживал, — признался я, нащупав баланс между шепотом и оглушительным эхом. — Почему-то мне казалось, что нам стоит ждать тебя в Арруме, но ты так и не появилась. 

Ариадна мимолетно улыбнулась и, подняв нить, что я обронил в попытке поймать принцессу, подвязала ей волосы.

— А мне казалось, что вам нужно время, чтобы всё обсудить, и моё присутствие будет лишним. 

Я коротко кивнул. Разумеется, она была права. Хоть прошедшие дни и не ознаменовались какими бы то ни было решениями, никто не знал, что обсуждается на собраниях Двадцати.

Ариадна уже переходила из стадии смущения в позицию обороны: расправленные плечи, прямая спина, чуть вздернутый подбородок. С собранными волосами её лицо казалось строже, черты — более резкими, фигура в платье — более женственной. Образ мальчишки-задиры, которого она придерживалась в свободное время, совершенно не вязался с тем, как она выглядела сейчас. Впрочем, что-то внутри подсказывало мне, что это была лишь маска, и дорогие заморские ткани для неё — не более чем театральный занавес, помогающий скрыть мастерски исполненное представление. 

— Что написано на табличке у входа? 

Я задал вопрос, чтобы прервать нависшую тишину, давившую на плечи нестерпимым грузом; мой интерес был совершенно серьезным, но принцессу он не на шутку рассмешил. Она не выходила из роли, наигранно прикрывая рот ладонью, что весьма забавно контрастировало с хрюкающей от забавы “Мией” после состязания в трактире. Заметив серьезное выражение моего лица, она резко прекратила.

— Ты… ты серьезно? 

— Более чем. 

— Разве эльфы — не высшая раса, превосходящая людей в развитии и бла- бла-бла? 

Узнаю лисицу. 

— Мы говорим на вашем языке, — прислоняясь к стене и складывая руки на груди, объяснил я. — …как ты могла заметить. Но письменность, за редким исключением, не изучаем. Нет потребности. 

Ариадна, посчитав аргумент разумным, пожала плечами. Она не глядя запрыгнула на подоконник, усаживаясь на нем, и мое сердце на секунду замерло. Неустойчивое положение принцессы заставляло кровь разгоняться и огненными потоками проходить через вены, чтобы в любой момент суметь среагировать. 

— Я могу научить тебя, — заявила она. 

— Боюсь, я не могу позволить себе такого учителя. Разве что Ваше Высочество не принимает оплату листочками да травинками в довесок к монетам. 

Ариадна смягчилась, но обращение не доставило ей удовольствия.  

— Прошу, не называй меня так. Как хочешь, но только не «Ваше Высочество». При первой встрече я не просто так… 

— Хорошо, лисица, — перебил я ее. 

Будь мы в замке, эта выходка могла бы стоить мне головы. Однако принцесса, судя по реакции, приняла это как комплимент; ей не хватало неформального общения. Прозвище ей, казалось, тоже пришлось по нраву. 

— Можем встречаться дважды в неделю. Или трижды, — деловитым тоном сказала Ариадна, заходив кругами по комнате, словно планируя не уроки письменности, а военное наступление. — После заката, здесь, в башне. Тут редко кто-то дежурит, поэтому всегда смотри в это окно. — Она указала на место, откуда чуть не выпала несколько минут назад, а затем на факел на стене напротив. — Если путь будет чист, я буду зажигать огонь. Если его нет — значит, я не сумела выбраться из лап придворных или прогнать стражу.