Я не прощаюсь - Хан Ган

уездного города П., тот маленький автобус, возможно, уже перестанет ходить из-за снегопада.

Покрытые крупными гроздьями расцветших пурпурных цветочков тропические деревья развевались на ветру. На цветках не было ни одной снежинки – настолько яро он резвился. Некоторые более длинные ветви пальм разносило сильнее других. Размокшие листья, стебли цветков и бесчисленные ветки всех деревьев в этой вьюге словно существовали отдельно друг от друга – поддаваясь мандражу в отчаянных попытках скрыться от настигшей их участи.

«Тот снегопад в Сеуле, по сравнению с этой вьюгой – полная благодать», – подумала я. Ещё только четыре часа назад, когда я вышла из больницы, где лежит Инсон, я села на заднее сиденье такси и наблюдала за тем, как падающий с неба пепельного оттенка снег, напоминая обрывки нитей, заполонял пространство. Инсон – каждые три минуты проливающая свежую кровь от пронзающих её пальцы игл; шепчущая, стараясь не напрягать голосовые связки; глядящая на меня сияющими глазами – то ли от боли, то ли почему-то ещё – Инсон. Я попрощалась с ней и направилась в аэропорт Кимпхо. Дворники упорно убирали с переднего стекла похожие на обрывки ниток прилипавшие к нему снежинки.

* * *

Я приехала сюда, потому что Инсон попросила меня съездить к ней домой.

– Когда? – спросила я.

– Сегодня, пока не зашло солнце, – ответила она.

Я не была уверена, что успею, даже если сразу на такси поеду до аэропорта и сяду на первый же самолёт до Чеджудо. «Может, она шутит?» Но нет, взгляд её говорил об обратном.

– Если не успеешь, он умрёт.

– Кто?

– Попугай.

Вместо того чтобы переспросить и удостовериться, я вспомнила про маленьких попугайчиков, которых я увидела у неё, когда приезжала прошлой осенью. Один из них даже поздоровался со мной: «Привет!» И меня это застало врасплох, потому что интонация очень напоминала Инсон. Раньше я не знала, что попугаи, помимо произношения, могут повторять и людские интонации. Что потом ещё больше меня поразило, так это то, что он использовал такие короткие выражения, как «Да» или «Нет», «Не знаю» и так далее, постоянно перемешивая их между собой, якобы отвечая на вопросы Инсон, и они идеально подходили! «Люди зря говорят: “Повторяешь, как попугай”», – подметила в тот день Инсон. «Ты только посмотри, как они между собой общаются!» – со смехом убеждала она сомневающуюся меня. «Попробуй сама, подними руку». Я колебалась, но улыбка Инсон придала мне храбрости – я открыла дверцу клетки и просунула туда указательный палец. «Садись ко мне на пальчик». Попугайчик сразу же ответил: «Нет». Сначала я смутилась, думая, что он отказался, но потом он своими маленькими сухими лапками перебрался на мой палец – словно весил всего пару граммов – и что-то дрогнуло у меня внутри.

– Ами умер пару месяцев назад, так что теперь остался только Ама.

Если мне не изменяет память, то разговаривал Ами, и Инсон говорила, что он проживёт ещё лет десять. Почему он так внезапно умер? Ами был белым попугайчиком с переливающимся жёлтым оттенком, который был даже нежнее желтизны лимона.

– Проверь, жив ли ещё Ама. Если да, то дай ему воды.

В отличие от Ами, Ама был полностью белым, поэтому выглядел незаурядно. Несмотря на то, что Ама не мог говорить, он прекрасно имитировал то, как Инсон напевает. Почти сразу, как Ами подлетел и сел на мой палец, Ама тоже взлетел и присел на моё правое плечо – и ровно так же как Ами, был очень лёгким и с сухими лапками, которые я почувствовала даже сквозь шерсть своего свитера. Я хотела было посмотреть на него, но стоило мне чуть-чуть шевельнуться, как он сразу же повернул клюв ко мне, склонил головку и задумчиво на меня уставился.

– Хорошо, – кивнув, ответила я Инсон, осознавая, что она не шутила. – Я тогда поеду домой, соберусь и завтра с утра полечу первым же рейсом…

– Нет.

Обычно Инсон никогда не прерывает людей, пока те говорят.

– Так будет уже слишком поздно. Пальцы я себе порезала уже позавчера – в тот же день ночью мне сделали операцию, и до вчерашнего дня я была не в себе. А сегодня немного пришла в себя и сразу же связалась с тобой.

– А на острове нет никого, кого бы ты могла попросить об этом?

– Нет.

В это трудно было поверить.

– Ни в городе Чеджу[21], ни в Согвипхо[22]? А что насчёт той бабушки, которая тебя нашла?

– У меня нет её номера.

Тон её голоса показался мне необычно отчаянным.

– Кёнха, мне не на кого положиться, кроме тебя. Присмотри за Ама, пока я не вернусь.

Я удивилась и хотела спросить, серьёзно ли она хочет, чтобы я ещё присматривала какое-то время за ним, но Инсон, не дав мне возможности, добавила:

– К счастью, позавчера утром я наполнила его миску водой и оставила кучу проса, сухофруктов и гранулы, потому что собиралась работать допоздна. Так что, возможно, он протянул эти два дня, но на три дня этого всего не хватит, завтра он точно умрёт, а сегодня его ещё можно спасти.

– Хорошо, я поняла, – попыталась я утешить Инсон, на деле при этом ничего не понимая. – Только я вряд ли смогу жить в твоём доме, пока ты не вернёшься. Поэтому, может, я лучше привезу его тебе в клетке? И тебе самой поспокойнее будет, если его увидишь.

– Нет, – твёрдо ответила Инсон.

– Ама вряд ли справится с такой резкой сменой обстановки.

Я была в замешательстве. За двадцать лет нашего общения Инсон никогда не просила у меня о чём-то настолько трудном. В сообщении она попросила меня взять с собой удостоверение личности, поэтому я подумала, что ей нужно было срочно подписать какие-то документы для операции, и даже не зашла домой, сразу сев на такси. Может, у неё немного помутнел рассудок от сильной боли и шока? Или она пытается навязать мне чувство вины? Неужели ей и правда некого больше просить, кроме меня? Ни одного человека, который смог бы прожить там месяц, присматривая за птичкой, и у которого не было бы ни семьи, ни работы, ни смысла в повседневном существовании? Какая бы у неё ни была причина выбирать меня, отказать я ей не смогла.

* * *

Каждый раз, когда ветер разносил облака над морем, на горизонте проблёскивал солнечный свет. Тогда снежинки, напоминающие огромные косяки птиц, возникали словно мираж, слегка касаясь поверхности моря, и столь же резко исчезали. На стекло, к которому я прижалась виском, тоже непрестанно падали крупные снежинки, которые мигом смывались ежесекундно