Конец Мадамин-бека (Записки о гражданской войне) - Марк Полыковский

Из всех руководителей басмаческого движения Мадамин-бек был наиболее дальновидный. Об этом свидетельствуют документы и поступки бека. Он хорошо представлял себе обстановку в Туркестане, и не только в Туркестане. Силы реакции, которой он служил оружием, олицетворяли собой все прошлое, вступившее в борьбу с Советской властью. Силы эти иссякали по мере нарастания мощи нового строя. Народ, сбитый с толку контрреволюционной пропагандой националистов и духовенства, первое время прислушивался к лозунгам, выброшенным басмачами. Какая-то часть его даже поддерживала курбашей и шла за ними. Но обман не мог продолжаться бесконечно. Идеи революции все больше и больше проникали в гущу народную, и там, где удавалось посеять семена нового, они произрастали буйно, давали чудесные всходы.

Почему лишь семена? Почему так скромно? Да потому, что с первых дней революции почти вся Ферганская долина была объята пламенем гражданской войны, и за пределами городов, в гуще сельского населения, гнездились басмаческие банды. Глашатаи нового с трудом доходили до кишлаков и с еще большим трудом произносили слова правды среди народа. Басмаческая пуля летела в спину смельчака. А если он не умирал сразу, в первый день своего появления в кишлаке, то его настигал нож в сумраке ночи. Наиболее упрямых и живучих сжигала на костре налетевшая по сигналу байских прихвостней банда одного из курбашей.

Слово революции действительно пробивалось в народ сквозь огонь и кровь. Но оно пробивалось.

Народ не только приветствовал части Красной Армии, освобождавшие кишлаки от басмачей. Дехкане шли в партизанские отряды, создавали свои, возникавшие стихийно, вооруженные группы, получившие своеобразное название «красных палочников». Название это было символическим. Не одними палками вооружались кишлачники. В руках у них оказывались старинные охотничьи ружья «мултуки», пики, сабли. Но иногда приходилось брать и обыкновенную дубину и обороняться от врага. «Красные палочники» были незаменимыми разведчиками и проводниками советских войск, боровшихся против басмаческих банд. Это они указывали тайные тропы врага, называли места стоянок курбашей, разоблачали басмаческих шпионов.

К тому времени, когда Мадамин-бек, не приняв боя, уходил из Янги-НаукаТа, против него выступали уже и национальные части. В нашей бригаде находился отряд Мулла-Умира в двадцать пять человек. Да и почти в каждом эскадроне были узбеки и таджики. Часть из них з прошлом сражалась на стороне бека, теперь стала в ряды Красной Армии. Главарь басмачества об этом знал. От него откалывались малые и большие отряды, и, как на странно, он относился к подобным фактам со спокойствием обреченного.

Из-под власти Мадамин-бека уходили джигиты. Уходили курбаши. Гульча, куда он держал теперь путь, представляла собой арену междоусобицы. За день до событии в Янги-Наукате там сцепились бекские военачальники, и, не появись вовремя главарь, дело дошло бы до столкновения банд.

Небольшая русская крепостца Гульча приютилась рядом с кишлаком того же названия. Селение теснилось своими глинобитными домиками на самом берегу бурной горной речки. И речка именовалась Гульча. Свои воды горный поток нес в не менее бурную Кара-Дарью. Среди утесов, обрывов, под защитой беснующегося потока стояла крепость. До нее добегали горные тропы, а пересекала ее дорога, идущая от Оша к укреплениям и пограничным пaмирским постам. До революции в Гульче стоял гарнизон из сотни казаков. Теперь там расположился курбаши Халходжа.

Считая себя главным из басмаческих предводителей и втайне мечтая о роли вождя, Халходжа уже давно не признавал Мадамин-бека. Здесь, вдали от ставки главаря, ой действовал по своему усмотрению и требовал к себе таких же почестей, как и бек. Ему были ведомы военные неудачи басмаческого командования. И эти неудачи он относил на счет ненавистного Мадамина. Всяческими интригами, заговорами Халходжа пытался ослабить влияние своего врага. Совсем недавно он послал в ставку басмаческого главаря, в Кара-Тере, письмо. Самолично курбаши низвергал Мадамин-бека с его «высокого» поста. «Мы все — курбаши и аскеры, — писал Халходжа, — не признаем своим главным вождем Мадамин-бека Ахматбекова. Многих из нас он разоружил, всячески обижал. Меня, ишана Халходжу, возил по кишлакам на неоседланной лошади, четыре месяца держал под арестом, нанес много оскорблений чести мусульманина…»

Мадамин-бек смолчал, не ответил на письмо своего подчиненного. Не до обид было теперь. Над ним нависла угроза полного разгрома, и только на отшибе, в Гульче, можно было спорить о власти, которая волею истории уже уходила из рук басмаческих главарей. Это знал Мадамин-бек, но этого не понимал завистливый Халходжа.

Правитель крошечной крепостцы решил опередить события. Прежде всего надо было убрать сторонников бека, которые находились в окрестных кочевьях. Со своими отрядами здесь стояли Муэтдин-бек и Сулейман Кучуков. Особенно беспокоил Халходжу курбаши Кучуков. Он пользовался не только благосклонностью Мадамин-бека, по и слыл хорошим командиром и одно время считался его помощником. Бывший полковник русской армии Сулейман Кучуков после демобилизации работал в Оше в конезаводстве и присоединился к басмачам во время джалал-абадского кулацкого восстания. Вместе с Кучуковым находился и военный министр так называемого мадаминовского белогвардейского правительства генерал русской армии Муханов.

Выбор Халходжи пал на Кучукова. Не особенно задумываясь о последствиях, подогреваемый честолюбием, курбаши применил избитый басмаческий прием — обманным путем заманил к себе собрата по оружию и, когда тот переступил порог крепости, приказал схватить и связать его. Не обошлось без борьбы, Кучуков отбросил наседавших на него джигитов, но сабельный удар по голове заставил его стихнуть.

Опасный противник в руках Халходжи, и, опьяненный, успехом, курбаши шлет своего подручного к Муэтдин-беку с предложением разделить власть. С нетерпением ждет он ответа. Проходят томительные сутки, прежде чем гонец возвращается. Ответ не радует Халходжу. Муэтдин-бек отказывается присоединиться к нему. Больше того, каракиргизы кучуковского отряда, узнавшие о пленении их командира, решили расправиться с Халходжой. Они грозились содрать с него кожу. Не столько угрозы кара-кирризов, сколько отказ Муэтдин-бека, встревожил Халходжу. Курбаши, видимо, не торопились менять предводителя, и новая чалма на голове очередного претендента в вожди «армии ислама» их мало радовала. Другие мысли таились у каждого из этих главарей. Они, как и Мадамин-бек, думали о будущем. И недалеком будущем.

А тут еще весть — из Янги-Науката идет Мадамин-бек. Главные силы катятся на юг, под прикрытие гор. О новых правителях ли теперь спорить? Пора заняться собственной судьбой. Вот если бы нашелся человек, способный подсказать выход из создавшегося положения, тогда, пожалуй, его послушались бы, к нему присоединились. Но такого человека нет. Халходжа даже отдаленно не похож на «пророка». Он опьянен жаждой власти и ничего, кроме парчового халата «правителя», не видит.

Не без сожаления снял путы с Кучукова мятежный курбаши. И рану перевязал скрепя сердце и отпустил из крепости без доброго мусульманского напутствия. А сам смиренно вышел навстречу Мадамин-беку и в знак приветветствия приложил руку к сердцу.

Халходжа все еще не понимал того, что происходит. Ему мерещились лишь неудачи бека. А то, что под ним самим горит земля, он не чувствовал. Земля действительно горела под басмачами. Поэтому Мадамин-бек и не наказал Холходжу за произвол и насилие, не приказал посадить под арест или, как прежде, на неоседланную лошадь. Он даже не пригрозил ему.

Халходжа расценил это как слабость бека. Но остальные курбаши поняли причину такого мягкосердечия своего главаря — Мадамин-беку не до них.

Лишь короткий привал сделали отряды. Снялись ночью, в ветер и снег, и покинули Гульчу. Проводники повели отряды бека берегом Куршаба, а там по заветным тропам они растеклись и сгинули.

След Мадамин-бека был потерян…

В первые же погожие дни наша Ферганская бригада выступила в Наманган. В Иски-Наукате ее сменила 6-я стрелковая бригада 2-й дивизии под командованием Петра Митрофановича Парамонова. Ему было приказано занять Гульчу и выбить оттуда басмачей.

Покончить с врагом ему удалось быстро и довольно просто. Обошлось без боя. В Иски-Наукат Парамонов вступил вечером 5 января, а на рассвете связался по телеграфу с Гульчой. Он вызвал к аппарату Муханова и Кучукова. Разговор длился всего несколько минут. Петр Митрофанович предложил им сдаться и от имени Советского командования обещал амнистию всему составу отрядов.

— Пусть подойдет к аппарату офицер русской армии, если среди вас таковые имеются, — попросил Муханов.

— У аппарата капитан русской армии, — ответил Петр Митрофанович. — Подтверждаю честным словом коммуниста амнистию бывшему генералу Муханову, полковнику Кучукову и курбаши Муэтдин-беку.