Конец Мадамин-бека (Записки о гражданской войне) - Марк Полыковский

И она, крестясь, пошла своей дорогой.

ВОЛКИ СНОВА ГРЫЗУТСЯ…

Война продолжалась…

Метелями и морозами встретил нас двадцатый год. Зима выдалась на редкость суровая и необычная для солнечной Ферганы.

Ходили слухи, что на дорогах падали люди, захваченные Метелью, и замерзали. Замерзших животных я сам видел. К голоду и страшным эпидемиям присоединился холод. И какой холод! Словно приволжские степи с их буранами и лютыми морозами переместились на юг. Видно, всегда одна невзгода цепляется за другую. Сейчас их скопилось бесчисленное множество.

Наш постоянный противник — Мадамин-бек — на время приутих. Не совсем приутих. Банды двигались где-то по дальним районам, перемещали свои штабы, соединялись, разъединялись, но близко к нашим гарнизонам не подходили. Да и вести бои в такую погоду было трудно. Но к боям готовились. Этот год нарекался последним для Мадамин-бека. Не знаю, чувствовал ли он это, но для нас были ясны предстоящие перемены в ходе гражданской войны. После прорыва оренбургской пробки восстановилась нормальная связь с Центральной Россией. Туркестан ожил, силы наши возросли. Уже в январе 1920 года с ликвидированного Оренбургского фронта в Скобелев прибыла Отдельная Приволжская татарская стрелковая бригада под командованием Юсуфа Ибрагимова. Несколько ранее, в ноябре 1919 года, из района Аральского моря в распоряжение штаба Ферганского фронта были направлены части так называемого Оренбургского казачьего войска, перешедшие на сторону Советской власти.

Войска Ферганской долины подверглись реорганизации. Все части Ферганского фронта объединились во 2-ю Туркестанскую стрелковую дивизию под командованием Веревкина-Рохальского, все кавалерийские части — в Отдельную Ферганскую кавалерийскую бригаду под командованием Эрнеста Францевича Кужело. Мне выпала честь стать командиром первого полка этой бригады, организованного из восемнадцати красногвардейских отрядов Ферганской долины— Скобелевского, Чимионского, Беш-Бошского, Панского, Кокандского, имени III Интернационала и других.

2-й интернациональный имени Карла Либкнехта полк возглавлял венгр коммунист Миклош Врабец, бывший военнопленный.

Сдавшиеся басмаческие отряды были сведены в 3-й полк под командованием бывшего курбаши Муллы Иргаша-кичик (Малого). Это прозвище относилось, впрочем, не ко внешнему виду командира 3-го полка (Мулла Иргаш был высокого роста, могучего телосложения), а к значимости Муллы Иргаша как командира небольшого басмаческого отряда.

План предстоящей операции, складывающейся из целого ряда ударов, предусматривал в конечном счете окружение и полную ликвидацию сил Мадамин-бека.

Каковы же были основные удары?

Татарская дивизия, подкрепленная казачьими сотнями, выбивает части Мадамин-бека из их постоянных стоянок в междуречье и гонит в сторону Шарихана.

Скобелевский гарнизон выходит на селение Гарбуа с юго-востока и юго-запада.

Наша Ферганская кавалерийская бригада выступает из Намангана через крепость Бабура и кишлак Шаханд и тоже направляется в район селения Гарбуа, чтобы не дать противнику уйти в Яз-Яванские степи.

Мадамин-бек учуял опасность. Он понял, что узкая долина между реками Нарыном и Кара-Дарьей может превратиться для его войска в петлю, из которой не вырвешься. Банды снялись с насиженных и удобных мест и начали свой поход, конец которого вряд ли мог предвидеть тогда еще сильный Мадамин.

В районе Гарбуа ему удалось соединиться с отрядами Курширмата. и, отбиваясь от наших передовых частей, уйти через Акбарабад, Суфан и, Кокджар в горную зону, к кишлакам Янги-Наукат и Иски-Наукат.

Страшны Алайские горы зимой. А эта зима была особенной. Я уже упоминал о сильных морозах и метелях. В январе они разыгрались не на шутку. Будто нарочно схватился ветер с басмачами, захлестывая дороги сугробами, обживая нестерпимым холодом людей и животных.

Вместе с ветром шли по следу Мадамин-бека и наши конники. Кужело было приказано преследовать противника, не дать ему укрепиться. А бек торопился, искал малодоступные для нас места, но удобные ему в целях обороны.

Вначале путь лежал по равнине. Помнится, полк, борясь с ветром, двигался по заснеженной дороге. Сугробы наметало так быстро, что тропа, пробитая передними рядами, исчезала буквально на глазах. Кони вязли в свежей пороше, с трудом преодолевая каждый шаг. Стужа все усиливалась.

Когда наша бригада приблизилась к кишлаку Янги-Наукат, начался снегопад. Разыгрался обычный для этих мест буран. Все вокруг металось в каком-то бешеном вихре. Ни дороги, ни деревьев — только крутящийся снег.

В такую завируху наша разведка сумела сбить тыловое охранение Мадамин-бека и захватить пленных. Стычка произошла всего в шести километрах от Янги-Науката.

Я всегда удивлялся и восхищался мужеством и отвагой кавалеристов-разведчиков. Новый случай дал возможность снова порадоваться. Ведь надо же среди такого адского ветра, в снежную бурю разыскать басмаческое охранение и пленить его! Впрочем, наши ребята и не таксе выделывали.

Кужело сам допрашивал пленных, а потом вызвал меня и Миклоша Врабеца.

— Мадамин-бек рядом, — сказал Эрнест Францевич. — Его штаб и главные силы в Янги-Наукате. Обстановка такая, что отдыхать дать не могу ни одному эскадрону, хотя знаю — все устали страшно…

Я слушал комбрига и мысленно оценивал наши силы. Марш по заснеженным степям и тропам предгорья, ветер, холод — все измотало людей до крайности. Но отдых немыслим. Лучше бой, он развеет усталость, поднимет дух. Хуже, если бек уйдет, и нам, опять-таки без отдыха, придется преследовать его в горах.

Притом, что такое усталость? Стоило только посмотреть на Кужело, как приходил стыд за свое малодушие. Недавно он встал после тяжелого ранения. Не все верили, что он вообще встанет. И вот выжил, поборол смерть, недуг, прошел вместе с нами труднейший путь. Не только прошел. Вел за собой бригаду и снова готов к бою, походу. Готов к трудностям. Имеем ли мы право отставать от Кужело?

Мы принимаем слова комбрига как приказ. Собственно, это и есть приказ. Предстоит бой за Янги-Наукат, где стянуты силы Мадамин-бека.

Бой начался, как только прибыла конная батарея татарской бригады. Она открыла огонь по кишлаку. Одновременно мой полк был послан в обход селения. В лоб противнику на Янги-Наукат развернулись цепи 2-го Интернационального полка Миклоша Врабеца.

А снег все шел. К гулу орудий и треску винтовок присоединился неистовый вой метели. Я не помню второго такого боя в снежную бурю, когда скачешь и стреляешь среди белого мрака, когда враг не виден, он лишь угадывается где-то впереди.

Как и многие бои с басмачами, бой под Янги-Наукатом не окончился. Он даже не развернулся. Мадамин-бек, располагая несравненно большими, чем мы, силами, уклонился от схватки и, выставляя легкие заградительные отряды, ушел из селения. Не задержались его банды и в Иски-Наукате. Силы бека поспешно двигались в сторону Кичик-Алая на Гульчу, где гнездились со своими шайками плохо подчинявшиеся Мадамину курбаши. Но другого пути не было.

Наша бригада ворвалась в Янги-Наукат вслед за противником. Последние пули были посланы в спины скачущих басмачей, и, возможно, часть из них достигла цели. Но прозвучал приказ — остановиться. И сразу мы почувствовали смертельную усталость. Все, что скопилось за долгий путь, за дни изнурительной борьбы с холодом и ветром, все навалилось сейчас на нас. Мы не слезали, мы падали с лошадей. Только сон и тепло могли вернуть силы. И это поняло командование. О преследовании Мадамин-бека нельзя было и помышлять. К тому же метель еще усилилась. Небо будто пало на землю, придавило ее, засыпало снегом, исхлестало ветром. Кишлак утонул в сугробах, застыл в леденящей стуже.

Привели пленных басмачей. К моему удивлению, среди них оказался русский мальчонка лет двенадцати, худенький, щуплый, в ватном халате, в киргизском малахае на голове, в огромных сапогах не по росту, бледный.

Миша Спиридонов, отчаянный рубака, командир 1-го взвода 4-го эскадрона, рассказывает: «Погнался я за одним басмачом, уходит на коне в гору, вот-вот настигну, снег, туман, только вдруг обернулся мой басмач, плачет — «дяденька, не убивай меня…»

Этого мальчика мы через некоторое время поместили в детдом в Коканде.

Мадамин-бек, ожидая погони, шел не останавливаясь, не щадя коней. Немало басмачей, страшась метели и будущего, которое становилось все грознее и безнадежнее, покидало в дороге своего главаря.

Сам бек не тешил себя иллюзиями. Он уже видел недолгую тропу, ведущую к концу. Банда его была по-прежнему многочисленна, он сберег большинство отрядов, избегал крупных боев. Но она не способна была устоять перед натиском сконцентрированных против него сил, и Мадамин-бек покинул Янги-Наукат, как до этого вынужден был оставить Кара-Тере. И задержится ли в Гульче? Что ждет его там?