Повесть дохронных лет - Владимир Иванович Партолин

— Дети, мы с господином Куртом пришли спросить, понравились ли вам помидоры и огурцы? Папа Франца выращивает и поставляет эти овощи к школьному столу.

Тут же не замедлило: «Вкусные», «Побольше бы», «Ещё хотим».

— Поблагодарите господина Курта, — призвал директор учеников, приглашая отца на выход.

Ещё громче и с большим энтузиазмом, от класса зазвучало: «Побольше бы бОльших», «И капусты надо бы», «Всё съедим».

Директор и отец вышли из мастерской.

Я встал и подошёл к стеллажу с полной уверенностью в том, что мой бегемот стараниями Плохиша перекочевал с верхней полки на среднюю. Так и есть. Лежит рядышком с кашалотом. Но что это?! Бегемот лишился ушей, глаз и хвоста! Теперь больше походило на кашалота! Только вода с кругами и выдавала, что моё это творение. Причём, расходились круги теперь не у пасти, а от всего туловища. И не пасть вовсе это уже: наведённая по пластилину стеком канавка горизонтальная смазана, её заменила — проделанная определённо чьим-то ногтем — вертикальная бороздка. В довершение всего, начертанное мной по воде «БЕГЕМОТ В ПРУДУ.» тоже смазано и заменено на:

ЛЮБИМЕЦ ДАМЫ

Поборов оторопь, я лихорадочно искал тигра Батыя, которого Плохиш намеревался поправить. Нашёл на верхней полке в кругу жирафа и скунсов. «Червяк» оставался всё тем же «полосатым червяком с ногами».

Что-то подкатило к кадыку, в прокушенной губе запульсировала кровь и с прежней силой заболело в паху.

Класс замер.

— Франц, ты хочешь рассказать о бегемоте? — неуверенно спросила Маргарита Астафьевна, подивившись моей инициативе. — Только не больше пяти минут. У нас тут есть не менее интересные млекопитающие: жираф, черепаха, медведь. Жаль носорога никто не вылепил. С него бы начали — потому, как тема тоже пропущена.

— Во-во, пусть расскажет. У него бегемот ба-а-альшой, кра-а-асивый.

Плохиш подхватил, случая блеснуть познаниями не упускал:

— Семейство бегемотовые — бегемот, или гиппопотам. Хи-ппо-по-тамус ам-фи-биус. Арабы называют его «речным буйволом», но более точно этого неуклюжего великана называли древние египтяне — «речная свинья», поклонялись ему как животному священному. Особенный интерес у них вызывало соревнование самцов в брачных играх. Хвостом раскидывают помет на дальность. Если победитель не выявится, становятся друг перед другом и разевают пасти, кто насколько сможет шире. И только когда и в этом соревновании претендент на гарем не выявится, у бегемотов начинаются обычные у самцов других видов бои, часто с трагическим исходом.

— Запрудный, ты самое интересное рассказал, что Францу останется? — остановила Плохиша учительница.

— Так тож о бегемоте «египетском», пусть о своём расскажет, — вмешался Батый.

Хизатуллина с Запрудным я видел плохо: то что-то, что подкатило к кадыку, поднялось выше и теперь застило мне глаза. Рассчитывали, брошусь и сомну пластилин, а я не стану, просчитались.

Я повернулся к классу. Все уставились на меня, никто не отвлекался. Только Дама одна сидела с опущенной головой, да Изабелла сзади что-то чиркала электронным карандашом по планшету. Глянул на доскплей, под строчками «И КАПУСТЫ НАДО БЫ!», «ВСЁ СЪЕДИМ!!» появилось:

ЗАЦЕЛУЮ ДО СМЕРТИ!!!

Ну, гады! Вы сейчас у меня эту вашу «поправочку» сожрёте, распалялся я, поворотясь к Батыю и Плохишу. О парубке я уже не помнил, а угроза эфиопки не колыхала.

— Ну же, Франц, начинай, — совсем неуверенно потребовала Маргарита Астафьевна: она почувствовала или по моему и класса поведению поняла, что здесь что-то не так.

— Покажи красавца, расскажи, — поддержал учительницу Батый. Он и Плохиш стояли по сторонам стеллажа в прежних позах — с широко расставленными ногами. Только руки их теперь не были заведены назад, оба ногтями одной чистили от пластилина под ногтями другой.

Один прыжок, и я ухватил Батыя за грудки. Тот как будто ждал этого: нисколько не сопротивляясь и оставаясь с широко расставленными ногами, повис в моей хватке. Руки развёл в стороны и помахивал ими, — в точности, как это проделывал я в объятьях Изабеллы. Ещё Батый зажмурил, в томности закатив в потолок, глаза и вытянул трубочкой такие же толстые, как у эфиопки, губы.

Класс хохотал.

— Мальчики, прекратите! — кричала Маргарита Астафьевна.

Я растерялся: от классного авторитета ожидал совсем иной реакции. Поборол же замешательство действием для всех неожидаемым, для меня спонтанным. Впился Батыю в губы.

Класс ахнул.

— Раз… два… три, — начала Ленка.

— Четыре… пять, — подхватила Глашка-головастая.

— Хизатуллин! Курт! — кричала Маргарита Астафьевна. Зоологичка стояла на верхней трибунной ступеньке, и, казалось, теперь точно переступит балюстраду и спрыгнет вниз под герб разнимать нас.

Ощутив под зубом соль крови Батыя, я с силой оттолкнул его от себя. Продолжая взмахивать руками, теперь в попытке устоять, классный авторитет полетел спиной в доску. Ударился об неё головой, и на пол к ногам упала сигарета — выпала из-за наушника. Оставаясь припечатанным к рисунку «кружочек, скобка, скобка, точка, точка, запятая — вышла рожица кривая», Батый мгновенно поправил наушник, сползший и обнаживший безобразные шрамы в месте отсутствующего уха. После картинно оттолкнулся затылком от доски и не спеша снял пиджак, встряхнул за плечики и постелил перед собой. Ступив на меловые отпечатки «кривой рожицы», слизнул с губы кровь и языком провёл по золотым печаткам на пальцах собранных в кулак. Медленно, — похоже, не рисуясь, а всерьёз, — принял стойку боксёра.

Класс замер.

Я отпрянул назад. Такого поворота событий не ожидал: драка вживую! В школе! Но скоро овладел собой.

Плевать, смирился я с теперь уже неизбежной потерей парубка.

Левую ногу оставил чуть впереди, а на правой всем телом подался назад. Выпрямил указательный с безымянным пальцы одной руки и указательный другой, остальные подсобрал в кулаки и эффектно с большой амплитудой в движениях выставил перед собой у лица. Получилось, будто из ружья — пальцы: целик и мушка — целюсь в Батыя. И со стороны казалось, что стою я на правой ноге, а на самом деле, вес моего тела остался сосредоточенным на левой — в том секрет моей боевой стойки. Обучил меня ей инструктор рукопашного боя российских воздушно-десантных войск майор Франц Курт, мой дядя. Обычно принимал я её уже в пылу драки, чтобы уловку не раскусили, но сейчас спешил вырубить противника враз.

Класс охнул: назревала драка вживую! В школе. Такого досель не случалось.

Батыю что? У него отец — владелец ресторанов в курортных городах Новой Земли. А вот мне Покрышкину с отцом-фермером придётся несладко.

Ожидание — противник с нападением медлил — меня отрезвило, и я подумал всё обратить в потеху: ринется Батый, развернусь на «толчковой» — пропущу гору мышц и жира. Пару-тройку станков сметёт.

— Ни с места!!

Голос Квартального у меня