Повесть дохронных лет - Владимир Иванович Партолин

Однако у Квартального рост изрядный.

Вдруг Стас повернулся к стеллажу, согнулся к нижней полке… и замер… зашёлся в кашле. Выпучив глаза на Батыя, начал бить большим пальцем через плечо себе в спину. Зная, что тот не может прийти на помощь — сигарету закрывает — сам приблизился, и Салават принялся хлопать ладонью по указанному месту. Довольно ощутимо ударил кулаком и изо рта подавившегося выпала на пол ириска. Для Квартального спектакль: в классе знали, что разыграно. Плохиш за партой якобы давился, срывался с места к отвечавшему у доски Батыю и, пока тот ему хлопал по спине, подсказывал или передавал шпаргалку.

Запрудный откашлялся и оба резко развернулись к классу с возгласом:

— Ап!

Салават прятал за спину тигра, а Стас в вытянутой руке демонстрировал мою поделку, бегемота. Подмигнул мне.

И они, догадался я, раскусили Квартального, поняли, к чему тот клонит. Так только можно было объяснить импровизационную сцену с подменой пластилиновых фигурок.

— Артисты, — восхитилась учительница.

— Фокусники, — уточнил и похлопал в ладоши директор.

— Пройдохи, — не согласился отец.

А за станками на всех нашло безудержное веселье: хлопали, топали, писали на доскплее «БИС» и «БРАВО».

Что на меня нашло?! Я всё испортил!

Подскочил к Плохишу, выхватил у него поделку, решительно подошёл к директору и установил дощечку на свои четыре пальца, ему поближе.

— Аля-гоп, — не удержался.

Лицо Квартального мрачнело, голубые глаза синели. Он не знал, как ему поступить. Вроде замял ЧП. Какие там поцелуи — у мальчишек. И драки не было. Баба поцеловала Франца. Протокол составят — родители штраф заплатят, эфиопам не убудет. А если даже дело к драке шло, — не успели, только покусались, за что тоже штраф установлен. Мелочь. И вот тебе на! «Бегемот».

— Финита ля комедия, — заключил я. Повернулся было отойти, но директор остановил за плечо. Шевелил губами… Читал. Я глянул на угол дощечки и сам прочёл:

ЮБИМЕЦ ДАМЫ

В шёпоте директора отчётливо разобрал «Любимец Дамы». Стас попытался стереть, но верхняя полка стеллажа ему не по росту, потому-то потёр «воду» не совсем в том где надо. Промахнулся Акела. И я вынес приговор своему злоключению:

— И апофеоз с наказанием!

«Стамеску» (так называл Даму, когда ещё не была сложившейся девушкой, а была худой, угловатой девчонкой выше меня ростом) свою ты, Дядя Ваня, в обиду никому не дашь. Держи карман шире, казначей мэрии. Тебе, Батый, — работка: попробуй сформулировать заключение протокола — это тебе не на списывание домашнего задания крапать.

Смирившись с неизбежностью, я попытался вырваться, но директор плечо не отпустил. Тогда я протянул в поклоне дощечку ближе, под самое лицо — дарю, дескать. «Держи сам, — приказал мне шёпотом и добавил: — Отец всыплет, я добавлю». Отпустил моё плечо и отклонился от поделки далеко назад — я так понял, оценить произведение. Покрутил дощечку на моих пальцах — рассмотрел со всех сторон.

— И это бегемот?.. Где хвалёные достоинства — реалистичность и выразительность?

У меня взыграло на душе!

— А мне нравиться. Не совсем реализм, конечно. Стиль здесь — скорее «суровый стиль», в чём-то перекликается с «сюрреализмом». А, впрочем, — «примитивизм», — тут же за директором высказал своё мнение Плохиш.

— Я бы так не слепил, — поддержал Батый.

— Животное по брюхо в воде. Пьёт в пруду Московского зоопарка. Видите, концентрические круги по воде у пасти, — воодушевлено поясняла Маргарита Астафьевна.

«Из пруда воду пьёт!», «Похож!», «Точно похож!», «Ну нормально!», «А бегемот и гиппопотам — это одно и то же?» — поддерживали Стаса, Батыя и зоологичку от класса.

— Ну, если таков тигр… корова… вот такая…. Кит хорош, но волн океанских не хватает. Ёжик — авангардистский, и не плох! Ворона — симпатичная… Молоком питалась, не из яйца вылупилась?.. А это, надо полагать, черепаха… То… — Дядя Ваня повернулся ко мне, — с большой натяжкой можно согласиться с тем, что вот это… бегемот. Стоит… То есть, лежит… То есть воду пьёт! В пруду… Ни о реалистичности, ни о выразительности здесь, конечно, говорить не приходится, несмотря даже на наличие кругов по воде. Соглашусь с Запрудным: «суровый стиль», больше «примитивизм», «сюром» отдаёт.

Я облегчено опустил дощечку, и Дядя Ваня примял поля шляпы вниз, — так всегда проделывал, когда затея ему удавалась.

Но рано было ему и мне обольщаться. Отец встрял!

Стоял, молчал, теребил себе мочки. Сыну повезло, сухим из воды выходил. Друг выправил положение, да чего уж там — выручил. Спас от штрафов, а он! Всё угробил, заявив:

— Эти пройдохи издеваются над тобой, Ваня! Да ты посмотри, какой же это бегемот? Какой сюр, какой примитивизм — натурализм чистой воды.

— Бегемот, — заскрежетал зубами Дядя Ваня. — Нет, ты посмотри на эти иголки, это иголки ёжика? А медведи? Лапы сосут, а то не узнал бы. А скунсы эти? Кто слепил?.. Карамазовы. Похожи. Ну, жирафа ни с кем не спутаешь. Хомяка тоже… огромен, думаю, слона лепили, да хобот не успели, хомяком оставили. Вот так и Франц, не успел вылепить глаза и уши своему бегемоту, время на круги по воде потратил.

Отец послушал друга, махнул рукой и обратился ко мне:

— Вот что сын, если ты сейчас же не убедишь меня в том, что действительно вылепил бегемота, я заявляю перед господином Вандевельде и твоими товарищами, вертолёта ты все лето не получишь. Парубка я купил, стоит на площадке.

У меня там же, где взыграло, потом оборвалось, снова взыграло. Купил! Не дожидаясь конца месяца. Наверное, владелец пригрозил продать… Ладно, в конце концов, лепил я бегемота, а к поправочкам в облике я не причастен, не моих рук дело. И меня понесло:

— Да, слепил я бегемота… Нет у него ног. Вот. Бегемот — инвалид… В былом артист Одесского цирка, воздушный гимнаст. Уникальное было млекопитающее, перенёс уникальнейшую операцию: ему, чтобы мог ухватиться за трапецию и канат, вместо… копыт на передних ногах пришили кисти шимпанзе, а на задних стопы орангутанга. Однажды он репетировал ночью, один на арене. Цирковой сторож был глуховат, потому ничего не услышал, не оказал первой помощи, не вызвал «скорую». Бегемот к своему несчастью сорвался с трапеции. Пролежал на арене всю пятницу, в цирке как на грех выходные перед гастролями начались. Промучился субботу и воскресенье, ещё день и ночь, весь вторник до среды. Началась гангрена, и бедный гимнаст в четверг лишился конечностей. Глаза, они выскочили из орбит ещё при падении, от удара об арену. А уши ему откусил жираф в Московском зоопарке, когда был ещё гигопотамчиком, в детстве. В воде не видно, —