Россказни Жана-Мари Кабидулена - Жюль Верн

— Я полагал, что самые глубокие впадины находятся в Японском море.

— Заблуждение! — воскликнул капитан Буркар. — Глубина здешних впадин на двести сорок пять саженей больше, что дает в результате девять тысяч метров.

— Так это, — ответил доктор, — высота Гималайских гор:[76] Дхаулагири в Непале — восемь тысяч шестьсот метров, Джомолхари в Бутане — девять тысяч…

— Да, мой дорогой доктор, сопоставление этих цифр наводит на размышления.

— Оно доказывает, капитан, что даже самые высокие вершины на земле не могут сравниться с подводными безднами. В тот период, когда наша земля обретала свой окончательный облик, впадины оказались более значительными, чем вершины, и вряд ли когда-нибудь удастся точно определить их глубину.

Спустя три дня, пятнадцатого апреля, показались берега архипелага Мореплавателей. «Святой Енох» бросил якорь в нескольких кабельтовых от Савайи, одного из самых крупных островов архипелага.

Дюжина аборигенов, сопровождавших своего короля, и англичанин, их переводчик, поднялись на борт. Незнакомые с правилами цивилизованного мира, они пришли почти голые. На его величестве одежды было не больше, чем на его подданных. Однако ситцевая рубашка, которую ему подарил капитан Буркар и в рукава которой он тотчас же просунул ноги, слегка прикрыла наготу суверена.[77]

Отправленные на берег по совету англичанина вельботы вернулись с запасом свежих кокосовых орехов.

С наступлением сумерек «Святой Енох», опасаясь оставаться на ночь слишком близко к берегу, повернул на другой галс и всю ночь крейсировал[78] в открытом море. С рассветом капитан Буркар вернулся на прежнюю стоянку. Аборигены доставили стюарду двадцать великолепных черепах, столько же маленьких свиней и множество птицы. Заплатили за эту провизию всяким хламом, какой очень ценят жители Самоа, и прежде всего скверными ножами по пять су штука.

На третий день после выхода в море дозорные заметили в четырех или пяти милях по левому борту стадо кашалотов.[79] Дул слабый северный ветер, и «Святой Енох» продвигался вперед очень медленно. Было уже поздно, часов около пяти. Но капитан Буркар не хотел упускать возможность преследования одного или нескольких кашалотов. Немедленно были спущены вельботы старшего офицера Эрто и лейтенанта Кокбера. Офицеры, гарпунеры и матросы заняли свои места. И вельботы на веслах двинулись по направлению к стаду.

Стоя на юте, капитан Буркар и доктор Фильоль следили за ними.

— Охота на кашалота труднее охоты на усатого кита, — заметил месье Буркар, — а потому реже бывает успешной. Загарпуненный кашалот так стремительно уходит на глубину, что часто приходится рубить линь. Но зато если вельбот сумеет удержать линь во время погружения, то в успехе можно не сомневаться. Едва животное поднимется на поверхность, как его добивают фленшерным мечом и пикой.

Так произошло и на этот раз. Обоим вельботам удалось загарпунить кашалота средних размеров, хотя иногда они бывают и крупнее полосатиков. Темнело. На востоке начинали сгущаться тучи и задерживаться долее было неосторожно. Весь вечер экипаж занимался швартовкой кашалота.

В последующие дни возобновить охоту не удалось. Кашалоты исчезли, и «Святой Енох», подгоняемый свежим ветром, продолжил свой путь на северо-восток.

В тот день в трёх или четырех милях впереди заметили судно, двигавшееся в том же направлении. Это был трехмачтовый барк,[80] но на большом расстоянии определить его национальность было невозможно. Однако форма корпуса и некоторые детали оснастки позволяли предположить, что в поле зрения английское судно.

К середине дня западный ветер неожиданно сменился восточным. Восточные ветры весьма опасны, но не продолжительностью, а силой, и могут шутя погубить корабль, если он не готов к встрече с ними.

В одно мгновение море закипело, на судно обрушились огромные волны. Капитан приказал привести к ветру и встретить ураган под грот-марселем, фоком, крюйселем и стакселем.

Во время этого маневра, карабкаясь по рею,[81] чтобы высвободить шкот кливера, сорвался матрос Гастине.

— Человек за бортом! — крикнул его товарищ, он видел с бака, как матрос ушел под воду.

Все быстро поднялись на палубу, а капитан поспешил на ют, чтобы руководить спасательными работами.

Не будь Гастине отличным пловцом, он бы погиб. Волнение было слишком сильным, чтобы опускать шлюпку. Оставалось одно средство — бросить спасательные круги, что и было немедленно сделано.

К несчастью, Гастине упал с наветренной стороны, и спасательные круги до него не долетели, потому что корабль сносило ветром. А потому Гастине поплыл к ним, мощно рассекая волны.

— Отдать рифы фока и брамселя! — приказал капитан Буркар.

«Святой Енох» повернул и стал приближаться к боровшемуся с волнами человеку. Гастине не замедлил ухватиться за один круг и теперь мог не сомневаться, что, если он удержится, его вытащат, как только корабль повернет на другой галс.

Неожиданно положение чудовищно осложнилось.

— Акула… акула! — закричали стоявшие на юте.

За кормой то появлялась, то исчезала в волнах одна из тех огромных акул, известных своей ненасытной прожорливостью и чудовищной силой, о которых не без основания говорят, что у них есть только челюсти и желудок. А что, если она набросится на несчастного?., если беднягу не успеют поднять на борт вовремя!

Впрочем, Гастине не видел акулы, хотя та была от него в какой-нибудь сотне футов. Он даже не слышал криков на корабле и не подозревал о грозившей ему опасности.

Два выстрела грянули одновременно. Это Эрто и Ромэн Алотт, схватив ружья в кают-компании, выстрелили в акулу. Попали они в нее или нет, не известно… Во всяком случае, страшная хищница нырнула и больше на поверхности не появлялась.

Тем временем судно стало менять курс. Но получится ли это при таком волнении? Если повернуть не удастся — что весьма вероятно при таких неблагоприятных условиях, — то маневр окажется бесполезным.

Все в тревоге замерли. На какое-то мгновение «Святой Енох» с полощущими и яростно хлопающими на ветру парусами словно замер в нерешительности. Наконец паруса забрали, и судно повернуло, дав при этом такой крен, что вода хлынула в шпигаты.[82]

Прочно закрепили шкоты, и «Святой Енох» приблизился к спасательному кругу, за который держался матрос. Ему бросили конец, и он крепко за него ухватился. Матроса уже поднимали к релингам, когда мощные челюсти вновь появившейся акулы готовы были откусить ему ногу. Едва очутившись на палубе, Гастине потерял сознание. Впрочем, доктор Фильоль без труда привел его в чувство.