С царского плеча - Дарья Калинина

И она закричала во весь голос:

— Господин Захария, выходите! Делайте, что там положено, если вы хотите, чтобы завтра все-таки состоялась свадьба вашего сына!

Назареи окаменели от ужаса. В их глазах плескалось отчаяние.

— Сестра, ты губишь надежду на свое спасение.

— Зато не трачу время на ерунду!

Но и после выступления Киры никаких изменений не произошло. Дверь в комнату отца Захария осталась закрытой. И ни единого звука из-за нее так и не донеслось. Однако демарш Киры послужил сигналом для остальных. Все по очереди сняли повязки с глаз. Настя сделала это последней. Выглядела она какой-то растерянной и даже обиженной.

— Зачем ты так? — с укором обратилась она к Кире. — Зачем скандалишь? Наверное, отец Захария сейчас находится в молитвенном состоянии. В трансе! Нельзя прерывать беседу человека с Господом, да еще так грубо!

— Настя, вернись к нам! — воскликнула Кира. — Мы сидим тут уже час или даже больше! Сколько еще можно? Старик сам назначил это время, он нас ждет. Так чего он выпендривается?

Назареи выглядели возмущенными точно так же, как и Настя.

— Не богохульствуй, нечестивица! — произнес один из них.

И снова голос был не тот. Кира слышала голоса уже четырех назареев, но ни один из них не был похож на голос того мужчины, чей разговор они с Лесей подслушали сегодня после обеда. Кто же он? Кире почему-то казалось очень важным узнать это.

— Ладно, так мы разговаривать не можем. Зайдите к вашему святому отцу, спросите, что нам делать? Да и народ на улице уже притомился ждать. Слышите вы, истуканы?

Назареи переглянулись друг с другом. На их лицах читалась растерянность. Но войти в помещение, где находился святой отец, они не решались.

— Давайте, давайте, — подталкивала их Кира. — Не бойтесь.

Нет, все бесполезно.

— Тогда я сама!

И подскочив к двери, Кира толкнула ее прежде, чем назареи оттащили ее назад. И все же поступок девушки имел важные последствия. Все поняли, что дверь в личные покои старца закрыта изнутри. А между тем отец Лешки на все призывы к нему не откликался. И постепенно возмущение уступило место беспокойству.

— Что-то тут не так, — произнес Лисица. — Он не может не слышать, какую мы тут катавасию подняли. Что же он не отвечает?

— Вдруг с ним что-то не в порядке? — вторила ему Леся. — Все-таки человек уже преклонного возраста. Сколько ему там? Восемьдесят пять? Всякое могло случиться с человеком в его годы.

Эти слова нашли наконец отклик в сердцах назареев. Теперь они тоже проявили первые признаки волнения. Это выражалось в том, что они начали переглядываться между собой куда чаще. Но сами ребята никогда не приняли бы самостоятельного решения, это было ясно всем. И Кира потребовала:

— Зовите, кто у вас тут главный после святого отца?! Зовите его сюда!

Один из назареев остался возле двери, а второй поспешно убежал. Назад он вернулся минут через десять в сопровождении невысокого мужчины, коренастого, с окладистой бородой и быстрыми умными глазами.

— Что случилось? — спросил он, почему-то обращаясь к одному Лешке.

— Да вот… сами не знаем. Отец закрылся изнутри и не открывает.

— Хм, — почесал бороду мужчина. — Не открывает?

— И не отвечает!

— Если не отвечает, значит, в молитве, — наставительно произнес мужчина.

— А если нет? Если ему стало плохо? Все-таки возраст у человека солидный.

Глаза вновь прибывшего сверкнули непонятным светом. Похоже, версия о том, что со старцем мог приключиться приступ, показалась ему весьма интересной.

— Нет, надо подождать, — все равно проговорил он после этого.

— Как подождать? — возмутилась Кира. — А если он там умирает за дверью? Вы допустите, чтобы из-за вас умер человек?

— Почему именно из-за меня? — вздрогнул мужчина. — Я-то тут при чем?

— Ну, не из-за вас именно, но из-за вашего решения. Ведь это вы не даете открыть дверь.

— Я не даю? Почему же не даю? Открывайте, пожалуйста. Бог вам судья. Желаете своевольничать, ваше дело. Лешке тому вон не привыкать. И дружков себе под стать раздобыл, тоже своевольничать любите.

— Вы нам зубы не заговаривайте, ключ от двери есть?

— Есть. И он у отца Захария.

— А как же нам попасть в помещение? Другой ход туда имеется?

— Нет.

При этом в голосе мужчины послышалось легкое сомнение, словно он не был уверен до конца в том, о чем говорил. И все же он вновь помотал своей косматой головой и повторил:

— Нет, другого хода нет!

— Окна?

— Окон тоже нет.

— Значит, это единственный вход, через который можно попасть к старцу?

— Да.

Все молча уставились на дверь, которая по-прежнему была заперта и из-за которой не раздавалось ни единого звука. Вывод из ситуации был очевиден. Во всяком случае, для Киры и ее друзей. А вот остальные что-то мешкали.

— Придется ломать дверь, — сказал Лисица. — Другого выбора у нас нет.

Эти его слова привели бородатого в состояние панического ужаса.

— О, нет! Ломать дверь в доме Божьем! Это богохульство!

— Что богохульного в том, чтобы помочь человеку остаться в живых?

— Вы не понимаете! Отца Захария нельзя беспокоить, когда он беседует с Господом!

— Если он даже и беседовал с кем-то, то уже давно прекратил. Мы тут шумим достаточно громко, за дверью нас прекрасно слышно.

На это бородатому было нечего возразить. И все равно инициативу пришлось взять на себя Эдику и Лисице. Местные были до такой степени подавлены и деморализованы происходящим, что решительно ни на что не годились. Они пытались избрать позицию сторонних наблюдателей, но Лисица не позволил им этого сделать.

— Топор тащите.

Топор появился минут через десять. И Лисица начал примеряться, как бы ему вскрыть дверь, причинив наименьший ущерб. Наконец он вставил лезвие в щель и надавил.

— Не могу этого видеть! — скорбно произнес бородатый и действительно отошел в сторонку.

Покуда Лисица ковырялся у двери, Кира подобралась поближе к Лешке и спросила, указывая на бородатого:

— А кто этот тип?

— Отец Порфирий.

— Так, ясно… А кто он?

— Ну, он у нас живет уже лет десять.

— Так недавно и уже стал вторым человеком после твоего отца?

— Может, и не так давно, но отец очень ценит Порфирия за ум и образованность. Отец Порфирий по образованию экономист, у нас он ведет всю бухгалтерию, с налоговой если возникают проблемы, это все тоже к нему.

— Одним словом, незаменимый человек.

— Он был полезен отцу и всем нам, — сдержанно отозвался Лешка.

Но Кира его ответу невольно удивилась, уже и «нам» и «нас»? С каких это пор Лешка стал так прочно отождествлять себя с членами общины? Раньше-то он до хрипоты кричал о своей независимости от отца, в том числе и финансовой. А теперь вдруг выяснилось, что отец Порфирий был полезен им «всем», включая, получается, и самого Лешку. Чудные дела тут творятся, поистине чудные.

В этот момент мысли Киры прервало появление еще одного мужчины в одежде назарея. Был он уже в возрасте, но волосы у него почти не были тронуты сединой, что придавала ему моложавый вид. Взглянув вопросительно на Лешу, он перевел взгляд на Лисицу, ломающего дверь топором.

Но спросить ничего не успел, потому что как раз в этот момент раздался резкий звук:

— Кррак!

И следом за этим испуганный голос Леси:

— Сломал! Ты все-таки сломал дверь?

— Тише, тише, все в порядке.

Лисица рукой приоткрыл дверь, показывая, что теперь возможно пройти внутрь.

— Кто пойдет первым?

И взглянув на Лешу, предложил:

— Давай ты, все-таки ты ему сын.

Лешка пожал плечами.

— Не понимаю, какое в данной ситуации это имеет значение. Может пойти кто угодно.

Но пошел все-таки сам.

Пропустив его, все друзья столпились у порога, отчего-то не решаясь зайти внутрь без приглашения. Это место, лишенное окон, было освещено лишь лампадкой, тускло мерцающей в углу. Падающие от нее на стены блики худо-бедно освещали лики святых, но они никак не могли помочь людям в том, чтобы осмотреть всю комнату целиком.

— Нужен свет!

Лисица тут же включил свой смартфон, в котором был такой мощный фонарик, что он моментально осветил всю комнату, залив ее холодным голубоватым светом.

— Отец! — кинулся Лешка к человеку, распростертому на полу. — Что с тобой, папа?

В голосе его слышалось сильное волнение, даже страх. И то, что он назвал грозного старца папой, показывало, насколько напуган Лешка.

Однако фигура оставалась неподвижной. Переодевшийся в свои черные одежды скорби, старец лежал на ковре безответный и тихий. Лешка же едва прикоснулся к телу, как почти тут же поднял на друзей искаженное ужасом лицо.

— Он весь холодный!

И попытавшись поднять тело, он закричал: