С царского плеча - Дарья Калинина

В этом друзья смогли убедиться и сами, когда после полученного «благословения» отца Захария решились пройти по поселку и его окрестностям.

Стояло лето, темнело поздно. Да еще и вечер выдался удивительно ясный, теплый и безветренный. Весь народ вышел из своих домов на улицу. К Насте уже все присмотрелись, теперь любопытство местных женщин вызывали Кира и Леся. Впрочем, если Настю они сразу же сочли своей, все-таки Лешкина невеста, то к Кире и Лесе они так бесцеремонно подойти не решались. Робели, поглядывали на них издали, но близко не подходили.

Однако когда друзья вышли за территорию поселка, небольшая толпа последовала за ними.

— Они всегда за нами следом будут ходить? — поинтересовалась Кира, которую эта непрошеная свита напрягала. — Как им объяснить, что мы хотим остаться одни?

— Боюсь, это невозможно. В поселке не существует такого понятия, как уединение, разве что за исключением уединения молитвенного. В остальном жизнь каждого члена общины должна быть насквозь прозрачна. Все знают все про каждого, скрывать людям нечего, ведь тут не грешат.

— И что же, — заинтересовалась теперь уже и Леся, — у вас совсем не случается преступлений?

— Нет.

— Не крадут, не убивают?

— Что вы! О таком мне даже слышать не приходилось. Был один пьяница, отец беседовал с ним много раз, но тот упорствовал в своем грехе. Поэтому в конце концов у отца лопнуло терпение, и он выдворил Никитку из поселка.

— Как это выдворил?

— Выгнал.

— Взял и выгнал?

— Да.

— И тот ушел?

— А что ему еще оставалось делать? Ушел, конечно, раз отец так ему велел.

— И кто теперь живет в его доме?

— Его жена и дети.

— Они остались?

— Их отец оставил, потому что они, в отличие от самого Никитки, вели жизнь праведную. Но и им тоже после изгнания блудной овцы пришлось пройти через церемонию очищения.

— Кстати, а в чем она заключается эта церемония? — спросила Настя. — Я так понимаю, нам с тобой придется завтра ее пройти?

— Да. Но ничего страшного или неприятного нам не придется делать. Сегодня мы сходим в баню и спать с тобой ляжем отдельно. А завтра отец прочитает свои молитвы, споет парочку псалмов, потом мы омоем руки, лицо и ноги в специальной чаше для омовений. Он еще помолится, и мы можем считать себя очищенными.

— Так просто?

— Ну, кажется, что просто. Но отец очень серьезно относится к такого рода вещам. Ты лучше с ним не спорь, пусть делает, как ему нравится.

— Я и не собиралась даже, — вздохнула Настя.

Они прогулялись вокруг поселка, рассмотрели тщательно ухоженные поля, на которых колосилась пшеница, рожь и ячмень. Были тут и картофельные поля, капустные и морковные — большие и опять же дотошно обработанные. Нигде ни сорняка, ни лишней веточки. Аккуратные длинные ряды, способные принести осенью богатый урожай.

Были тут и теплицы, в которых росли теплолюбивые растения: томаты, баклажаны, огурцы и даже дыни с арбузами.

— Никаких ГМО или тому подобной гадости. Отец считает недопустимым вмешательство в природу.

В поселке был собственный парк посевной и уборочной техники. Имелся свой коровник, где содержалось поселковское стадо. Имелись тут также и охраняемые рыбные пруды, в которых весело плескались жирные карпы и другая рыба.

— Можно будет поудить рыбку, если желание есть.

Но пока друзья лишь оглядывались по сторонам, впитывая в себя новые впечатления. Всюду в поселке, даже на скотном дворе царила удивительная чистота и порядок. Все коровы стояли гладкие, с веселым выражением на мордах. Днем они паслись на лугах, лишь под вечер их загоняли на дойку и ночлег. Овцы были чистенькими, еще не успевшими зарасти шерстью по самые уши, но уже довольно кругленькие и тоже веселые.

— А вот свиней отец не держит. Зато у нас есть куры, гуси, индюки и прочая птица. Есть даже голубятня, но это скорей для детской забавы, чем для еды.

— Богатое у вас хозяйство, — заметил Эдик.

— Оно создавалось не один год. Когда мой отец с его братьями приехали в Зубовку, тут ничего не было. Они все начинали строить с нуля.

— А твои дядья тоже такие строгие?

— Не знаю. Я их уже не застал. Они умерли еще до моего рождения.

— А мать или отец тебе про них не рассказывали?

— С отцом говорить бесполезно. Если он сам не захочет, то ничего не расскажет. А мама и сама не знает.

— Как это?

— Моя мама — вторая жена моего отца. От первой супруги у него было тринадцать детей — мои старшие братья и сестры. Все они, кроме Виссариона, женаты. От мамы у отца только я и моя сестра.

— А где твоя мама сейчас? — спросила Кира.

— В самом деле, — поддержала ее и Леся. — Отца мы твоего видели, а ее еще нет.

— Мама приходила.

— Приходила, издалека рукой нам помахала и ушла, — вмешалась Настя. — Разве это приветствие сына и будущей невестки?

— Маме, как и братьям, и всем остальным членам общины, запрещено полноценно общаться с нами до той поры, пока мы не пройдем обряд очищения.

— Так поэтому люди к нам не решаются подойти? — догадалась Настя. — А я все думаю, чего они со всех сторон глазеют, следом бредут, а близко не подходят.

— Заразы боятся! — хмыкнул Эдик. — Чокнутые они тут все. А твой папаша, ты уж Лешка не обижайся, больше всех!

Лешка ничуть не обиделся, он лишь сказал:

— Сколько я себя помню, он всегда был таким, ни чуточки не изменился за все эти годы.

— Сколько же лет твоему отцу?

— В следующем году ему исполнится восемьдесят пять.

— Ого! Преклонный возраст. А выглядит куда моложе.

— Здоровье у папы отменное. Ни разу не помню, чтобы он жаловался на какую-то боль где бы то ни было.

— Выходит, ты родился, когда ему было шестьдесят?

— Да. А потом родилась моя сестра. И все, больше детей у отца уже не было.

— Это и неудивительно. В таком-то почтенном возрасте уже не до детей.

— Не знаю, мне кажется, что тут дело в маме. Когда она рожала сестру, то чуть было не умерла во время родов. Я помню, как все вокруг шептались, что дело плохо. Ради спасения жизни мамы отец даже отступил от правил и пригласил в поселок врачей. Обычно он сам врачует всех занедуживших, у него дома есть даже целая аптека.

— Серьезно?

— Отец имеет звания и награды в области медицины. Но в тот раз он пригласил в поселок специалистов из города, и они сразу же увезли маму в больницу. Назад она вернулась лишь спустя месяц — слабая и очень бледная. И я помню, как долго ей потом пришлось лежать. Врачи сказали, что следующие роды ее просто убьют. Наверное, отец любит маму, поэтому он оставил ее в покое. Теперь у мамы своя комната, а отец спит в гробу.

— Что?

Подругам показалось, что Лешка так неостроумно шутит. Но оказалось, что все всерьез.

— Мой отец очень богобоязненный человек. Он счел, что неспособная родить жена и как следствие этого, прекращение размножения — это ему наказание за какой-то его грех. И с тех пор он окончательно замкнулся в себе, стал проводить еще больше времени, общаясь с Богом. Ну, и для стяжания плоти перебрался спать в гроб, который ему сделали по заказу.

Молельный дом, в котором не только отец Захария, но и все прочие жители поселка общались с Господом, друзья тоже осмотрели. Разумеется, внутрь их никто бы не пустил, но снаружи они смогли его быстренько оглядеть, потому что уже через минуту появился крепкий и широкий в плечах юноша — один из назареев, который вежливо, но твердо попросил их пройти дальше.

На этом прогулка завершилась, и вся компания вернулась в отведенный им для ночлега дом. Тут уже стоял накрытый стол, вся еда оказалась постной и очень скромной. Хлеб, овощи, свежая зелень. Ни мяса, ни рыбы, ни даже молочных продуктов, сыра там или творога, на столе не было. Из питья предлагалась вода, яблочный компот и на десерт мед и варенье из лесных ягод. Вот и вся трапеза.

Набегавшийся Ванька при виде такого ужина заметно приуныл.

— Мама, а колбаски разве нет? — жалобно поинтересовался он у матери. — И сосисок тоже нет?

— Кушай, что есть, сынок.

— Но я ничего из этого не люблю!

Обычный современный ребенок, такой просто не понимает, как можно есть какую-то там капусту, когда в мире полно копченой колбасы и гамбургеров. В результате Ванька ограничился тем, что поел хлеба и похрустел несколькими свежими огурцами, которые были очень неплохи. Даже и без мясных или молочных блюд ужин оказался достаточно сытным.

Отварная картошка, которая все-таки в итоге нашлась на плите, заботливо укутанная в одеяло, исходила ароматным теплым паром. Мелко порубленные огурчики и помидорки были обильно залиты душистым подсолнечным маслом, засыпаны укропом и другой зеленью. Хлеб был мягкий и душистый. Так что все сумели подкрепиться и решили пораньше разойтись по своим комнатам. Тем более что окна в соседних домах уже начали гаснуть.