С царского плеча - Дарья Калинина

И попытавшись поднять тело, он закричал:

— Отец! Отец, вставай!

Но его усилия поднять или как-то растормошить отца остались безрезультатными. Тело отца Захария так и оставалось безжизненным. Лисица, сунув фонарик Кире, тоже поспешил к Лешке на помощь. Увы, все было напрасно. Сделать тут было ничего нельзя. И поднявшись на ноги, Лисица произнес, глядя на остальных:

— Пульса нет, дыхание отсутствует. Он мертв, и умер, если судить по состоянию его тела, уже давно.

— Нет! — воскликнул Лешка в отчаянии. — Не может этого быть!

И упав рядом с отцом, он закричал в голос:

— Он не мог умереть! Не мог! Только не сейчас!

Горе его было велико, а голос достаточно громок, чтобы его услышали и на улице. Собравшаяся перед молельным домом толпа людей, которые пришли сюда в ожидании свершения церемонии очищения, начала волноваться. Шатаясь, Лешка поднял тело отца на руки и прежде, чем его кто-либо успел остановить, двинулся к выходу.

— Люди! — громко возвестил он, выйдя на порог дома. — Наш с вами общий отец умер! Нет с нами больше отца Захария! Он мертв!

Толпа онемела. Люди замерли, не в силах поверить своим ушам и глазам. Но всего лишь мгновение спустя из нее выбежала сравнительно молодая еще женщина, которая в страшном испуге кинулась к Лешке. Следом за ней выбежала девушка, лицом похожая на Лешку, выкрикнув лишь короткое:

— Как?!

— Мама! — сделал шаг навстречу первой женщине Лешка. — Не могу поверить в такое горе! Отец умер!

Женщина не отвечала ему. Она лишь молча смотрела на мертвое тело старца. По ее лицу невозможно было понять, какие именно чувства ее обуревают в этот момент. Шок от услышанного известия для всех был слишком велик, чтобы люди до конца могли бы осознать случившееся.

— Что произошло? — допытывалась между тем у Лешки прыткая девушка, которая, судя по сходству, была его сестрой и держалась с Лешкой куда свободнее остальных. — Алексей, что случилось?

Но Лешка не мог говорить. Слезы текли из его глаз, мешая словам выходить наружу.

— Отец… мой отец…

Он зашатался. И несколько опомнившихся мужчин подбежали к нему, бережно и почтительно приняв из рук сына тело старца. А Лешка, рыдая, упал на грудь своей матери. Теперь, со смертью отца, пали и все его запреты. И ни один голос не посмел возразить что-либо против этих объятий, несмотря на то, что церемония очищения Леши и всех остальных еще не была завершена. Люди, подавленные горем, молча стояли и смотрели на то, что происходило перед молельным домом.

Постепенно толпа начинала понимать, что случилась ужасная катастрофа. Смерть старца, основателя их общины, означала то, что привычная жизнь для них закончилась. Скоро грядут неизбежные перемены. И каковы будут эти перемены, сказать никто не мог. И люди заплакали, и люди завопили. Не только от горя, но и от страха перед ожидающим их будущим.

— Ничего себе, съездили на свадьбу, — прошептала Леся себе под нос. — Вместо праздничного угощенья хлеб и вода, а вместо веселья на пиру мы, похоже, на похороны угодили!

Но оказалось, что самое худшее ждет их всех еще впереди. Лисица, который наконец добился, чтобы ему принесли фонарь помощнее, теперь осматривал комнату. Неожиданно он вновь опустился на колени и прикоснулся к ворсу ковра, которым был застелен центр комнаты. Алый ворс показался ему влажным еще раньше. Заинтересовавшись теперь этим обстоятельством, Лисица, наконец, прикоснулся к ковру.

— Ну да, мокро, — пробормотал он.

Затем он задумчиво потер ставшие внезапно липкими пальцы, лицо его вновь выразило сомнение. Потом он поднес свои пальцы к носу и вздрогнул, окончательно узнав знакомый сладковатый запах крови. Следом за этим Лисица вскочил на ноги и кинулся следом за мужчинами, уносящими тело старца.

— Стойте! — крикнул он им на бегу.

А подскочив ближе, принялся ощупывать тело покойного. Поднимал руки, ноги, проверял складки одежды. От такого обращения по толпе вновь пошел гул возмущения. Наверное, для Лисицы его выходка могла бы плохо закончиться, но внезапно он воскликнул:

— Кровь! Смотрите, на нем всюду кровь! Ряса вся пропиталась ею! Это не просто смерть, это убийство!

Вот теперь в толпе возник настоящий ропот. Он нарастал и ширился.

— Ложь! — доносились отдельные выкрики. — Не может такого быть!

— Чужеземец, ты ошибаешься!

— Кто ты такой, чтобы прикасаться к святому отцу?

— Нечестивец!

— Побить его!

— Тащите камни!

Ситуация складывалась и вовсе критическая. И тут Лешка неожиданно встал рядом с Лисицей.

— Я сын своего отца, — неожиданно грозным голосом произнес он. — И я говорю вам, уймитесь! Мой отец умер, истинно говорю вам! Но если с ним случилась не простая смерть, если его убили, мы найдем и покараем его убийцу. А человек, принесший нам эту весть, не виновен!

Толпа тут же покорно отступила назад, явно признавая права Лешки говорить с ними в таком тоне.

— Перенесем тело отца в наш дом, — сказал Лешка мужчинам, которые продолжали держать тело старца в руках. — Там мы осмотрим его и вместе решим, как быть дальше.

Никто не осмелился ему возразить. И траурная процессия двинулась через весь поселок. Из домов выбегали люди, узнавали, в чем дело, и тоже принимались плакать. Так что к тому моменту, когда тело покойного прибыло к его дому, весь поселок уже знал о случившемся несчастье.

Однако в дом вошли лишь те, кого допустил туда Леша. Друзья тоже оказались в числе избранных. Также тут был и отец Порфирий, и мать самого Леши. А еще несколько назареев из числа наиболее приближенных к покойному. Кроме того, встречать их вышла хоть и немолодая, но еще крепенькая тетенька с недобрым лицом и сжатыми губами. Узрев тело старца, она побледнела еще больше. А увидев друзей, зло зашипела на них:

— Прочь! Нечистые должны покинуть дом святого человека!

— Помолчи! — велел ей Лешка. — Честно, не до тебя сейчас!

После этого неприятного вида тетка не произнесла больше ни слова и сразу же скрылась в дальних помещениях дома.

Уложив старца на стол, сыщики осмотрели его тело. И стало ясно: первоначальная версия Лисицы о насильственном характере смерти отца Захария совершенно правильна. Складки кожи на шее и густая окладистая борода прикрывали небольшое отверстие, которое стало видно на коже, когда с нее смыли кровавые подтеки.

— Отсюда и вытекла кровь, которую я обнаружил в помещении для молитвы. Твоего отца убили!

— Это еще не факт.

— Что тут думать? Посмотри сам, на его шее колотая рана. Он не мог нанести ее себе сам, потому что во всей комнате нету ничего, что можно было бы использовать для нанесения такой раны.

— Нет, — помотал головой Лешка. — Я не могу в такое поверить. Убийство? У нас? Такого никогда не случалось!

— Но случилось.

— Нет, просто невозможно.

И Лешка опустил голову на руки. Охватившие его чувства были слишком сильны, чтобы он мог показывать их окружающим.

— Я не могу поверить в такое кощунство, — пробормотал он наконец. — Кто мог покуситься на жизнь отца? Да еще в таком святом месте!

— Я бы сказал, что это сделал человек абсолютно неверующий, — предположил Лисица.

— Чужак! — встрепенулся Лешка. — К нам проник кто-то чужой!

— Эй, ты поосторожнее в выборе выражений. Мы твоего отца почти не знали. Зачем нам его убивать? Пусть он нас встретил и не очень ласково, но это его право.

— Нет, друзья, не про вас речь! В поселок проник кто-то совсем посторонний. Кто-то такой, кто люто ненавидел отца и всех нас! Кто-то, кто пожелал причинить нам всем такое огромное горе!

— А что? Есть и такие?

Лешка помедлил, потом вопросительно взглянул на свою мать, отца Порфирия и остальных. Те ответили ему лишь взглядами, достаточно выразительными для того, чтобы понять: все эти люди знают нечто такое, что могло привести к смерти отца Захария. Но вместе с тем взгляды были недостаточно информативны, чтобы сыщикам удалось понять, что же такое случилось в жизни поселка, что теперь привело к такой ужасной трагедии.

— Так что? — повторил свой вопрос Лисица, так как Лешка и остальные по-прежнему смущенно мялись. — У твоего отца были враги?

Но вместо Леши ответила его мать.

— Нечестивцы, — дрожащим голосом произнесла она. — Нечестивцы, изгнанные моим мужем из нашей общины, вернулись, чтобы отомстить ему!

Кира с Лесей даже подпрыгнули, услышав этот голос. Они впервые слышали голос Лешкиной матери так близко, и теперь не могли поверить своим ушам. Именно этот женский голос они слышали сегодня днем у них в саду. Это она та самая Мила, которая разговаривала возле забора. Это к ней обращался по имени один из назареев. И это она склоняла его явно к чему-то если не опасному, то запретному, это уж совершенно точно.

И чтобы подтвердить свою догадку, Кира спросила у Лешкиной матери: