В паутине - Кир Луковкин

— Солдаты, — сказал командир, — Родина в опасности. Вы должны защитить нашу страну от угрозы, от агрессии, направленной против нас иностранными захватчиками. Ваша дивизия направляется к южному фронту. Отказ от исполнения долга приравнивается к особо тяжкому преступлению. Нарушитель идет под трибунал.

Несколько офицеров вытащили на подоконник комендатуры здоровенный динамик. Грянул гимн, они запели. Потом вышел генерал с грустными глазами и напутствовал их прощальной речью. "Ура, ура, ура!" — кричали они во весь голос (с финальными аккордами небо раздалось раскатами).

У Паука защемило в груди. Где-то он это уже видел.

Их погрузили в фургоны и колона отправилась по шоссе.

Внутри было тесно, стоял острый запах пота и нечистот. Паук вцепился в оружие и зажмурился. Ехали молча, самые бойкие тихо матерились.

— Подохнем, пацаны, подохнем…

— У меня спирт есть… Только мало.

— Ну что пидор, штаны ещё не зассал? Э!

— Да он уже умер наверное, не трогай его!

— Га-а-а!! Тогда давай снимем одежду и ствол…

Паука схватило несколько потных рук потянуло в разные стороны. Паук издал самый яростный вопль, на который был способен, и двинул одному прикладом в челюсть, а еще кого-то пихнул сапогом.

— Не подходи! Убью!

— Су-у-ка… — захныкал пострадавший, булькая кровью, — Ну, я тебе…

— Мочи козла! — азартно крикнул второй, явно рассчитывая на массовую поддержку, но никто особого энтузиазма не выказал. Бойцы молча хлопали глазами.

— Уймитесь, уроды! — гаркнул солдат в дальнем углу, — Не время!

Брезент со свистом скребли ветви, дождь не ослабевал, молнии сверкали.

— Свое еще получишь, — прошипел зачинщик.

Они тряслись в грузовике почти всю ночь, Паук даже успел пару часов поспать. Гроза утихла, ее сменило странное рокотание у самого горизонта.

— ЗК, — сказал ему коренастый широколобый солдат, — Выставили по периметру границы и палят.

— Война?

Солдат не ответил, широко улыбнулся, мол, догадливый.

Их выстроили возле поста пока транспорт заправлялся. Комбат с сигаретой в зубах без всяких церемоний сказал:

— Короче, пацаны, организована боевая операция по вытеснению физической силы противника с приграничных территорий, — махнул рукой на бровку лесополосы в километре за полем, — Они там. Продвигаются медленно, но верно. Вопросы.

Молчание. Солдаты угрюмо почесываются.

— Нет вопросов? — удивился комбат, — Вам неинтересно, откуда началось все это г. говно? вам без разницы, что там пули свистят? Вы хоть понимаете, что происходит?!

Паук выступил вперед на два шага.

— Товарищ командир, я не понимаю, что происходит.

Все оглушительно хохочут.

— Ну, один нашелся, — ухмыльнулся комбат, — Довожу до твоего сведения, солдат, что идет война с Союзом Атланты, идет вот уже три дня, шесть часов, десять минут и пять секунд, что от ядерных ударов уничтожены ровно тридцать миллионов наших соотечественников в Москве и Питере, тридцать, — он хлопнул перед носом Паука ладонями, — Раз! И испарились, и нету их! И это в первый день. Вчера, несмотря на нашу систему ПВО, упало десять снарядов, и я не знаю число погибших. Ракет слишком много, они сыпятся как град. Но ничего, мы этим ублюдкам тоже задали жару, — Он схватил Паука за шею и притянул к себе, — Ты чувствуешь, как дрожит земля? Это они. Скоро они придут сюда, убивать тех кто выжил, — и уже громче, чтобы остальные слышали, — В стране разруха, столица погребена под обломками. Говорят, всюду паника. Они хотят воспользоваться суматохой и нанести удар. Им давно нужна была наша земля, наши жизни. Отряды десантников высаживаются на берега. Идут воздушные бои. Они бросили на нас все свои силы, слышите?! Бомбежки кончились. Родина в руинах.

— А командование? Правительство? Президент? — спрашивали у комбата. Тот ходил взад-вперед по мокрой траве, раскуривая отсыревший фильтр.

— Объявлена всеобщая мобилизация. Ситуация под контролем, мы поддерживаем связь с центром. Генерал Власов говорит что это заслуга во многом наших военных спутников. Больше я не знаю ничего.

Вскоре ему доложили, что можно двигаться дальше. Брезент сняли, подул свежий ветерок, лица обидчиков стали видны. На Паука злобно смотрел прыщавый рыжий черт с опухшим носом, и еще двое, татарва, грызли семечки. Паук где-то читал, что если смотреть в глаза противнику он тебя зауважает. Их ротой командовал какой-то вертлявый усатый офицер, у него еще был тик правой скулы. Едва они подъехали к точке высадки, офицер приказал, чтобы дивизия выстроилась в заградительную линию — растянулась на отрезке в километр. Рядовых заставил рыть окопы, а сам удалился в палатку с двумя другими офицерами. Паук ковырял каменистую землю, все повторяя про себя: война, война, ракеты. Канонада стихла.

Подошел ротный, назвал фамилию:

— Тебя Тарасов вызывает.

В палатке воняло соляркой и авиационным спиртом, сам Тарасов двигал стаканы и мотал головой в разные стороны. Сослуживцы его, видимо уже расслабились, развалились на кушетках, слушали сводки с фронтов. Тарасов рыгнул и только потом смог выдавить:

— Пойдешь в разведку с Майковым и Ломовым. Задача: установить численность и….и степень вооружения…п-противника. Задача ясна?

— Так точно.

В палатку втиснулись татарин и рыжий, прибыли, мол, по вашему приказу. Паук сжал кулаки. Рыжий оказался сержантом, его Тарасов назначил командиром разведотряда. Паук не знал, что его ждет, он старался быть готовым ко всему. Он будет действовать по уставу.

Над полем кружили стайки птиц. Свежий прохладный воздух щекотал легкие. В такие часы будет приятно умереть. Но я подороже продам свою жизнь. Мы идем вереницей, я посередине, черножопая сволочь дышит в спину, рыжий сержантик топает впереди. Сержантику лет двадцать.

У края лесополосы двое солдат стояли на посту.

— Мы на разведку, — сказал рыжий, — Если через два часа не вернемся, доложите командованию.

Один из солдат, с нескладными чертами лица, кивнул.

— Вы поосторожнее. Я с выжившими из 120-ой роты говорил, и слышал, что они вооружены какой-то супертехникой.

— Ничего, меня в учебке и на диверсанта тоже готовили, — он повернулся к Пауку и татарину, — За мной.

Шли минут десять по нейтральной зоне. Рыжий отдал приказ привести оружие в боевое положение. Паук взмок от пота, ощущая нестерпимую боль в животе. И позывы. Они переоделись в камуфляжную форму — "зеленку". Дальше двинулись перебежками. Татарин перестал улыбаться.

— Нападение противника вероятнее всего ночью, — шепнул рыжий, впервые обратившись к Пауку, — Днем идут приготовления. Ты чего какой набыченный, фраер? Обиделся что ли? — и указал на него татарину: смотри. Тот произнес что-то на своем языке. Очевидно ругательство.