Музыка из окна - Константин Ваншенкин

Гребень

Через жестокий гребень лет,Из тех долин, где все так мило,Как облако через хребет,Жизнь явственно перевалила.

Не удержалось, нам назло,То облако на перевале,А вниз неспешно поползло,Как мы не раз подозревали.

…Вы недостаточно мудры,Что все ж простительно поэту:Вы — по ту сторону горы,А мы теперь уже по эту.

Запоздалая ода

Высокая одаСанбату военной страды.Зеленки и йода,И крови остывшей следы

На рваной простынке,На прежде стерильном бинте,В простенке, на синькеРассвета, на ближнем кусте.

И запахи гноя,И отзвуки передовой,И пуля, что, ноя,Над самой прошла головой

Хирурга, чей скальпельРешает солдата судьбу…И точечки капельЕще у обоих на лбу.

Инвалид

Отмеченный войнойНа смертных берегах,Он был то на одной,А то на двух ногах:

То палкой мерил шлях,Вернее, тротуар,А то на костыляхМелькал, еще не стар.

Он возникал вдали,Без очереди лез…Сутулят костыли,Стройнит ножной протез.

Дед

В голубом берете старый дедВозится на огороде.В остальном он, собственно, одетКак обычно вроде.

Может быть, десантником служил,Когда был он в силе?Но любой поправит старожил,Что тогда такое не носили.

Приглушенный памяти набатСлышен неустанно…Но вернулся внук пять дней назадИз Афганистана.

Потому-то, солнышком согрет,Все денечки этиШебаршит у дома старый дедВ голубом берете.

Подчасок

Часовой с подчаском —Как пастух с подпаском.

Там большое стадоТребует помочь.Здесь — огромность складаИ глухая ночь.

Никого на свете,Только мы вдвоемНа одной планете,На посту своем.

Дохожу до края.Оторопь берет.За угол ступая,Штык сую вперед.

Никого. И — снова.Вот луна взошла.Вижу часовогоУ того угла.

В сне, довольно частом,Столько лет подрядЧасовой с подчаскомНа посту стоят.

Сестренка

Подбеги ко мне, сестренка,Рядом упади.Знать, сломалась шестеренкаУ меня в груди.

Только что бежал я смело,Автомат неся.Вдруг пред взором потемнело.Жизнь, наверно, вся.

Рана, кажется, сквозная.Шепот над плечом…Я теперь лежу, не зная,Вспоминать о чем.

Попросить бы мне сестренкуОтползти со мной в сторонкуИ поцеловать меняНа закате дня.

Давнее

Вернуть опятьСвои повадки,Часок поспатьНа плащ-палатке.

Предгорья Альп,Зари полоска.Прозрачный альтУ подголоска.

В дыму, в пыли,—Без аллегорий,—Сквозь ад прошлиДо тех предгорий.

Пиджак

Удовольствие в зрачках,А всего по той причине,Что пиджак его в значках,В разноцветной их пучине.

А ведь дожил до седин,И такой концерт затеян!..Орден истинный одинВ пестроте сплошной затерян.

«Осенены своим Гербом…»

Осенены своим Гербом —Серпом и молотом и прочим,Что нашим поднято горбом,Трудом крестьянским и рабочим.

Озарены своей звездой,Ее привычными лучами,Что в годы бедствий и в застойВсегда горела за плечами.

Оглушены… Оркестров гром —И Гимн плывет над отчим краем…Но только сами не поемИ слов по-прежнему не знаем.

«Без боли говорить об Украине?..»

Без боли говорить об Украине?..Казалось — даль, а нынче смотришь — близь!Скажи, ну как же быть твоей равнине —Хоть отдались она, хоть отделись?

Хоть отелись теленком рыже-белым,А может быть, и желто-голубым,Как поступить с тем страшным черным деломС Чернобылем, навеки горевым?

Сто лет пройдет, и двести, да и триста,Он прорастет сквозь наши мозг и кровь.Ах, долго будет длиться эта тризна,Основа ей — небрежная любовь.

Мы связаны немыслимой порукой,Той круговой, а также и судьбой.Смотри, и Белоруссия с Калугой,И Брянск, и Тула рядышком с тобой.

«Увы! Не старость, не война…»

Увы! Не старость, не война —Какая-то иная силаЕго внезапно подкосила.В том вряд ли есть твоя вина.

Тебе ж — морщины, седина.Ах, Боже мой, не в этом дело.Ты здесь другое разглядела:Дорога разъединена.

Делила с ним свою судьбу,Но смерти выпрямилось жало.Тот, с кем в постели ты лежала,Теперь один лежит в гробу.

Надпись на книге прозы

Для будущего гения пишу.Пускай берет бесценные детали.Себя упоминать я не прошу,Лишь бы они роман его питали.

Характеры напишет, глубоки,Солдата, женщины и полководца.Поднимет сводки, схемы, дневники,Но без меня и тут не обойдется.

Я сам под дудку прошлого пляшу,Осколок отходящих поколений.Для будущего гения пишу.Пускай берет! Но только, если гений.

«У колодца и у колонки…»

У колодца и у колонкиВедра подняты тяжело…От повестки до похоронкиВремя, кажется, вмиг прошло.

Снова ночи весной белесы,Надрывается соловей.Снова женские эти слезыС каждым вечером солоней.

Кушка

Дальше Кушки не пошлют.

Меньше взвода не дадут.

Курсантское изречение

Дальше Кушки не пошлют!А пожалуйста — послалиВ тот неслыханный маршрут,В те расплывчатые дали,

Где барханы и жара,Где тельняшки пропотели,И домой писать пораПро бои и про потери.

А недавний лютый знойПриграничной нашей КушкиТенью кажется сквозной,Вроде детства и опушки.

«Окончился жестокий торг…»

Окончился жестокий торг.Смерть выиграла это дело.Доставлено в московский моргЕго истерзанное тело.

На серебристом корабле —Через ущелья и пустыни,Леса, текущие во мгле,И небеса в прозрачной сини.

Вблизи товарищей своихЛежал в ночном холодном зале.Сквозил туман. Рассвет был тих.Родители еще не знали.

Он слышал дальнюю трубу,Но высшего не слышал гласа,Солдат в запаянном гробуС окошечком из плексигласа.

Стансы

Суровые стансы!Подставив под ухо ладонь,Кремлевские старцыПогнали мальчишек в огонь.

На смертные муки,По горьким и страшным местам.Их личные внуки,Наверное, были не там.

Без всякого толкуПод скрип их вставных челюстейШвырнули как в топкуЦвет наших десантных частей.

«Тете Зине…»

Тете ЗинеИз КабулаПоступил казенный гроб.Сапоги она обула,Вышла, села на сугроб.

Сражена нездешней зоной,Непонятною войной.Как бывает! Гроб казенныйА сыночек-то родной…

«Кончай ночевать!..»

— Кончай ночевать! —В пестроте привалаНам ротный опятьГаркнул, как бывало.

Средь дня дальше в путьПоднимая роту,—Не числя ничутьЭто за остроту.

С чего начинатьНовую дорогу?«Кончай ночевать!» —Помню, слава богу.

Так бьет на ветруПесня, залетая.Так мчит поутруТучка золотая.

Мой стих