Музыка из окна - Константин Ваншенкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прилет птиц
Тянет маем.Есть кворум.ОткрываемНаш форум.
Свищут перья.А вотумЕсть доверья?Да вот он.
Это простоЖизнь в силеСтроит гнездаСредь сини.
«Весна текла со всех сторон…»
Весна текла со всех сторон,Сиренью веяла,Когда в родильном доме онСошел с конвейера.
Когда сошел со стапелейНочным корабликом,А тьма за шумом тополейШумела «рафиком»,
Трамваем где-то невдали,—То с высших лон ужеБесстрастно линзы навелиНа несмышленыша.
Детский хор
Пасмурные небесаВроде укора.Ангельские голосаДетского хора.
Трепетно-нежный полет,Длящийся влажно.Что этот мальчик поет —Даже неважно.
Да и гораздо важнейЦарственной свитыТо, что они уже с нейЗапросто слиты.
«Тише воды…»
Тише воды,Ниже травы.
Горше беды,Злее молвы.
Громче мольбы,Выше вины.
Строже судьбы,Хуже войны.
«Я лежал на земле, повторяя…»
Я лежал на земле, повторяяБедным телом любой бугорокИ ложбинку,— ночная, сыраяСтепь тянулась вдали от дорог.
Не по званью и не по ранжируПосредине холодных степейМы притерлись к огромному мируКаждой клеточкой жизни своей.
«Весной в лесу стоит шумок…»
Весной в лесу стоит шумок.Вверху постреливают почки,И первой зелени дымокПоказывает коготочки.
А осенью шуршит листва,Шумящая, но неживая,И с веток валится, едваДругие ветки задевая.
И гуси медленным крыломПересекают небо кстати.…Скажи, откуда ж буреломПри этой вечной благодати?
Вот и кончилась эта путаница
Вот и кончилась эта путаница,И у бедного мужикаОтлетела душа, как пуговицаОтлетает от пиджака.
Искусственный свет
Сквозь голубой кристаллФабричного окнаСвет неживой хлесталСильнее, чем луна.
И кто его дневнымПридумал называть?Он явно был иным,Нездешнему под стать.
Он действовал на всехВ страде ночей и дней.Те, что входили в цех,Вдруг делались бледней.
И что бы мы в свой срокНи думали о нем,Он никому не могКазаться белым днем.
Высокий штиль
Отчетливое совпаденье —В который разНе просто сон, а сновиденьеВ рассветный час.
Не просто дом у поворота —Скорей, очаг.И не в глазах стоит забота —Скорей, в очах.
Не говорим высоким штилем,Который чужд.Но коль случится, то осилимСредь прочих нужд.
Слово
В те и в эти года,В стуже, в туманеНе держал никогдаФиги в кармане.
Про любовь, про войнуВ трудные срокиЯ писал, как одну,Разные строки.
А таких, что в печать,Посмотрев строго,Не хотели пускать,—Их не так много.
Это о писаряхИ — о салюте,И что боль, да и страх,Превзошли люди.
И о тридцать седьмом,О Борисе и Павле.Но в стихе-то самомКрамолы ни капли.
Нынче можно писать,Раз пошли сдвиги.Но в кармане опятьНикакой фиги.
О любви, о себе,О войне сноваИ о вашей судьбеУ меня слово.
«Председатель над залом возрос…»
Председатель над залом возрос:— Ты, братишка, откеда?..—И на этот суровый вопросОтвечает анкета,
Где превыше любого стиха,Что придумал марака:— Я, товарищи, сын пастуха…—Или: — Я — из барака…
Мы повсюду стоим на своем,И по правилам высшимМы вне конкурса нынче живем,Поступаем и пишем.
Но какая висит тишина,Если вдруг у партийцаОказалась дворянкой жена!..Позже это простится.
И какой-нибудь новый зампред,Чей был дед из барака,Снимет старый негласный запретВ отношении брака.
И гордиться надумает вновь,Как оливковой веткой,Пролетарская красная кровьГолубою подсветкой.
Что за мир под окошком шумит —Не привал и не табор.И немножечко сердце щемитОт внезапных метафор.
Сколько попусту ни городиТех комиссий-коллегий,Упаси нас, Господь, впередиОт былых привилегий.
«Жизнь младенчески любя…»
Жизнь младенчески любя,Все мечтал чечетку сбацать.Не печатали тебяЛет пятнадцать или двадцать.
Серым волком по лесамСлыл — достаточно похоже.А сказать точнее: самНе впечатывался тоже.
Но теперь ты на коне,Слава богу, все в порядке.Проступают, как в окне,Твои прежние повадки.
И когда в твоей судьбеОдобренья слышен говор,Проявляется в тебеДавний юношеский гонор.
Даже в зрелые лета,Проплывающие мимо,Глупость нежная — и та,Видимо, неистребима.
Мемуары
Случайно коснулся колена,Нарочно высокой груди.Бегите из плена и тлена,Пока еще свет впереди.
Не верьте рассказам и сплетням.Но ведь подтверждается тутИзвестье, что женщины в среднемДействительно дольше живут.
Отбросьте неясные слухи,Завалы словесной трухи.Но ведь этой глупой старухеТогда посвящали стихи.
Крановщик
Со своим громоздким краномПо столице кочевал,Памятники корчевал,Что поставлены тиранам,Бил по стенам, как тараном:Помешала — наповал.
И над каждым котлованомРос, на смену деревянным,Новых стен девятый вал.
«Больной безмерно утомил…»
Больной безмерно утомил,Что вдруг случается с больными,Когда не остается силИх видеть и возиться с ними.
Но в воскресенье поутруЕй показалось это дико.Шумели ветви на ветру,А на душе все было тихо.
И раздражение больнымИсчезло. Возвратилась жалость.Теплом повеяло былым,Но безотчетно сердце сжалось.
«Сказали: — Пора прощаться!..»
Сказали: — Пора прощаться! —И в хлынувшей тишинеПечально друзья стояли,С ним словно наедине.
А женщины, провожаяПоэта в последний путь,Отталкивая друг друга,Валились ему на грудь.
Виктор Попков
Вот ведь как! Судьба не сахар.Но заплакать нету сил.По ошибке инкассаторЖивописца застрелил.
Тот подумал у «Арагви»,Что пред ним стоит такси,Начал дергать дверь — а развеМало дури на Руси?
Жизнь потеряна задаром,А ведь как была нужна!Над московским тротуаромТраурная тишина.
И над северной деревней,Где усопший был рожден,Плачет высь порою летнейТихим меленьким дождем.
Бабки, этот дождик видяНад холодной рябью рек,Говорят о том, что ВитяБыл хороший человек.
Баллада о двух составах
