Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе - Уорд Фарнсворт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То же самое можно сказать и об умении проводить различия, ценности говорить истину и любом другом атрибуте и побочном продукте метода. Все они в совокупности формируют сократическую этику, которая делается вездесущей, – это уже не техника, а образ жизни. Не нужно ждать момента, когда вы встретите подходящего собеседника, который согласится на сократическую прожарку: ожидание может затянуться. Вы ведете себя сократически уже тогда, когда со скепсисом отклоняете простые ответы, глубоко продумываете вопросы и помните о своем невежестве. Это отнюдь не скромные цели: по сути, они меняют отношение человека ко всему вокруг. Посмотреть, как все это работает в диалогах, – прекрасный способ ощутить их ценность; но эта ценность для каждого из нас будет являть себя не в аналогичных диалогах, которые мы ведем, в общем-то, редко, – она будет раскрываться в наших подходах к житейским проблемам, демонстрируемых каждый день.
Сократическая этика помогает также разобраться с довольно типичной жизненной ситуацией. Некоторые люди годами бьются над трудными вопросами и никак не могут успокоиться. Временами они с завистью смотрят на тех, кто, как им кажется, нашел правильный ответ гораздо раньше. Не найдя собственного ответа, они ощущают незавершенность, словно прошли путь лишь наполовину или не дописали контрольную. Но для сократического миросозерцания все выглядит по-другому. Неудовлетворенность ответами, которые мы даем себе, есть симптом здравомыслия. Готовность же довольствоваться ими означает уступку своего рода комфорту, всегда обманчивому, каким бы привлекательным и заслуженным он порой ни казался. Сократический образ жизни представляет собой стремление к иному комфорту – с неопределенностью, ошибками и убеждениями, которые всегда остаются лишь предварительными. С этой точки зрения хорошая жизнь не результат, достигаемый победой в борьбе. Хорошая жизнь – это сама борьба.
4
Сократическая функция
В этой главе метод Сократа рассматривается скорее как способ саморефлексии, а не общения с другими. Это существенная перспектива, которую следует учитывать с самого начала, поскольку в ней метод становится доступным всем, а не только специалистам. Похоже, именно так подходил к нему и сам Платон.
Проверка себя. Общеизвестно, что Сократ хотел научить людей думать. Тем не менее некоторые по-прежнему удивляются, когда кто-то описывает метод Сократа как индивидуальную деятельность, а не для двоих. Сам Сократ, однако, говорит нам, что по-философски трактуемая жизнь состоит в том, чтобы «испытывать себя и других»[63]. Таким образом, проверка себя – часть его миссии, и Платон открыто сравнивает мыслительный процесс с общением людей между собой. Это два варианта одного и того же явления.
Теэтет, 189e–190a
СОКРАТ. То ли ты называешь «мыслить», что и я?
ТЕЭТЕТ. А что называешь так ты?
СОКРАТ. Я называю так рассуждение, которое душа ведет сама с собою о том, что она наблюдает. Объясняю тебе это как человек, который сам ничего не знает. Я воображаю, что, мысля, она делает не что иное, как рассуждает, сама себя спрашивая и отвечая, утверждая и отрицая. Когда же она, медленнее или живее уловив что-то, определяет это и более не колеблется, – тогда мы считаем это ее мнением. Так что, по мне, иметь мнение – значит рассуждать, а мнение – это словесное выражение, но без участия голоса и обращенное не к кому-то другому, а к самому себе, молча.
Сравните эту мысль с тем, что говорит Платон в «Софисте» (в этом диалоге Сократ появляется лишь мельком):
Софист, 263e
ЧУЖЕЗЕМЕЦ. Не есть ли мысль и речь одно и то же, за исключением лишь того, что происходящая внутри души беззвучная беседа ее с самой собой и называется у нас мышлением?
Процесс вопрошания себя хорошо проиллюстрирован в диалоге «Гиппий больший»[64]. Здесь Сократ говорит Гиппию, что ему – Сократу – нужна помощь в ответе на вопросы неназванного вопрошающего. Постепенно становится понятно (читателю, но не Гиппию), что речь идет об alter ego Сократа, которое задает ему вопросы. Этот внутренний вопрошающий – грубый собеседник, сыплющий насмешками и оскорблениями[65]. Гиппий недоумевает, кто же мог так беспощадно обойтись с Сократом.
Гиппий больший, 288d, 290e
ГИППИЙ. О каком человеке ты говоришь, Сократ? И произносить-то вслух негоже вопросы, которые задает этот человек!
СОКРАТ. Такой уж он человек, Гиппий, не изящный, а грубоватый, и ни о чем другом не заботится, а только об истине. Но все-таки надо ему ответить…
ГИППИЙ. Скажи ты мне, кто он такой?
СОКРАТ. Ты не узнал бы его, если бы я назвал его имя.
ГИППИЙ. Но я и так уже вижу, что это какой-то невежда.
СОКРАТ. Он очень надоедлив, Гиппий.
И Сократ раскрывает тактику вопрошающего: я ему одно, а он мне другое, я ему еще что-то, а он поднимает меня на смех. «Этот человек упорен и ничему не верит на слово» (289e). Иначе говоря, аргументы, используемые вопрошающим против Сократа, аналогичны тем, которые Сократ использует против других. Только они еще более жестоки.
Безусловно, в общении с другими людьми есть свои огромные преимущества. Некоторые из них мы рассмотрим ниже. Но пока важно подчеркнуть, что в диалогах отмечается близкое сходство между беседой с другими людьми и размышлением наедине с собой. Первое может послужить тренировкой для второго[66].
Мысли вслух. В качестве свидетеля, готового выступить в защиту сократического метода, применяемого сольно, мы могли бы вызвать самого Платона. Почему он писал диалоги вместо того, чтобы просто излагать свои мысли? Точного объяснения у нас нет, но зато есть множество версий. Не исключено, что диалог мог задумываться либо как драматический прием, либо как способ дистанцироваться от утверждений, выдвинутых персонажами[67]. Но я обратил бы внимание на другую теорию: возможно, диалоги служили Платону способом поговорить с самим собой[68]. Он создавал их, чтобы проработать собственные конкурирующие линии рассуждений, приписывая их своим персонажам. Именно так представлял себе это Милль:
Что касается самого Платона, существует вероятность, что в его жизни был период, когда он, по чисто умозрительным соображениям, был настоящим Искателем, подвергающим сомнению любое мнение и подчеркивающим связанные с ними сложности, и что именно в этот период были написаны важнейшие его диалоги с самых разных точек зрения, каждая из которых отражала новейшую цепочку его рассуждений на ту или иную тему[69].
Видеть в диалоговых персонажах различные грани ума самого Платона весьма полезно: это позволяет лучше осознать ценность его диалогов для нашего времени. Они способны послужить образцом способа, как размышлять самостоятельно, для нынешних людей. Конечно, труд любого философа – будь то трактат или эссе – можно рассматривать как способ мышления, который читателю предлагается перенять. Но диалог особенно пригоден для подобной цели. В вопросах и ответах звучит живой ток мысли. Эссе или лекция – это, как правило, мысль, которая уже отзвучала, а затем была отшлифована автором и представлена публике; сам процесс ее появления на свет здесь не виден. Обычно это неплохо; если вы знаете свою мысль и хотите поделиться ею с другими, имеет смысл преподносить ее напрямую. Но если вы хотите предъявить модель достижения этой мысли, то есть того, что делать, чтобы понять, что именно вы думаете, диалог подходит идеально, поскольку иллюстрирует процесс этих поисков. Платоновские диалоги – настоящие исследования, посвященные тому, как размышлять о сложнейших материях. В них показано, как он сам делает это[70]. А написание собственных миниатюрных диалогов стало бы эффективным способом привести в порядок собственные мысли и приобщить себя к сократическому методу.
Подобный подход к диалогам
